72

Я недоуменно вскидываю бровь:

– Так стоп. То есть вы, ребята, хотите сказать, что торчите тут два месяца, исследуете это.. самое место, ни черта не находите, ни черта не помните. Но продолжаете ничего не менять и делать это по кругу, по кругу ни черта не находить, просто каждый день сильнее предыдущего бояться, что закончится еда, и при этом еще меня называете тупым..

Глаза Лютера тут же зажигаются от ярости. Он подбегает ко мне и толкает в стену, схватив за грудки:

– А что ты предлагаешь, Везучий? У тебя есть какие-то другие варианты? Может подскажешь, что нам делать, умник?

Я ловлю краем глаза движение справа и поворачиваюсь, насколько мне позволяет хватка Лютера. Движение быстрое, едва заметное – птица пролетела за окном. И меня осеняет:

– Вы говорите, что не можете выбраться. Но вы пытались это сделать через окно?

-3-

Чувствую, что хватка Лютера на мне немного слабеет. Лишь чуть, но это позволяет мне юркнуть вниз и выскользнуть из его цепких рук. Провернув это, я быстро подхожу к большому окну под напряженными взглядами остальных хоплэтов и смотрю вниз:

– Да, высота чертовская.. но можно ведь выбить и кричать, верно?

Я оборачиваюсь обратно, но теперь вижу, что Лютер выпустил меня не из-за недоумения. Или ошеломления снизошедшим озарением моей догадки. Он смотрит на меня скептично и даже как-то презрительно, скрестив руки на груди. Зато подает голос Ричи:

– Ты думаешь, тут кроме тебя все ушлепки полоумные? Мы уже все что могли сделали с этим сраным окном. Выбить никак – видимо пуленепробиваемое. Мы и так и сяк пытались – хоть бы трещинка одна появилась. Кричать тоже нет- нас не слышат. Днем делаем это..

Он подходит ко мне и подцепляет с пола большой белый лист бумаги. На нем написано ручкой «SOS» и раз сто, наверное, обведено для жирности.

– Кстати, какого хрена ее сегодня не прицепили? – осведомляется Лютер, на что отвечает рыжая девушка. Она так часто участвует в их разговорах, что я даже запоминаю, как ее зовут. Сью:

– А смысл? Два месяца псу пол хвост. Всем либо насрать, либо ее никто не видит.

– Пофиг – отмахивается Ричи и вновь поворачивается ко мне, раздраженно испепеляя взглядом – а вечером мы дежурим с фонариком перед сном. Посылаем сигналы через это окно в соседние здания. Но пока что все дерьмово – никто не откликнулся, как и сказала Сью, за долбанных два месяца, так что окно можно сказать не в счет.

Я вновь изумленно гляжу в окно. Напротив нас, через дорогу, такие же высотные здания. Там наверняка кто-то живет. Плюс снизу ездят машины. Ходят люди. Я хмурюсь:

– Но как они могли не откликнуться?

– Хрен их знает, мне насрать, насрать почему им насрать и почему всем насрать. Если всем насрать почему мне должно быть не насрать?

В какой-то момент Ричи кажется сам запутался в хитросплетениях своих «насрать» в предложении.

– Ладно, сверху.. но мы на большой высоте. Кто снизу? Можно прыгать, кричать – они должны нас услышать?

– Не уверен, что снизу нас кто-то есть, Везучий. В Хоплесе семь этажей – вновь вмешивается Лютер – все их мы уже исследовали вдоль и поперек. Уверен, если бы под нами кто-то и был – он бы давно услышал наши крики. Ты просто не представляешь, как способны кричать 20 хоплэтов, в один момент обнаруживших, что они заперты в какой-то чертовой ловушке.

Я не желаю так просто мириться с тем, что окно невозможно задействовать для вылазки:

– Ладно. Есть еще окна?

– Ни одного больше – Лютер наблюдает со мной уже даже с какой-то насмешкой – ни в одном долбанном секторе. Ни одного окна или даже чего-то похожего.

– Оно единственное?

– Да. И совершенно бесполезное.

– Но..

– Поверь – устало перебивает он меня – за 67 долбанных дней, когда твоя единственная дума – выбраться, 20 хоплэтов успевают испробовать все. Все, что ты сказал – и все, что еще будет приходить в твою тщеславную полую черепушку в течении недели.

– По-моему, если все так, как ты говоришь, то это повод отчаяться – язвительно замечаю я.

