Страница 4 из 8
– Ее посадили. На поле сорвала колоски зерна, набила ими карман. Парторг поймал. Дали восемь лет.
– А дети? Ведь мужик ее сгинул на войне.
– Они в детдоме, все четверо. Родня не взяла их к себе, сами впроголодь живут.
– Что ж это творится, сестренка? Дашка была комсомолкой, отличницей, потом в колхозе трудилась как ломовая лошадь.
– У нас еще тихо насчет посадок. В соседнем колхозе в неволю угнали половину баб, несколько мужиков. А подростков, если поймают на воровстве, руководство жалеет. В первый раз выпорют кнутом, во второй – тоже в тюрьму. Парторг говорит, что это линия партии. Если будем прощать – страна с голоду сдохнет.
Разговор прервал Александр Владимирович:
– Хватит балаболить. Собирайте детей, двинем к нам. Мужикам надобно утром на завод. Вы переночуете у нас. Чай, Валя, родной дом не забыла?
– Ой, батя. Я скучаю по дому.
– Не жалеешь, что за Егоркой махнула в деревню?
– Жалей, не жалей – уже ничего не исправишь. Прикипела я к деревне. Там до войны хорошая жизнь протекала. Это сейчас каторга.
– Так возвращайтесь домой.
– Не могу, папа, документы никто не даст. Да и ты нас учил от трудностей не бегать, не предавать ни людей, ни дело.
– Как знаешь, дочка. Запомни: жизнь у человека одна. Колхозное рабство может длиться очень долго.
– Прикуси язык, папа. Иногда у стен бывают уши.
Утром мужчины уехали на завод. Пока Сергей Семенович проводил планерку, Егор выправил в бухгалтерии документы на гвозди.
Наконец директор нашел свободное время.
– Что скажешь, свояк?
– Впечатляет. Цеха – как футбольные поля. Люди, словно муравьи, копошатся у станков. Словом, военная дисциплина.
– Недаром завод носит гордое имя «Буревестник».
Егор поперхнулся:
– У нашего колхоза такое же имя.
– И вы, свояк, подниметесь на высоту. Наш завод когда-то находился в сараях.
– Какую продукцию выпускаете?
Директор оглянулся по сторонам, чуть ли не шепотом ответил:
– Двигатели для военных катеров.
В это время недалеко от них послышался шум. Они оглянулись и обомлели. На лестничной площадке стоял мужчина и кричал. Лицо багровое, гневное. Он не только кричал, но и рычал:
– Не подходите, гады! Убью!
В руках мужчины зловеще поблескивал прут арматуры. К нему медленно подступали люди в форме.
– Сотрудники из госбезопасности, – прохрипел Сергей Семенович.
Мужчина замахнулся. Люди отступили. Директор узнал в кричащем лучшего токаря Кречетова.
Сотрудник повернулся к директору:
– Успокойте подчиненного.
– Что он натворил?
Военный мрачно ответил:
– К нам поступил сигнал о том, что двигатель, на который точил вал этот человек, заклинило. Надо разобраться с ним. Судя по поведению, враг народа.
Директор не сомневался в правоте чекиста. В документации указывались фамилии токарей, слесарей, сборщиков.
Сергей Семенович выбрал момент, обратился к Кречетову:
– Володя, не дури, спускайся вниз.
Тот, услышав голос директора, с визгом изрек:
– Я уже отсидел срок по политической статье, теперь же меня расстреляют. Сначала будут ломать кости, пусть лучше сейчас убьют.
Он размахнулся и бросил в сотрудников металлический прут. Железка угодила в ногу одного из них. В ответ раздался выстрел. Кречетов схватился за грудь и рухнул вниз.
Наступила зловещая тишина.
– Вызывайте труповозку, – приказал чекист. – И ко мне приведите мастера, который контролировал сборку бракованного двигателя.
Директор с горечью отметил:
– Мастера упекут надолго. Жалко, хорошие специалисты были.
– Почему были?
– Один уже погиб, ты видел, другого на долгие годы отправят в лагеря, а может, и к стенке поставят.
Вечером за ужином Егор едва ковырялся в пище.
– Егорушка, ты случаем не захворал? – заволновалась хозяйка.
– Нет, нет, Зинуля. На душе тошно.
