Удольфские тайны

В конце концов, негодование хозяйки достигло такого накала, что Валанкур поспешно удалился, дабы удержаться от непоправимо резкого ответа. Теперь он не сомневался, что надеяться на снисхождение мадам Монтони невозможно, ибо какую справедливость или жалость способен ощутить человек, испытывающий чувство вины без угрызений совести и раскаяния?

Разговора с синьором Монтони молодой человек ждал с таким же отчаянием. Он не сомневался, что идея разлучить влюбленных исходила именно от него, так что вряд ли он намерен уступить доводам, которые предвидел и которые был готов оспорить. И все же, не забывая о данном Эмили обещании, Валанкур постарался не совершать поступков, способных вызвать раздражение синьора. Он отправил ему письмо с просьбой о встрече и стал терпеливо ждать ответа.

Мадам Клэрваль держалась в стороне от этих событий. Соглашаясь на брак племянника, она надеялась, что Эмили станет наследницей состояния мадам Шерон. Брак тетушки разрушил ее ожидания, и хоть совесть не позволила выступить против союза Эмили и Валанкура, в ней было слишком мало великодушия, чтобы помочь племяннику в осуществлении его планов. Больше того: в глубине души мадам Клэрваль радовалась расторжению помолвки, так как считала Эмили недостойной Валанкура с точки зрения материальной, точно так же как Монтони считал этот брак недостойным красоты и утонченности Эмили. В результате, хоть гордость мадам Клэрваль и пострадала, свое негодование она выражала исключительно молчанием.

На письмо Валанкура Монтони ответил, что, поскольку личная встреча не устранит возражений с одной стороны и желаний – с другой, а вызовет только лишнее препирательство, он считает разумным отказать в просьбе.

Помня о мольбах Эмили и данном ей обещании, Валанкур подавил острое желание немедленно отправиться к Монтони и в категоричной форме потребовать того, в чем получил отказ. Взамен он написал еще одно письмо с просьбой о встрече, на сей раз подробно изложив свои доводы. Таким образом, несколько дней миновало в увещеваниях с одной стороны и упорных отказах – с другой. Трудно сказать, что именно заставляло Монтони сторониться человека, которого он глубоко обидел, – страх, стыд или ненависть как следствие того и другого. Он никак не хотел встречаться, не уступая сквозившей в письмах боли и не поддаваясь голосу разбуженного доводами раскаяния. Вскоре письма Валанкура стали возвращаться нераспечатанными. В порыве страстного отчаяния молодой человек забыл обо всех обещаниях, кроме главного: не применять силу, – и поспешил в замок Монтони, чтобы любым способом с ним встретиться. Слуги ответили, что господина нет дома, а на просьбу встретиться с мадам Монтони или мадемуазель Сен-Обер получил решительный отказ. Не желая унижаться до пререканий с прислугой, Валанкур вернулся домой в состоянии, близком к сумасшествию, и написал Эмили письмо, в котором, не сдерживаясь, описал свою сердечную агонию и, не имея другой надежды ее увидеть, попросил о тайном свидании. Отправив письмо и немного успокоившись, он одумался и понял, как ошибся, еще больше расстроив Эмили несдержанным выражением собственных страданий. Теперь он был готов отдать полмира, чтобы вернуть письмо, поскольку не знал, что Эмили была избавлена от переживаний хитрой политикой мадам Монтони: та приказала, чтобы все адресованные племяннице письма первым делом приносили ней. Прочитав откровенное послание и вслух выразив бурное негодование, она предала письмо огню.

Тем временем Монтони с каждым днем все больше спешил покинуть Францию: в нетерпении он раздавал указания слугам, занятым сборами, и встречался с людьми, с которыми вел какие-то особые дела. Он упорно хранил молчание в ответ на письма Валанкура, хотя молодой человек уже оставил надежду на лучшее, обуздал страсти и теперь просил лишь одного – позволения проститься с Эмили. Забыть о благоразумии его заставило известие, что отъезд назначен на ближайшие дни и увидеть любимую ему больше не суждено. Пылкий поклонник осмелился обратиться к мадемуазель Сен-Обер со вторым письмом, в котором предложил тайный брак. Это послание также попало в руки мадам Монтони, и последний день Эмили в Тулузе не принес Валанкуру ни строчки в утешение страданий, ни надежды на прощание.

