Ларс.

- Цыц, мелюзга, - крикнул старик мальчику.

Тот обиженно посмотрел на дедулю и укрылся под тканью.

- Как дела в Хольмграде? – это уже Радомысл вмешался в разговор.

- Дык, плохо усе там, - опасливо промычал старик.

- Почему это? – изумился дядя.

- Да пожгли город-то – донеслось от деда.

- Кто? – Радомысл вцепился в борт ладьи.

- Мне то не ведомо. Варяги видать там были. Так внук бает, - кивнул он на мальчонку.

Порасспросив старика, мы узнали, что на Хольмград напали и разграбили. Часть города сожгли. Дети старика погибли, остался только этот мальчишка.

Такие новости заставили нас расправить парус и сесть за весла. Мчали мы так, будто за нами гналась стая гончих. Гостомысл должен быть жив, ведь по легенде он через тридцать лет должен будет позвать Рюрика на княжение. Именно так я себя уговаривал, отметая мысли о том, что, возможно, я изменил естественный ход истории.

Хватит рефлексировать. Я уже не тот попаданец, который с трепетом и боязнью пытался не навредить истории России. Я уже решил идти до конца. Поэтому, если с отцом что-нибудь случилось, я отомщу. У меня есть сплоченная команда единомышленников, которые сможет стать силой в это части еще не родившейся Руси.

Я чувствовал, как во мне зарождается белая ярость. На задворках сознания была мысль о том, что нужно попытаться успокоится, встретить проблему с трезвой головой, не отягощенной мрачными предчувствиями. Наша ладья плыла по мелким барашкам воль реки Ловать. В ильменское озеро мы ворвались, словно огромный кит, выпрыгнувший из океанской волны. Ветер стал более сильным. Мы отложили весла и под широким парусом неслись к Хольмграду. Никто из нас не хотел ничего обсуждать. У нас у всех были тяжелые думы.

На горизонте виднелись клубы дыма. Запах гари устилался над озером. Когда мы подплыли к берегу, стал виден остов крепостной стены, покрытый сажей. Немногочисленные люди ходили воль стен и собирали тела своих и врагов.

Мы стремглав направились в город. Я бежал в сторону детинца, моля всех известных мне местных Богов о том, чтобы Гостомысл был жив. Я пробегал мимо распластанных тел убитых горожан и воинов. Кое-где еще пылал пожар, который пытались потушить.

Я дрожащими от волнения руками открыл двери новгородского кремля. Посреди комнаты лежало два тела. Это были Гостомысл и Руяна. Тело Руяны с головой было накрыто прозрачной тканью. Гостомысл же, судя по тому, как его губы шевелились в попытке что-то сказать, был жив. Я был лишен дара речи. Как же так?

Мимо меня протиснулся запыхавшийся Радомысл.

- Брат, - дядя кинулся к Гостомыслу.

Я отстраненно смотрел на мертвое тело Руяны. Эта женщина, которая так сильно меня опекала, словно наседка, теперь мертва. То ли во мне чувства Ларса-настоящего проснулись, то ли я сам так близко к сердцу принял смерть Руяны, не ясно. В груди что-то сжалось. Некая невысказанная боль. Руяна, эта волевая женщина с разными по цвету глазами, больше не будет защищать меня от словесных выпадов дяди. Я был словно в прострации.

Я стоял в дверях и боялся зайти. Еще недавно я твердил, что я уже не тот попаданец, каким был еще совсем не давно, а сейчас – расклеился.

Соберись, Ларс! Да, Ларс. С этого момента я – Ларс. Больше никаких отговорок, которые мой мозг пытается придумать. Я твердо решил создать государство, которое будет лучше того, которое было в моем времени. Для этого нужно думать трезво и расчетливо. Никаких соплей и гуманизма! Нужно жить понятиями этого века.

Око за око, зуб за зуб. Ужасающие разрушения города и потери среди воинов и населения говорят о том, что нападавших было бесчисленное множество. Это была целая армия. Я, конечно, постараюсь построить идеальное, с моей точки зрения, государство, но сначала за все то зло, которое причинили мне и моей семье нужно заплатить.

