Страница 15 из 28
«Гляжу, в тебе он изрядно постарался это вытащить», подумал энси. Поблагодарив за напиток, он не торопился пить, внимая словам столичного гостя. Как же он ненавидел, все эти многозначительные слова всех этих умников.
– Спасибо досточтимый са-ар саги, меня и самого посещают мысли о вреде пьянства, и я со своей стороны делаю все, чтобы не допустить его разгула в моем городе.
Рассмеявшись, его гость сказал, что ценит шутку досточтимого энси, но он и вправду проникся чувством неразрешимости трудностей, возникших, из-за опрометчивого поступка какого-то юнца и хочет помочь.
– Порой, если не знаешь что делать, лучше не делай. Решение придет со временем, а может и разрешиться само собой. Иногда лучше подождать, чем действовать с сомнением в сердце. Пусть твое молчаливое ожидание вызывает тревогу у друзей, пусть кого-то из них оно лишит достатка и крова, или, обездолив, уведет в неволю. Пусть, наконец, иногда твое ожидание, будет стоить им жизни. Но что это все, по сравнению с тем, что наше выжидание приводит в смятение наших врагов, и в замешательство недругов, гадающих, какую еще им пакость мы задумали, заставляя их делать глупости, своими же руками разрешая наши трудности. Приводит их к посрамлению и поражению, а нас к победе и процветанию, вознося людской молвой все выше.
– Ждать, чтобы все обвинили меня в трусости?
– Но ждать, не значит бездействовать, ведь одно не мешает другому. Впрочем, что мне учить того, кто в умении ходить по головам и ждать своего часа, превзошел самого держателя мира. – Улыбнулся приближенный держателя мира.
– Досточтимый са-ар саги мудр, и я по своей неразумности не пойму его речи. – Так и не пригубив кас, в недоумении ответствовал ему верный слуга своего государя.
– Бойся предательства, бойся предать, как боишься расплескать переполненную чашу. Бойся расплескать, но не бойся сливать, чтоб не расплескалось. Презрен предавший ради богатства, презрен предавший из страха, нет этому прощенья, и предательство всегда слывет предательством, если только ты сам не разливаешь. А разливаешь…
«Вот к чему, все твои ужимки», действительно с презрением подумал Мес-э. А вслух сказал:
– То и не было предательства?
–Как будто. – Прищурившись, ответил важный гость. – Досточтимый энси догадлив. Как видно, не раз мысли об этом посещали твою черную голову. Ты станешь тем, кого не только примут, но будут чтить своим. Уметь быть своим там, где невозможно, уметь быть принимаемым везде: не в этом ли божественная сущность? А став богоподобны, мы перестаем зависеть от правил мира, богам закон не писан, они сами их пишут.
– Советник Азуф, решил искушением испытать мою преданность государю? – Предательски дребезжящим голосом пропел энси. – Всем известно, ты тот, кто предал и восстал и снова предал, но почему-то не казнен и даже не отдален как прежде, но стал ближе. И потому я не надеюсь, что мои слова сейчас тронут доверие государя. Но если твой совет, да против тебя? Ведь стоит мне лишь подождать…
– Все верно, но ты забыл одно: здесь разливаю я, не ты. Всегда.
Видя, что последние слова напугали его собеседника, Азуф поспешил его успокоить:
– Но я не ищу с тобой ссоры, наоборот, я хочу помочь тебе в разрешении твоих трудностей.
Мес-э, дрожа от волнения, зубами вцепился в чашу, жадно хватая живительную влагу.
***
Луч, проникая сквозь обрешетки окон, прорезаясь их очертаниями, прохаживал по стенам спальни витиеватым рисунком. Поливая из медной лейки, молодая рабыня отдернувшая занавеску, чтобы полить у окна, закончив, потянулась рукой за край, собираясь задернуть ее снова.
– Не надо. Оставь. – Кликнул ей звонкий голос.
Потягиваясь и протирая заспанные глаза, госпожа Элилу попросила одеваться. Пока юная рабыня помогала ей привести себя в порядок, Элилу болтая без умолку, жаловалась ей на жизнь:
– Если бы ты могла представить Забар, какое это мучение, знать, что он где-то рядом, лежит весь побитый, взаперти, и ты ничем ему не можешь помочь.
– Госпожа Элилу, так и не поговорила с господином?
