Страница 58 из 68
— Требование ваше несправедливо, ибо долго мы ждали вас в своей земле, но поскольку приехать вы не спешили, король наш решил не терять драгоценного времени, так что правьте свое посольство здесь.
Петелин обернулся к Сицкому, тот молчал, в губах ни кровинки.
— Простите, Ваше Королевское Величество, — обратился к Баторию выступивший вперед Пивов. — Но мы не имеем наказа от своего государя править посольство в другом месте, кроме земель Вашего Королевского Величества. Посему просим вас уйти в свои земли…
— Либо правьте посольство здесь, либо уходите! Иного ответа не будет! — отвечал Николай Радзивилл Рыжий, сверкая глазами из-под насупленных седых бровей.
— Мы не уйдем никуда, пока требования наши не будут выполнены! — высказал наконец Сицкий, глядя на Радзивилла. Он был по-прежнему бледен, в очах вместе со страхом и волнением различимо читалось негодование от унижения, коему польская сторона подвергает и их, и русского государя.
Баторий взглянул на вооруженных приставов и жестом дал им знак. Те тут же окружили московитов.
— Возвращайтесь в свой стан. Ежели вы ни с чем приехали, так ни с чем и уедете обратно, — задрав бороду, продолжал Радзивилл. Униженные послы, мрачно переглянувшись, повиновались и, сопровождаемые приставами, ушли, поклонившись перед тем королю.
Баторий дал знак Замойскому подойти и сказал ему на ухо:
— Через приставов передайте им, дабы завтра же собирались в дорогу и что мы отпускаем их безо всякого ответа. Может, тогда будут сговорчивее и озвучат скорее все условия мира.
Ратники копали рвы, плели туры из хвороста, которые должны были защищать воинов во время земляных работ. На одном из участков вскоре послышалась ружейная пальба — московиты сделали вылазку и после недолгой стычки выгнали противника из окопов, но и сами отступили.
Перед Замойским, устремившимся туда, упал на колени знаменосец. Окровавленный, с подбитым глазом, он плакал, как дитя. Оказалось, в бою московиты, изрядно избив его, похитили королевское знамя. Лицо канцлера тут же перекосилось от гнева. Выпучив глаза, он кричал, брызжа слюной:
— Сражения едва начались, а ты..! Королевское знамя! Какой позор! Я вздерну тебя на первом дереве!
Но несчастному знаменосцу не довелось быть повешенным — товарищи поручились за него. Замойский принял деньги, однако заявил, что ежели Его Величество потребует казнить провинившегося, сие придется исполнить. Но Баторий не потребовал казни — было не до того!
— Велите объявить всем, что я заплачу четыреста талеров тому, кто первым сможет поджечь эту проклятую стену, — объявил он на военном совете. — Еще сообщите, что я сверх жалованья буду платить по три талера в день тому, кто будет участвовать в сооружении земляного вала напротив стен.
Мера была необходимой — за эту опасную, тяжелую и грязную работу брались очень немногие. А стену, защищенную землей и дерном, было довольно трудно поджечь, притом что московиты нещадно били из пищалей всех, кто приближался к укреплениям на близкое расстояние.
Утром следующего дня, едва забрезжил серый рассвет, ударили пушки. Бесконечная канонада, казалось, сотрет этот дерзкий город с лица земли, даже показался дым за стеной — видимо, удалось что-то поджечь, но стены по-прежнему стояли, а пожар вскоре утих.
Под сотрясающий округу гром пушек в лагерь Батория вновь явились московские послы. Снова король восседает в шатре под красно-белым стягом Речи Посполитой, в окружении воевод. Переговорам мешает грохот пушечных выстрелов, но польскую сторону, кажется, это не смущает.
— Государь наш просит не проливать понапрасну христианскую кровь и по-прежнему желает с Вашим Величеством быть в любви и дружбе, — говорил Пивов, замолкая, когда оглушительно била пушка. — Государь наш готов отказаться от Полоцка и захваченных Вашим Величеством земель, клянется на веки вечные не начинать из-за них войны и не упоминать в своем титуле.