- Кто? – с хрипотцой спросил я дядю, когда он отодвинулся от отца.

- Гунульф.

Я подошел к Гостомыслу. Сквозь ткань, которой ему перевязали плечо, выступала кровь. Рана отца была тяжелой, но Радомысл обнадежил меня тем, что отец выкарабкается. Мерное дыхание отца вселяло надежду. Он уснул, как только перекинулся парой слов с дядей.

Я перевел взгляд на мать. Мертвенно-белое лицо даже после смерти выглядело красивым. В груди сжался комок злости.

В помещение зашли дружинники. Они спросили дядю о том, что им делать. Радомысл, баюкая руку, посмотрел на меня.

- У меня хлопот будет уйма. Нужно будет переговорить с вождями племен и отправить гонцов к князьям союза, - дядя внимательно посмотрел на меня, - Ларс, возьмешь на себя руководство городом? Ты – наследник Гостомысла.

Во мне все еще клокотало желание сокрушить врага, отыскать, догнать и стереть с лица земли. Но я понимал, что сейчас это не выполнимо. Если огромный Хольмград смогли захватить и предать огню, то врагов слишком много. Сейчас нужно зализать раны и набраться сил.

- Да, дядя, - я кивнул.

Я вышел на улицу и позвал с собой дружинников. Моя команда была здесь в полном составе. Они помогали раненым. Забава командовала Аршаком и Агой, которые доставали выживших из под разрушенных зданий. Эса и Милена, по указанию нашего лекаря, очищали раны и вытирали их чистой водой. Я направил на помощь Забаве всех свободных людей.

В городе было несколько уцелевших зданий, в которых я организовал лазарет. Забаву слушались беспрекословно. За небольшое количество времени, от ее рук уже спаслось достаточно воинов. Воевода города погиб в бою, поэтому, это место было вакантным.

Битва с Гунульфом вышла ожесточенная. Три дня назад к стенам Хольмграда подошла пятитысячная армия брата Эсы. Он сходу осадил город и потребовал голову Гостомысла в качестве дани, иначе он грозился сжечь город. Отца, к счастью, здесь не оказалось, он был на озере с рыбаками. Когда Гунульф узнал об этом, он с сотней своих варягов умчался на поиски Гостомысла. Здесь нужно отметить, что любовь и преданность словенов к отцу безмерна, поэтому, когда сотня врагов нашла рыбаков, один из словенов выдал себя за отца. Гостомысла же держали и пресекали его попытки выдать себя. К чести Гунульфа можно сказать, что он не стал глумиться над якобы Гостомыслом, а просто срубил ему голову. Своим псам он приказал убить свидетелей расправы. Отец получил удар топором в ключицу и рухнул как подкошенный. Возможно, именно болевой шок и спас ему, в итоге, жизнь.

Гунульф, вернувшись с расправы над предполагаемым Гостомыслом, приказал захватить и разграбить Хольмград на следующее утро. Но битвы, как таковой не случилось, ночью кто-то открыл ворота города, а армия Гунульфа беспрепятственно захватила город. Жителей особо не трогали, если они не сопротивлялись грабежу. Воинов-хольмградцев рубили на месте. Снасильничав приглянувшихся девушек, варяги встретили утро в Хольмграде и ушли на север, растянувшись тяжелым и длинным обозом с награбленным добром. На прощание Гунульф отдал приказ сжечь город.

К счастью, выжившие жители смогли потушить основные здания, когда враги покинули город.

Я позвал всех выживших дружинников. Их оказалось всего двести тридцать человек из когда-то полуторатысячной армии. Большинство из них было ранено.

Разбив людей на десятки и назначив им одного руководителя, как правило, самого опытного дружинника, я раздал указания по восстановлению города. Десятками дружинников руководили десятники. Это звание было новым для словенского войска. Но, как выяснилось позже, такое разделение прижилось и, главное, понравилось дружинникам.