Страница 14 из 16
Мы синхронно вздыхаем. И я встаю, чтобы поставить чайник, а Ленка идёт в комнату за проснувшимся малышом. Ленку надо кормить, поить чаем со сгущёнкой. А то у неё от всех этих расстройств ещё, не дай бог, молоко пропадёт.
И Ленка черпает из тарелки гречку, укачивая на руках уже сытого Ваньку, а я развлекаю её своими новогодними приключениями.
– Вот урод, этот Берг, а! – округляет она глаза в праведном гневе.
– Да прекрати ты Лен, – отмахиваюсь я. – Как будто не знаешь, что все эти богатенькие ведут себя как под копирку. Купил, поимел, забыл.
– Вот именно, что купил. Как ты-то повелась? – спящее дитя ничуть ей не мешает говорить голосом громким и возмущённо стучать ложкой по дну. – Не маленькая ведь, должна понимать, что такие подарки просто так не делаются.
– Не маленькая. Понимаю, – скрещиваю руки на груди. – А вариант, что он мне типа понравился, не канает?
– А он тебе понравился? – бросает ложку в пустую тарелку Ленка.
– А что, такого не может быть? Никак? Красивый мужик, интересный, чего уж там. Во! И во! – я рисую в воздухе треугольник. Сначала обозначая руками ширину плеч, а потом свожу до размеров бёдер Берга. – Всё при нём. Накачанный, спортивный.
– Тебе же никогда не нравились качки, – хитро прищуривается Ленка.
– Мне и сейчас не нравятся, – я сама невозмутимость. – Тупые и бахвалящиеся своим телом – ни разу не нравятся. Но этот же не такой.
– Не качок?
– Не тупой.
– Только урод, – хмыкает Ленка. – Выставил на улицу в чём мать родила. Трахнул и выставил!
– Ладно, Лен, всё, забудем о нём, – вдруг понимаю я, что меня это расстраивает. И то, что он оказался таким скотом, – тоже. Горько. Обидно. Снова хочется плакать, только сколько же можно. – Не каждый день ко мне такие мужики липнут, в конце концов. И вообще, переспали и переспали. Дело житейское. Я бы и сама сбежала. Как представила, что одним разом это не закончится, так и рванула без оглядки. Даже бельё это подаренное надевать не стала. Так и бросила ему в рожу. Сапоги вот только жалко.
– Хорошие были сапоги?
– Новые почти. Осенние. Я ж не догадалась спросить, куда мы поедем. Думаю, если в ресторан – в сапогах. А домой – так переобуюсь. Туфли взяла. В туфлях и ушла.
– Полоумная ты всё же, Беда! – вздыхает Ленка. – А ещё…
– Я же тебе прикол не рассказала, – перебиваю. Я и так всё про себя знаю. Без Ленкиных язвительных формулировок. – Как я до дому добралась.
– Ты же сказала, сама себе вызвала такси.
– Я-то вызвала. Только выскочила на улицу, вижу – белая машина. Села и командую: поехали. Мужик за рулём покосился на меня, но поехал, куда говорю. Едем и как-то неуютно мне. И он нервно закуривает.
– Ну? – подпрыгивает на стуле от нетерпения Ленка.
– Гну! Оказалось, вообще ни разу не такси. Мужик к мамане приезжал. Но она его так достала, что он свалил, решил дома напиться в одиночестве, но замешкался. А тут я выскакиваю вся такая нарядная. И в машину к нему на всех парах.
– Я даже боюсь представить его лицо, – смеётся Ленка, и Ванька привычно подпрыгивает у неё на руках, но беззаботно посапывает.
– В общем, пожалел он меня, до дому довёз. Даже визитку оставил на всякий случай, – я подаю брошенный на холодильник прямоугольник.
– Мн-н-н… – тянет Ленка важно. – Глава отдела по элитной недвижимости Станислав Шувалов. Симпатичный хоть?
– Приятный, – отмахиваюсь, значительно преуменьшая его достоинства.
– И что, даже ничего не предложил?
– Предложил, – передразниваю я ехидную Ленкину мордочку. – Напиться вместе. Но мне что-то было совсем не до него.
– А я бы на твоём месте, наоборот, замутила с этим Стасиком. И забыла этого мудацкого Берга. А вдруг сложится? Если мужик нормальный.
– Да кто ж его знает, нормальный он или нет, – вздыхаю я.
– Пока не попробуешь и не узнаешь, – прищуривается опытная Ленка.