– Что ты! Да я боюсь даже заикнуться Мес-э про него, хотя бы даже просто спросить про жрецов Инанны. Я боюсь ему подать любой повод так думать. Все, кажется, что он тут же обо всем догадается и все прознает. Несмотря на то, что ночами он меня редко навещает, если он хотя бы заподозрит, что у меня в мыслях кто-то другой, я боюсь даже представить, что будет. Он ведь не испугается даже позора, хотя конечно, не посмеет подвергнуть меня утоплению, но отправить меня к моим бедным родителям у него рука поднимется.
– У госпожи родители не бедные и очень уважаемые люди, а предки господина Салаха были лугалями в Нибиру.
Лилу с пренебрежением вытянула лицо:
– Ну что это, по сравнению с тем положением, которое занимает мой муж, с тем богатством, которым он владеет? А пройдет совсем немного времени и он станет заседать в совете Киша. И что я тогда со своими уважаемыми и именитыми предками буду делать в этой глуши, если вдруг он от меня откажется? Он итак, со мной так редко бывает в последнее время. Где он был этой ночью?
– Господин Мес-э очень важный человек, у него много важных дел. – Говоря это, рабыня старалась всем своим видом показать, что вся проникнута несчастиями госпожи и искренне пытается ей сопереживать, но ее внутреннее безразличие к чаяниям юной хозяйки, выдавал невозмутимый вид. Впрочем, вельможная красавица, погруженная в себя, не замечала коварного бессердечия служанки.
– Пфф, знаю я, как он занят. Всем известно, что он с некоторых пор предпочитает смазливых мальчиков и юношей, а может всегда их любил. А ведь когда-то он признавался мне в любви. Ты же помнишь, каким он был тогда. Ты помнишь, какой он был?
– О да госпожа, как не помнить, какой был красавец благородный сокрушитель варваров, разоблачитель изменников и гроза трусов. Мечта всех женщин Калама.
– Ну как мне было устоять перед ним. Ведь из всех благородных девиц единодержия, он выбрал меня. Если б я знала, что ему нужна всего лишь удачная женитьба на первой красавице, ради его не допоенного честолюбия. – Говорила она, пока Забар рисовала ей брови, соединяющиеся на переносице.
– Господин должен быть благодарен госпоже, ведь женитьба на ней и помогла ему, наконец, поставить коней в стойло.
Элилу раздраженно рассмеялась.
– Забар, ты рассуждаешь как настоящая степнячка. Вправду говорят, сильна кровь дикаря, долго родство. Я и без твоих подсказок догадываюсь, что была для него лишь ступенью к высотам.
А мне казалось тогда, что он меня и вправду любит, а я его, да так, что и позабыла про все… Оказывается не все. Стоило только понять, что не все крутится вокруг меня, прежнее вспыхнуло с новой силой, но теперь с осознанием, что ничто уж не вернуть. И я смирилась с мыслью о том, что всю жизнь буду терпеть: не быть любимой и не любить. Но когда я увидела его, во мне будто вспыхнул огонь новой жизни, и мне безумно захотелось подойти к нему – юная ерес мечтательно подняла глаза, – чтобы снова говорить с ним, как тогда, слушать его песни, которые он пел мне и посвящал только мне, а не этой строптивой гордячке. Смотреть ему в глаза и улыбаться от счастья, зная, что он мой и он со мной, и прикоснуться к его груди, слушая как под ней, от волнения стучит его дикое сердце, и как дрожь запотевшего тела отдается в мою ладонь.
– Что поделать госпожа, это участь с которой всем нам приходится смиряться. И я не была рождена рабыней, и родители благородной эрес сошлись, не любя друг друга.
Сказала рабыня, все с тем же невозмутимым видом.
Недоуменно захлопав длинными ресницами, эрес рассерженно осадила распоясавшуюся служанку, позабыв о том, что только что сама ждала от нее советов:
– Забар, ты забываешься! Дело ли глупой рабыни, рассуждать о господах, да еще равнять себя с ними?!
Задрожав, Забар не чуя ног, в ужасе пала ниц:
– Оо, досточтимая благородная егир, пусть простит она свою глупую рабыню, недостойную касаться следов ее, но, позволившую длинному и негодному языку коснуться ее достойнейших родителей, чья любовь друг к другу неоспорима и чьи отношения являются примером верности.