Имя Кати

– Таким же образом можно было сохранить традицию писать на телячьей коже, правда?

– Кожа дорогая.

– Деревья тоже. Сколько деревьев у нас в городе? Пятнадцать?

– Шестнадцать. Ты тоже дерево. У тебя нет мыслей и чувств.

– Зато у меня есть талантливая сестра.

– Да.

– Которая умеет программировать. Она будет работать и делать карьеру, правда? Потому что у неё очень, очень хорошо получается программировать.

– У меня всё хорошо получается. Идём!

Они вышли на улицу. Ани почувствовал облегчение. Асфальт и гарь, поток прохожих. Простая цель – влиться в поток, спуститься в метро, следовать указателям. Проще, чем управлять живым человеком. Ани любил улицы. Может, если бы на улицах всё ещё росли деревья, он любил бы их ещё больше.

– Мы сюда ещё вернёмся, – сказала Катя. – Кажется, я что-то заметила.

– Что?

Она сама не понимала, что именно. И решила об этом не думать, а просто легла спать.

Ани не стал ложиться: он сел на кухне с планшетом, закрыл дверь, налил чаю и добавил таблетку подсластителя. Таблетка упала на дно, и Ани стал нетерпеливо тыкать в неё чайной ложечкой. Когда таблетка растворилась, он кинул ещё одну и тоже задумчиво потыкал. Встал из-за стола, приготовил ещё чашку и насыпал туда две ложки сахара. Поставил стаканы рядом и долго переводил взгляд с одного на другой, как будто один из них был подозреваемым в преступлении, а другой – случайным прохожим.

Сахарозаменитель – это синтетическая молекула. Структура из атомов, которая не встречается в природе. Химера – лев с крыльями орла и ногами зебры. Сладкая, но не дающая энергии. Химический обман, галлюцинация в баночке.

Ани ощутил ни на что не похожее чувство, когда тебе вдруг пригодилось что-то из школьной программы. Или ещё нет, но вот-вот.

Ани взял в руки планшет, порылся в контактах и написал:

«Привет! Извини, что поздно. У меня вопрос по твоей специальности».

«О, привет, – ответили ему, – звони, конечно!»

Ани лёг спать только через час. Он лежал, пытаясь отключиться, считал вдохи и выдохи, но в голову упрямо лез разговор. Ани представлял, как выметает слова из головы, будто крошки из постели, но чёрта с два: крохотные и острые, они снова впивались в мозг.

Через сорок минут он вздохнул, встал и подошёл к окну. Многоэтажки, провода, столбы, покрытые желтеющим плющом. Обязательно горит какое-нибудь окно: ни одна многоэтажка не может уснуть полностью – кто-то мается на кухне. Как вообще можно крепко спать в большом городе, когда за окном что-то отравляет темноту сизым, как бессонница, светом? Никак.

Без таблеток – никак.

Ани сердито помотал головой и запретил себе думать о транквилизаторах. Лёг в постель, мысленно вымел крошки разговора из головы, закрыл глаза и стал считать вдохи.

Через триста двадцать вдохов (а может, и триста сорок – он постоянно сбивался) Ани встал, открыл комод, достал баночку-диспенсер, положил таблетку под язык, ощутил пузырьки и кислинку. Он почувствовал, как его мозг погружается – словно в тёплую воду – в покой и стыд одновременно. Покой – потому что начал действовать транквилизатор. Стыд – потому что Ани запрещал себе принимать транквилизаторы, но принимал.

Уже двадцать седьмой вечер подряд.

Во сне Кате пришёл ответ: в библиотеке она узнала человека. Точнее, взгляд. То ли испуганный, то ли обиженный, как у кота, выскочившего из-под машины. Катя знала этого паренька. Он учился в параллельном классе и был не из тех, кто читает книги. Он тоже кого-то ждал в библиотеке. Это точно.

Не вставая с постели, Катя ткнулась в планшет.

– Оль? Помнишь такого? Ну такого, который смотрит вечно как этот. А, поняла, да? Как его? А почему так? А как на самом деле? Ладно, пока!

Мальчика звали Плёнкой. Конечно, у него было нормальное имя, но по реальному имени можно раздобыть только официальные сведения, полезные не более, чем номер вагона метро, в котором ты летишь. А с прозвищем можно собрать все школьные слухи.