Он в упор уставился на Сергея Семеновича:
– Серега, объясни дураку, что происходит? За кражу горстки зерна – в тюрьму упекают. А у вас – ужас! Не в моем это понимании. За что я воевал?
Директор долго молчал.
– За годы войны народ изголодался. В твоем колхозе хлеб-то рядом. Вот и тянут.
– Так детей кормить надо.
– Вы трудодни зарабатываете, почитай, ежедневно хлебушко в кубышку складываете. Осенью с вами рассчитаются.
– Прости, до осени жрать надо.
– Рассчитывай, не смог что-то сохранить – проси аванс.
– Эх, Серега, Серега, как ты далек от наших проблем. Вы зарплату деньгами получаете. Пошел в лавку – купил не только хлебушка, но и детишкам конфет.
– Потерпи, Егор. У вас все наладится. Заживете – мы будем вам завидовать.
– Фантазер ты, Сергей. Не за то мы воевали, чтобы наших жен и братьев в советские лагеря отправляли. С какой стати убили вашего работника?
– Егор, завод на военном положении. За брак – отвечай. Конечно, жалко слесаря, но он сам на чекиста полез с железякой. Я понимаю, с ним случился приступ отчаяния. Давай вернемся к нашему разговору лет через десять.
Провожали семейство Гредневых с грустью. Понимали, не скоро увидятся. Александр Владимирович часто хворал, Галина Петровна тоже не блистала здоровьем.
На прощание дед подарил Сашке с Мишкой добротные брюки на двоих да пару рубашек. Валентина улыбалась:
– Папа, мамуля, спасибо вам. Им в школу не в чем ходить. Мишка учится в первую смену, надевает единственные штаны да ботинки. Сашка – во вторую. Он снимает с брата одежку и в ней бежит на занятия. Теперь будет благодать. У каждого своя надевка.
Егор не удержался:
– Пацаны ведь, могут и порвать что-либо.
Валентина отрезала:
– Пороть буду нещадно. Надо с детства приучать к дисциплине и всему прочему.
– Чему прочему? – засмеялся Егор.
– Дурак ты, Горушка, – с любовью обняла мужа Валя.
Глава пятая
Пантелей вызвал Егора. Разговор начал без предисловий:
– За гвозди спасибо! Но я о другом. Между четвертым и пятым отделениями есть клин земли, почитай, не паханная целина. Его нужно поднять за неделю.
– Ты с ума сошел, председатель. У меня в бригаде шесть тракторов, и те на ладан дышат. Там работы, почитай, на месяц.
– Я понимаю, но это распоряжение райкома партии. Вас будут три раза кормить. Ночевать – на стане. Думаю, часика четыре на отдых хватит.
– Но, Пантелей…
– Никаких «но». Семь дней, и ни секунды больше. Потом снег ляжет, вас же другие дела ждут.
– Кормить будете, как всегда, водичкой, заправленной крупой, да требухой?
– Угадал. Договорились с соседним мясокомбинатом. Нам по мере необходимости выделят поросячьи кишки, бабы наши их обработают. Чем не мясо?
Егор поморщился:
– Так-то оно так, но ты изверг, председатель.
Пантелей засмеялся:
– Какой есть. По рукам?
Мужчины крепко пожали друг другу руки, и Егор направился домой.
Валентина встретила мужа, в глазах хитринка:
– Угадай новость.
– Кто-то из пацанов пятерку получил?
– Вот и нет.
Она прижалась к мужу:
– На сносях я.
– Как?
– Думаю, девочка у нас родится.
Егор закружил вокруг себя жену. Та слабо отбивалась:
– Пожалей нас, поосторожнее верти, медведь ты эдакий.
Весь разговор слышал сын Саша. Он заорал:
– Ура! У нас появится сестренка. Назовем ее Люба.
– Почему Люба? – спросила мать.
– Мы все ее будем любить, а она – нас.
Увидев, как отец собирается в поле, Саша робко спросил:
– Возьми меня с собой.
– Еще чего. Учиться кто будет?
– Нас временно отпустили по домам.
– На каникулы?
– Нет, училка сорвалась в город домой.
– Расскажи подробнее.
Сын, смущаясь, поведал:
– На русский язык Софья Петровна пришла в коротком платье.
– Что в этом плохого?
– Сережка Беззубов прополз между партами, устроился под ее столом и заглянул под юбку.
Егор, сдерживая улыбку, сказал: