Страница 8 из 10
Кто по-прежнему переживал за молодоженов, так это супруги МакЛейн, Лаклан и Дэвена. За 2 месяца своей женатой жизни Финдли написал им только одно сумбурное письмо, полное восклицаний о своём безмерном счастье вперемежку с не менее отчаянным сожалением о том, что жениться он поторопился. Это так было не похоже на прежнего Финдли, от которого в лучшем случае раз в год прилетали короткие сухие записки о том, что он жив и здоров, что супруги решили отправиться в гости к младшему брату в самое ближайшее время и на месте разобраться, что к чему. Но их планам не суждено было сбыться.
Скоропостижно скончался король Эдгар, и в Вестландии разразилась война…
16 – в переводе – «воинственный»
9
Как только весть о смерти короля Эдгара достигла земель Кармайклов, Финдли засобирался в дорогу, не дожидаясь зова от Александра. Прощание с Гормлэйт было бурным и очень тяжелым для обоих. Финдли понимал, что больше никогда не увидит любовь всей своей жизни. Но если отчаяние любовницы было для него понятно и сильно грело душу, то искренние слёзы жены Кенны очень его удивили. Но он не долго думал об этом. Грядущие сражения будоражили его кровь и вскоре вытеснили не только мысли о жене, но даже и о Гормлэйт. И, конечно, очень радовался возможной войне Сомерлед. Наконец-то его патрон займётся делом, а не беготнёй за женскими юбками!
У Кенны с отъездом Финдли как будто земля ушла из-под ног. Она и любила его за двоих и страдала в разлуке с ним за двоих. Но впала в ещё большее отчаяние, когда осознала, что так и не забеременела. Эта мысль сковала холодом её душу и тело. Греиг отчаялся вывести Кенну из состояния апатии. Он как обычно приходил к ней с различными хозяйственными планами или проблемами – она равнодушно пожимала плечами и говорила: «Смотри сам». Она не приняла ни одного приглашения ни на один праздник в округе, а когда её позвали на крестины – разревелась белугой. Но постепенно Греиг заметил, что имя Финдли выводит её из ступора, а вести о войне вызывают жадный интерес. И тогда он сменил тактику: все дела теперь делались во имя победы в войне и скорейшего возвращения хозяина домой. И Кенна ударилась в противоположную сторону. Теперь она заваливала себя работой, и ей стало легче, меньше времени оставалось на тревожные мысли о любимом. И только ночи по-прежнему были мучительными. Ей снились либо кошмары, в которых Финдли погибает, и она просыпалась от собственного отчаянного крика и больше уже не могла заснуть. Либо эротические сны – и она просыпалась вся влажная, а потом отчаянно рыдала, понимая, что это всего лишь был сон, и тоже не могла больше заснуть. Она осунулась, похудела, и так большие глаза стали занимать больше половины лица, только в них уже не было блеска, они потускнели, так же как и волосы.
Зимой стало ещё труднее. Дел стало меньше, больше появилось времени для тягостных мыслей. От Финдли никаких вестей не было. Греиг молил бога, чтобы поскорей наступила весна. Почему-то ему казалось, что с её приходом всё изменится к лучшему…
10
Ранним утром в конце апреля в ворота Крукстона въехала телега, её сопровождал только один паренёк, в котором обитатели замка с трудом узнали Сомерледа. За каких-то полгода мальчишка повзрослел, превратившись в юношу с глазами мужчины, умудренного жизненным опытом. Люди окружили телегу, но не решались откинуть шкуру, которой был накрыт человек, лежащий под ней. Потом толпа расступилась, пропуская Кенну. Люди невольно ахнули и отступили на шаг от телеги, когда Кенна молча сдёрнула шкуру – конечно, война была достаточно привычной частью их жизни, но на человеке, который лежал на телеге не было ни одного живого места. А в Кенну наоборот вид её любимого мужа как будто вдохнул жизненные силы. Она нежно дотронулась до горячей руки Финдли, и в её жизнь вернулся смысл. Он жив! А остальное – не важно.