«Может, и стоит попробовать, – задумываюсь я. – Чем чёрт не шутит». Хоть я и не вспомнила-то про этого Стаса за праздники ни разу. Но позвоню. Правда, почему бы и нет? Вот только самые насущные вопросы решу. А самое важное дело у меня пока одно: забрать у Гремлина свои деньги. Во что бы то ни стало забрать.
И прямо с завтрашнего утра я этим и займусь.
18. Алекс
В пустой квартире темно и тихо.
Ночь – время для расслабления. Мысли текут свободно и прихотливо. Они не подчиняются дневной гонке, не тонут в ворохе информации, сводок, деловых переговоров. И я сегодня не упал лицом в подушку, не отключился, хотя измотался, как всегда. Брожу по квадратным метрам в одиночестве.
Отдых с Ефремовичем – шокотерапия и анестезия в одном флаконе. Я пил – и мне всё было фиолетово. Наденька пошла к чёрту, уехала на деловую встречу сама – благо такси приезжает и в такую глушь. Она пыталась. Да, о как она пыталась вытянуть меня из «тёмного леса», но я как настоящий партизан не сдался.
Может, она рискнула бы остаться, но я был «в стельку», а вездесущий и галантный Ефремович на подпитии, ухаживающий плотно и почти навязчиво, сыграл мне на руку: к вечеру Наденька выкинула белый флаг и предпочла убраться в гордом одиночестве, чем рисковать собственным «целомудрием».
А потом пьяный бред, вынимающие душу разговоры, слёзы Ефремовича и космическая дыра у меня в груди. Уже ни горечи, ни боли, ни разочарований – воспоминаний слишком много.
А после – слишком много работы. Полный игнор со стороны Наденьки. Наверно, дуется. Но слишком много работы – железобетонный аргумент. На самом деле я просто её не хочу – эту женщину, которой я обязан многим. Да, я сволочь. Скотина. И ничуть не тревожусь по этому поводу.
Я подхожу к огромному, во всю стену, окну. Смотрю на город, что тонет в снегу и устало подмигивает огнями. Мегаполис никогда не спит. И даже глубокой ночью продолжает жить, дышать, светиться окнами многоэтажек.
Чёртова девчонка не идёт из головы. Вот её я хочу. С ней я вдруг почувствовал себя живым. Взбудораженным. Готовым на безумства. На импульсивные порывы.
Я и забыл, как это – быть живым. Погряз в финансовых отчётах, постоянном контроле, бесконечных делах. Бизнес – хорошая штука, но с ним перестаёшь быть человеком. Становишься личностью, на которую все смотрят, равняются, оглядываются и ждут, когда сделаешь неправильный шаг. Восхищаются, ненавидят, мечтают поиметь.
Наливаю в стакан коньяк – немного, чтобы расслабиться. Отбрасываю назад упрямую прядь, что вечно норовит упасть на глаза. Вика. Виктория. Победа. Только от одного имени сладко ноет в паху.
Зацепила. Разбудила то глубокое, истинное, что дремало во мне, подавлялось и со временем и вовсе заснуло крепким сном. Череда легкодоступных женщин не обостряет чувства, а притупляет их.
Когда-то, в прошлой жизни, я был другим. Юным, порывистым, необузданным. Диким зверем, тем настоящим ощущением самого себя, что я и сейчас чувствую где-то глубоко внутри. Олимпийским факелом, что вспыхивал до небес и готов был сжечь дотла себя и других.
Когда-то я любил так, что терял голову. Моя ошибка номер один. Мы вместе ходили в школу, жили в одном дворе. Её звали кратко – Лика.
Я думал, это любовь всей жизни. Для меня. Для неё. Она была моей первой и единственной. Мы целовались в подворотнях до припухших губ. Ходили шальные и счастливые. Мы любили друг друга на стареньком скрипучем диване, познавали друг друга – двое сумасшедших, с отказавшими тормозами.
Мы мечтали, прижавшись друг к другу голыми телами, мокрыми от пота, как пройдут годы, а мы всегда будем вместе – выучимся, поженимся, родим детей.
А потом Лика резко выросла. Пока я служил в армии, она почувствовала вкус совсем другой жизни – сытой, богатой. Это было даже не предательство, а холодный расчёт. Осознанный выбор.
– Прости, – сказала мне она, и по её глазам, удивительно ясным, я видел: Лика не жалеет.
Променяла меня на толстосума, успешного, перспективного. Время продавленных диванов ушло. Девочка познала вкус денег. Но тогда я не мог её понять, не мог смириться и принять реальность.