В этот мучительный для шевалье период Эмили пребывала в состоянии ступора, который случается в результате неожиданного и непоправимого горем. Преданно любя Валанкура, видя в нем друга и спутника жизни, она не представляла иного счастья. Как же она страдала, неожиданно узнав о разлуке – возможно, навсегда! И все это по воле чужого человека (ибо таким оставался Монтони) и родственницы, которая еще недавно торопилась со свадьбой! Напрасно Эмили старалась справиться с горем и смириться с неизбежностью судьбы. Молчание Валанкура не столько удивляло, сколько расстраивало, и когда наступил последний день ее пребывания в Тулузе, а надежды на прощание с любимым по-прежнему не было, она пришла в отчаяние и спросила тетушку, неужели ей отказано даже в таком малом утешении. Мадам ответила, что отказ в свидании с Валанкуром не подлежит обсуждению, и добавила, что после дерзости шевалье во время их последней беседы, а также грубых писем к синьору, все просьбы бесполезны.

– Если месье надеялся на нашу милость, то должен был вести себя совсем в иной манере: терпеливо ждать, когда мы сочтем возможным даровать согласие, а не упрекать меня за то, что я не желаю вручить ему племянницу, и настойчиво обвинять синьора в нежелании обсуждать детские проблемы. Валанкур все время вел себя чрезвычайно неуважительно и высокомерно. Впредь я не желаю слышать этого имени. И хочу, чтобы ты забыла о глупых причудах и выглядела как все нормальные люди, а не бродила словно тень со слезами на глазах. Молчание не в состоянии скрыть твое горе: даже сейчас, когда я говорю, ты едва сдерживаешь рыдания. Да, даже сейчас, вопреки моим указаниям!

Эмили отвернулась, чтобы скрыть слезы, и поспешила выйти.

День прошел в страданиях, каких она, пожалуй, еще не знала. Поднявшись в свою комнату, Эмили опустилась в кресло и застыла в забытьи до позднего часа, когда все в доме уже легли спать, не в силах освободиться от горькой мысли, что больше никогда не увидит Валанкура. Эта уверенность возникла не только из очевидных обстоятельств: длительность путешествия, неопределенный срок возвращения, а также полученный запрет, – но главную роль сыграло предчувствие, что она уезжает от Валанкура навсегда. Воображение представило ужасные препятствия: непреодолимые Альпы встанут стеной, и целые страны протянутся, разделяя их. Жизнь в соседней провинции, даже в одной стране, пусть без возможности встреч, по сравнению с огромным расстоянием казалась почти счастливой.

Устав от размышлений о вечной разлуке, Эмили ощутила внезапную слабость и отворила окно. Свежий воздух немного восстановил силы, а освещавшая верхушки старинных вязов растущая луна успокоила и вызвала желание выйти на улицу, чтобы унять головную боль. В замке царила тишина. Спустившись по парадной лестнице в холл, Эмили неслышно, как ей показалось, отперла дверь, вышла в сад и зашагала по аллее, то и дело представляя спрятавшихся среди деревьев шпионов мадам Монтони. Ей владело единственное желание: в последний раз навестить беседку, где она провела столько счастливых часов с Валанкуром. Забыв об осторожности, Эмили направилась к террасе, которая тянулась вдоль верхней части сада и соединялась с ней мраморной лестницей в конце аллеи.

Дойдя до ступеней, она остановилась и огляделась: отдаленность от замка рождала страх, который тишина и темнота позднего часа лишь усиливали. Не заметив ничего подозрительного, она поднялась на террасу, где лунный свет открывал взгляду широкую дорожку, ведущую к беседке. Эмили вновь остановилась и прислушалась. Ночную тишину нарушала лишь жалобная песня соловья в сопровождении легкого шелеста листьев. Немного успокоившись, Эмили подошла к беседке и в полной темноте испытала те же чувства, что испытывала при дневном свете. Открытые полукруглые окна служили подобием рамы для залитых серебристым светом мягких пейзажей: рощ и долин, далеких гор, мерцающей на переднем плане реки.