И начались дни и ночи борьбы за жизнь Финдли. Кенна практически не отходила от него, ей казалось, что если она будет рядом – он не сможет умереть.
Пока Кенна с горничными обмывали Финдли, Сомерлед отрывистыми короткими фразами описал картину, которая, видимо, надолго врежется ему в память. О самом сражении он знал не много, так как во время него находился в стане Александра, и, когда МакЛейн не вернулся в их палатку, пошёл его искать на поле боя. Долго бродил среди убитых, пока не увидел лошадь Финдли, а рядом его самого. Он лежал окровавленный в центре воронки, края которой расходились волнами тел убитых им противников. Сколько их было – Сомерлед затруднился бы подсчитать. Лекарь Александра, осмотрев Финдли, сказал, что вряд ли сможет ему помочь. Колотые и режущие раны на его теле и голове ещё можно было бы вылечить, и то, положившись больше на его сильный молодой организм, чем на лекарства, но вот ранения, нанесённые копытами лошадей…
Финдли успешно отбивался от пяти всадников, пока стрела не убила его лошадь. Но он успел соскочить с неё и продолжил бой пешим. А противники всё прибывали и прибывали, как будто вместо одного убитого их становилось двое живых. Потом кому-то из нападавших удалось свалить Финдли ударом по голове, уже не защищённой шлемом, и маркиз Монтроз, сражавшийся рядом с МакЛейном и рассказавший эту историю Сомерленду, потерял его из виду. А затем подошло подкрепление, сторонники Александра смяли сопротивление врага и победно завершили сражение мощной контратакой.
Усилия лекаря всё же сделали своё дело, и Финдли пришёл в сознание. Но это продолжалось не долго. Он успел пообщаться с Александром и даже подбодрить Сомерледа, но потом опять впал в беспамятство. В бреду много раз повторял одно слово: «Домой». И Александр, уважая желание своего друга и соратника умереть дома, отправил его вместе с оруженосцем с обозом, направлявшимся в южные земли, снабдив необходимыми средствами. В дороге Финдли стало ещё хуже, и, как ни старался Сомерлед ухаживать за хозяином, как его научил лекарь, он всё равно впал в горячку.
11
Кенна с помощью Греига обшарили всю округу в поисках лекарей. На кухне постоянно варились какие-то снадобья, мази и, конечно, бульоны. Всё это Кенна терпеливо вливала в Финдли и постепенно его раны затягивались, сходили кровоподтёки, коже возвращался естественный цвет вместо серого пергамента, которым он так испугал обитателей замка. Все они, кроме Кенны, подумали в тот момент: «Не жилец». Спала и горячка, только вот в себя он никак не приходил. Сколько раз Кенне казалось, что Финдли очнулся! Он приоткрывал глаза и даже, чудилось, пытался что-то сказать, но каждый раз опять проваливался в беспамятство. Но Кенна радовалась хотя бы тому, что он уже почти не стонал, а беспамятство больше походило на глубокий сон.
Финдли, действительно, периодически выплывал из вязкого тумана, окутывавшего его мозг. Сначала это были совсем короткие мгновения, о которых он не помнил, когда пробуждался в следующий раз. Потом реальность становилась всё отчётливее, он стал запоминать не только то, что видел перед собой, но и свои мысли при этом. Провалы в небытие становились больше похожи на целительный сон. Видимо, таковы были последствия от удара по голове во время сражения…
Наконец, наступил день, когда Финдли достаточно отчётливо осознал реальность вокруг себя. Всё повторилось, как и всегда, когда он приходил в себя: сначала он увидел потолок, потом его загородило женское лицо с прекрасными зелеными глазами, в которых плескались тревога и любовь. И он даже вспомнил мысль, которая оформлялась постепенно во время пробуждений: зеленые глаза – но это не Гормлэйт, а Кенна, его жена, он в замке Крукстон – дома, а, значит – жив. Это наполнило его счастьем, и он с блаженством закрыл глаза. Но прежде, чем опять заснуть, он услышал разговор, над которым решил подумать, когда проснётся в следующий раз.