Ларс.

Что мешает мне улучшить все хорошее и не допустить плохого? Ведь это же читерство – знать о будущем. И надо быть глупцом, чтобы не суметь предотвратить наступление неблагоприятных событий. Надоело нянькаться с этой российской историей. Чем дольше я живу в этом времени, тем больше я начинаю ненавидеть свое время. Люди этого века не стали быть менее жестокими, чем в моем веке, но этот век наиболее справедлив к человеку.

Здесь граница между добром и злом видна невооруженным глазом, а там, в будущем, ее не найти. А иногда нужно поистине напрягаться, чтобы понять, где свет, а где тьма. Особенно это видно по отношению людей друг к другу. В этом веке у тебя может быть семья и дети, которых ты можешь прокормить. Бери в руки соху и похай на здоровье. К тебе не придет князь и не отберет все что у тебя есть, ведь ему самому выгодно, чтобы у тебя дела спорились, так как от твоей работы будет расти и его благосостояние. В этом веке ты не найдешь человека, который служит князю и хранит несметные богатства за границей. Да, можно вспомнить Рогволда-негодяя, но это тот вариант, который я могу искоренить. Рогволд – это воплощение моего века. Таких как он в двадцать первом столетии – полно. Здесь же – рогволдов не так уж и много.

Я смогу создать государство, в котором не будет смертной казни, но будет достойное наказание за совершенные деяния. Я смогу сделать так, чтобы все люди были свободны, а рабства ни в каком виде не существовало. И пусть все это звучит наивно и как-то утопично, но я постараюсь построить свою Россию. Ту, за которую мне не будет стыдно. Ту, которую не будут унижать и гнобить. Ту, в которой мне и моим потомкам будет удобно жить. Ту, которая поставит во главу угла принципы справедливости и законности. Кто сказал, что утопия не возможна? Господа, я докажу обратное. Я уверен, что мне ради этого придется пройти через огромные муки выбора, но я смогу достигнуть главного – мне не будет стыдно за свою страну никогда.

Я в порыве возбуждения вскочил и начал ходить по поляне. Мои мысли могли быть бредом идеологически обработанного пропагандиста, но мне было все равно, как это видится со стороны.

Решено. Плевать на естественный ход истории. Строим государство. А Рюрик? Найдем и ему место в нашей системе координат.

Остаток дня я шел молчаливый. Милена пыталась меня разговорить. Я отвечал невпопад, что ее обидело и она умчалась вперед, к Забаве.

Погода хмурилась. Мы выходили из соснового леса, и это означало, что мы покинули местообитание вятичей и ступили на землю кривичей, племени смоленского княжества.

Мы остановились на ночной привал возле опушки леса. Дружина споро собирала хворост и ставила небольшие походные палатки. В центре всей этой какофонии звуков людской толпы были собраны повозки "вкруг". Там у нас находился своеобразный штаб командования. Забава и Милена кашеварили в огромном котле. С дозора вернулся Сокол и направился к дяде, глазами указывая мне следовать за ним. Я и Сокол подошли к Радомыслу. Эса умудрилась материализоваться возле нас, с любопытством поглядывая на Сокола. Тот нахмурился, наверное, не хотел что-то говорить в ее присутствии, но дядя увидел эти переглядывания и махнул целой рукой в жесте «говори уже, шпион».

- Князь, - Сокол обратился к дяде, - дозор вышел на перекресток торговых дорог, на который мы выйдем завтра. Там необычно людно. Караваны в Смоленск разворачивают и направляют назад, либо в обход столицы кривичей. Встретились знакомцы, которые сказали об осаде города.

- Кто? – Радомысл аж вскочил.

- Говорят, что полоцкие.