— Что касается мира, то наш король не виноват в этом кровопролитии, — отвечал за Батория Стефан Збаражский. — А прекратить войну он не может, ибо начата она была за великие несправедливости, причиненные государем вашим Речи Посполитой. Ежели все прочие дела будут улажены, то король не станет отказываться от дружбы с великим князем, за коим папа признает его титулы, а император и прочие христианские правители именуют его братом.
Некоторые из воевод почтительно кивнули, но Баторий восседал недвижным каменным изваянием, даже глаза его, безразлично взиравшие на московитов, пугали мертвенной пустотой.
— Но что касаемо Полоцка… — Збаражский, словно удивляясь, пожал плечами. — Наш король не понимает, почему великий князь уступает ему сей город, ибо Полоцк — собственность Великого княжества Литовского. Его Величество взял его и будет впредь брать все, что когда-либо было отнято из его владений.
Громовым раскатом прозвучали пушечные выстрелы. Збаражский молвил, взглядом старого ленивого пса взирая на мокнущих под дождем послов:
— Так что ежели великий князь хочет жить в мире с королем, то пусть вернет, что должен вернуть, иначе вместе с чужим потеряет свое.
Условие это прозвучало как требование, но Пивов, такой же матерый посол, как Збаражский, вопросил:
— Не означает ли это, что Его Величество прекращает с нами любые переговоры?
— Его Величество дозволяет вам вести переговоры с нами, панами рады. Однако торговаться времени нет, так что ждем справедливых решений.
Послы ушли, удалился и утомленный бесполезными для него переговорами король — как бы там ни было, он не собирался отказываться от своих целей.
Немного позже московские послы вновь встретились с панами рады.
— Дабы ничто не препятствовало нашим переговорам, — склонил лобастую лысую голову Пивов. — Мы просим Его Величество отвести войска от города. Ежели это невозможно, прекратите до завтрашнего дня стрельбу по крепости.
И вновь польские и литовские паны пошли в отказ, грубо торопили московитов выдвигать наконец разумные условия. Пивов вновь напомнил, что государь готов отдать Курляндию и земли герцога Магнуса, на что Збаражский холодно отвечал им:
— Не сбивайте нас с толку. Герцог Курляндский Магнус есть свободный владетель своей земли, хоть и подчинился добровольно Великому княжеству Литовскому.
Позже, после долгих споров и пересудов, паны наконец озвучили условия Батория — он желал заполучить всю Ливонию, Новгород, Псков, Смоленск. И так как Иоанн являлся виновником развернувшейся многолетней бойни, то будет справедливо, ежели он покроет военные расходы Речи Посполитой. И вновь крики, споры под звуки непрекращающейся пушечной канонады. Делили города и крепости, уступали друг другу и наступали вновь, требуя новых и новых уступок.
— Король согласен выдать нам захваченных вами пленных в обмен на крепости Усвят и Велиж? — утирая мокрое от пота чело, вопрошал Пивов.
— Усвят и Велиж и без того в руках Его Величества! — выкрикнул с места престарелый Николай Радзивилл Рыжий.
Уже стемнело, но даже и тогда пушки не замолкали. Переговоры заходили в тупик. Утомленные переговорщики просили короля озвучить свои условия мира. Баторий через посланника ответил им, что готов написать Иоанну письмо, в котором сам озвучит ему свои условия без участия послов. Пивов скорбно взглянул на Сицкого и молвил ему тихо:
— Вот и все. Мы содеяли все, что могли. Завтра нам придется отсюда уехать.
Покидая лагерь, они с ужасом наблюдали пожар, охвативший одну из башен крепости и постепенно перебиравшийся на стену. Оттуда слышались крики, тонувшие в страшном гуле пламени.
— Не спасли мы города, — со слезами на глазах говорил Сицкий. — Они же там погибнут.
— Да хранит их Господь. Понадеемся на милосердие короля. И на милосердие Господа нашего, — ответил Пивов и медленно и размашисто перекрестился.
Но пожар защитникам удалось потушить, и на следующий день осада продолжилась, хоть укрепления города были почти разбиты. Наемники, по выкопанным рвам все ближе подбирающиеся к стенам, дабы поджечь их снова, под мощным обстрелом несут большие потери. Баторию докладывают, что среди них зреет недовольство, они озлобились из-за гибели товарищей и, вероятно, потребуют удвоенной платы.