Они будто сонные муравьи. Неужели они смирились со своим поражением неизвестной природы и собираются и дальше уживаться тут с едой, идиотскими правилами, запертые черт знает где этой незавидной компанией?

– Наверное, поэтому я и назвал это поганое место Хоплесом – усмехается Лютер – и не думай, что мы тут болваны и сосунки. Все мы, когда только очухались, были как ты. Хотели мир перелопатить и рассчитывали уже к вечеру очутиться за пределами поганого гадства. Но, как видишь – мы все еще здесь. Все так же месим землю руками – но теперь уже подходим к этому с умом.

С умом? Это как? Каждый день делать то же, что и предыдущий – несмотря на то, что это не дает никаких результатов?

Однако, предложить взамен мне нечего, потому остается лишь промолчать. Лютер же воспринимает это как знак поражения и принятия их точки зрения:

– Вот и ладненько. Короче, сегодня мы уже свое отлопатили – он смотрит на окно, за которым свечение уже стало теплым.

– Солнце к закату клонится – кивает Ричи – скоро отбой, мать его. Надо бы пожрать.

– Это точно – соглашается Лютер и глядит на меня – повезло тебе, сегодня без батрачки. А завтра закрепляю тебя за Сью.

Я мгновенно перевожу взгляд на рыжую девушку, которой, кажется, совершенно все равно что только что за ней первой прикрепили самого проблемного и опасного (по их мнению) хоплэта из их полоумной шайки.

– Сью! – окликает он ее и она встает с ковра, грациозно подойдя к нам. Смотрит в упор лишь на Лютера.

– Да? Я так поняла, новенький за мной завтра?

– Да. Покажешь ему что да как, да глаз не спускай. Я бы его лучше с Ричи кинул, но чувак пока не в себе. Боюсь, только проблем наживет нам. А мне пока нет времени с ним возиться, так что первая ты. Потом по очереди передашь за тобой.

У них уже есть упорядоченная очередь? Если я все правильно понял из слов Лютера – первыми в этой очереди перед Сью стоят лишь они с Ричи.

– Окей – она безразлично глядит на меня пару секунд – тогда завтра тащу его с собой.

– Сью у нас кормак – объясняет Лютер и хмыкает – так что завтра тебе унитазы не грозят. Слушай, черт его подери – он глядит на Сью – может этого хоплэта неспроста назвали Везучим?

– Посмотрим, как его удача проявится дальше – претенциозно дергает она плечами.

Я стою, не зная, что делать дальше. Но кажется, болтать со мной дальше никто не намерен. Так сказать, рамки «ограниченной информации» мне обозначили, что в них есть дали – а что за ними «ни-ни».

Я беспомощно оглядываюсь, когда слышится какой-то хлопок.

– Так, кому баранину? – Ричи открыл одну из консерв, правда я не успел увидеть, откуда он ее достал – короче, народ, этой банки на двое. Держите, девчонки.

Он дает ее двум девчонкам, после чего наклоняется и достает еще одну банку. Ага, понятно – он выуживает их из-под столика. Там небольшое темное отверстие – наверное, хранят от солнечных лучей. Хотя зачем, если в остальных комнатах окон и так нет?

– Эй, тушеная фасоль и фрукты – кричит он теперь уже, парадируя какой-то акцент. Начинает раздавать хоплэтам еду на двоих, а те разбирают и рассаживаются по своим местам.

Почему-то я был уверен, что они будут есть вместе в одном месте. Откуда во мне эта уверенность, если я не помню, как надо есть и где я ел в прошлом?

Я мнусь. Во-первых, мне не шибко хочется подходить за едой к Ричи – уверен, ничего хорошо меня не ждет. Либо даст какую-то дрянь, либо не даст вообще – либо даст жестянкой по башке. Короче, все варианты не камильфо.

Очевидно, увидев мою озадаченность, Сью хмыкает:

– Пошли, Везучий. Возьмем еду.

– Меня зовут Лаки – поправляю я. Почему-то сильно бесит, что из-за Лютера ко мне прицепилось это дурацкое прозвище.

– Да мне плевать – признается она – но если тебе так хочется..

Однако, я рад, что банку мы возьмем на двоих именно со Сью. Может, тогда Ричи не будет выпендриваться или пытаться вновь на меня наброситься – только теперь уже с тяжелым предметом в руках.