Дядя задумался. Насколько я помню из радомысловских уроков, Полоцк на данный момент – это второй по величине город кривичей, который подчиняется Смоленску. Это в будущем, через пару веков они разойдутся и станут самостоятельными торговыми и конкурирующими единицами. Сейчас же, Полоцк входит в территориальную общность племени кривичей. Видимо, пока дядя на всех порах мчался в Кордно, полоцкие кривичи решили потянуть одеяло на себя.

- Не удивлюсь, если за этим будет стоять Рогволд, - размышляя вслух, заметил Радомысл. Сколько их у Смоленска? – обратился он к Соколу.

- Наверное, не больше тысячи, торговцы говорят, что их – тьма, ответил тот.

- У страха глаза велики, - Эса хмыкнула.

- Об осаде никому ни слова, - дядя поочередно посмотрел всем в глаза, убеждаясь в том, что его поняли, - Вокруг нас тысяча не совсем лояльных воинов. Мы идем с войском кривичей против других кривичей. И я не уверен, что нас не спеленают как младенцев свои же воины, чтобы отдать соплеменникам, дабы не было вражды между своими же.

- Отвратительная ситуация, - резюмировал я.

Мы попали в ужасное положение. С одной стороны силы равны, с другой же – дядя только недавно стал князем и уверенности в только что обретенных воинах у него нет. Остается только уповать на то, что воины должны понимать - если город в осаде, значит их родные и близкие под угрозой, следовательно, они должны их защищать. Вот если бы Смоленск сдался и мы подошли бы не к осажденному городу, а к уже захваченному, тогда дело было бы совсем плохо.

- Какова вероятность того, что Смоленск откроет двери соплеменникам? - задал я мучавший меня вопрос.

- Всякое может случиться, - задумчиво обронил дядя.

Кажется, что он сам думал именно об этом. Сокол вздохнул и предложил смотреть по обстоятельствам. Мы решили переночевать и наутро придумать выход из проблемы, так как сейчас в голову ничего путного не приходило.

На вечернем привале Милена все ещё дулась на меня из-за моей неразговорчивости. Она не проронила ни слова, а только фыркнула на мое замечание, что ее поведение выглядит глупым. Пришлось извиняться. Не знаю, правда, на что, но лучше лишний раз извиниться перед обиженной женщиной. Этот урок - единственный полезный, который я усвоил в общении с этими инопланетянками. Обижаться на меня почти перестали, но обет молчания решили не нарушать. Ох уж эти женщины!

На следующий день мы вышли к торговому тракту. Как и говорил Сокол, здесь было многолюдно. Наше войско смогло оттеснить особо медлительных путников и мы направились по дороге в Смоленск.

К городу мы подошли вечером. Соколовы лазутчики доложили, что нас уже ждёт армия Полоцка. Они развернулись в нашу сторону, не особо волнуясь за оставшийся в тылу Смоленск. И это немного напрягало. Надеюсь, что город не переметнулся на сторону врага. Наша армия в целом, настороженно встретила новость об осаде. Что особо радовало из услышанных мною разговоров дружины, так это их возмущение, дескать, стыдно должно быть брату поднимать оружие на брата.

Две почти равные армии стояли лицом к лицу. Полочане на флангах имели несколько сотен конницы. Армия ополченцев на стенах города словно для красоты там находилась. Такое ощущение, будто смоленские горожане не собираются вмешиваться в нашу битву. Поделившись этой мыслью с дядей, я понял, что оказался прав. Радомысл считает, что смоленские кривичи договорились с полоцким, раз не было осады в полном смысле этого слова. Действительно, осада была какой-то номинальной, ни тарана, ни лестниц я не увидел. Будто бы они ждали именно нас.

От противоположной армии отделилась группа из нескольких всадников и направилась в нашу сторону. Радомысл крикнул Соколу и мне готовится к переговорам. Мы, втроём, неспешно направились к переговорщикам. Эса не могла остаться в стороне и присоединилась к нашему посольству. Кажется, ее выходки уже никого не удивляют. Ну не гнать же ее тряпкой в чистом поле!?