– Прекрасно, – сказал Ани. Он не выспался и был совершенно не в духе, но старался зудеть не больше обычного. – Отличная компания, кто спорит? Будущая известная актриса и молодой уголовник. Ищут робота-наркоторговца. Ищут-ищут, да никак не найдут.

– Найдут! Найдут! А с сарказмом говорят одни только старики.

– Это тебе тоже робот сказал?

– Да, робот. Школьный психолог. Он сказал, что сарказм – это насмешка. А насмешка – это обесценивание. А обесценивание – это защита. От чего ты защищаешься?

– Ох! Разве я защищаюсь? Я защищаю – тебя.

– От кого? От пропавшего робота?

– Разве не понятно? От какой-то мутной истории, в которую ты вляпаешься. С разбегу, как в лужу, – ты в детстве любила.

– Угу. Ну ты-то всегда ведь будешь рядом со мной, да? Поднимешь и утешишь сестрёнку?

– Кто теперь говорит с сарказмом? И нет. Твой сумасшедший робот теперь в каком-то другом Макдаке болтает с какой-то другой дурочкой. А ты можешь идти в библиотеку. После работы, ладно? Если что – звони. Но если хочешь совет…

– Не хочу.

– Сходи на кастинг. Любой кастинг, тебе ведь не обязательно этот? Попробуйся на роль и успокойся.

– Спасибо, что разрешил.

– Опять сарказм, заметила? Два-один. Зачем тебе именно этот робот? Он потерялся. Новые задачи ему давно никто не ставит. Значит, он уже года два приглашает девушек на кастинг в один и тот же фильм. Что это значит? Значит, фильм уже и сняли давно, не так ли? Так зачем тебе именно он?

Катя обматерила брата шёпотом под нос.

– Не знаю. Но разберусь.

– Да пребудет с тобой сила.

Ани поцеловал сестру в лоб. Катя поморщилась.

– Держи мою куртку, – сказала она без особого дружелюбия.

Ани спокойно ушёл на работу. Он знал, что у этой истории не будет продолжения, и радовался, что Катя не нашла его спокойствие подозрительным. Он хотел, чтобы она распутала загадку сама – и, может, обожглась. Но не больно.

Офис класса А

– Опять ты, – сказала Катя.

Лёва улыбнулся своей обычной улыбкой. В ней не было ни самодовольства, ни лишней скромности. Улыбка как бы сообщала, что да, это опять он, и он на своём месте. Словно он был кошкой, иногда заходящей в офис как к себе домой.

– Бывал когда-нибудь в офисе класса А? – спросила Катя.

– Нет, а что?

– Сейчас побываешь.

Они встретились на выходе из метро. Катю отправили забирать партию чипов у фирмы подрядчика, наказав убедиться собственными глазами, что с ними всё как надо. Катя знала, что проще выслать чипы дроном, а проверку устроить на месте, но подозревала, что начальство отправило человека для внушительности: мол, попробуйте подсунуть нам что-нибудь не то.

Ей также пообещали дать интерна в помощники. Помощник был не нужен: коробка с чипами лёгкая, а приёмочные испытания Катя могла провести сама. Она подозревала, что интерну просто нечего было поручить.

– А что такого в офисах класса А? – спросил Лёва.

– О… там стоят диванчики класса А. В кадках цветут фикусы класса А. В коридорах установлены автоматы, продающие воду класса А. Я думаю, там даже воздух класса А.

– Разве воздух бывает разным?

– Конечно. У них кондиционеры и очистители воздуха класса А. Очищают воздух класса А от воздуха класса B. И главное – там работают люди класса А.

– Какие-то особенные?

– Конечно. Ещё Стив Джобс говорил, что разработчики класса А должны работать только с себе равными.

– Стив Джобс… это который автомобиль изобрёл?

Катя покосилась на Лёву.

– Нет. То был Эдисон. Стив Джобс изобрёл компьютеры.

Они подошли к зданию из стекла и бетона. По раздвижным дверям шмыгнул робот-уборщик, оставив после себя чистую полосу – словно стёр дриззловую погоду со стекла. В полусером отражении были видны они: два человека класса B, а то и куда более низкого.

– Только с равными? – уточнил Лёва. – Что это? Им жалко, что ли?

Они прошли в здание и отправились лифтом на пятый этаж. Лёва разглядывал интерьер без особого интереса. Катя же с жадностью подмечала цвет и фактуру гранитной отделки, узор на ковролине и растения в кадках.