Грешники

Но, как говорит Маруся, задним умом мы все крепки, а я уже давно научилась не корить себя за то, что иногда была просто влюбленной женщиной. Каждый хоть раз в жизни натыкался на вот такого Призрака. Для урока жизни.

— А ты кто такой? — неуверенно, но еще пытается храбриться он.

Но это даже смешно — Стас на голову его выше и настолько же шире в плечах. У него один кулак такой, что смотреть страшно. И моей маленькой кровожадной девочке хочется увидеть, как этот кулак расквасит нос моему не по делу разбушевавшемуся прошлому.

— А я ее охрана, чудила, — спокойно, но все тем же полурыком, отвечает Стас.

— Мы просто разговаривали, — пытается выехать Призрак.

Великан лишь немного поворачивает голову в мою сторону, но уверена, что Призрака он тоже ни на секунду не выпускает из поля зрения. Видимо, чтобы не пропустить удар. Хотя это было бы смешно, учитывая их и очень-очень разные весовые категории.

В глубине души, мне всегда хотелось, чтобы кто-то начистил Диме физиономию.

Да, очень по-женски нерациональное желание, но хотелось.

— Все в порядке, Маш?

— Думаю, теперь да.

Ну не просить же его, в самом деле, устроить мордобой почти что на центральном проспекте Москвы.

Стас кивает, подбадривающе мне подмигивает и теперь уже всем корпусом поворачивается к Призраку. Тот предпринимает еще одну попытку отступить, но на этот раз его останавливает пятерня Великана, которой он хватает Призрака за грудки и без всяких проблем подтягивает к себе, словно марионетку.

— Значит так, борцун со слабыми женщинами. — Великан еще немного тянет Призрака верх, и тот начинает багроветь, потому что горло свитера сильно натягивается вокруг его порядком потолстевшей шеи. — Еще раз доведешь мою женщину до ее расстроенных глаз — я из твоих яиц такой омлет отгрохаю, что будешь жрать, давиться и благодарить. Все понял?

На минуту мне даже мерещиться, будто Призрак выжил из ума и собирается замахнуться, чтобы дать сдачи, но он просто вскидывает и тут ж опускает руки, одновременно еле заметно кивая.

— Молодец. — Стас как будто собирается его отпустить, но потом…

Просто очень быстро, скорее, с молниеносностью выпада змеи, вкидывает руку и одним точным ударом таранит Призраку нос. Хруст сломанной переносицы для меня почти как сладкая музыка. Ну могу я, в конце концов, порадоваться, что это что-то из моего прошлого получило по щам?

Призрак дико воет и, пятясь назад на слабых ногах, обеими руками зажимает нос.

Кровь хлещет через пальцы, в глазах, прости господи, слезы.

Я знаю, что это больно — однажды в старшей школе на уроке волейбола получила мячом в лицо, и недели две ходила с опухшей синей физиономией. Но я тогда точно не плакала, ни слезы не проронила.

Несколько минут мы просто стоим на тротуаре, глядя как Призрак, пыхтя, забирается в машину. Кстати, куртка-то у него дорогая, а машина — старая, хуже предыдущей.

— Это вообще кто? — Стас поворачивается ко мне, и я быстро протягиваю ему влажную салфетку — после появления Дашки, они у меня везде, на всякий случай. — Зачем? — не понимает он.

— У тебя кровь на… ну… — тычу пальцем на его кулак.

— Да ты что, Отвертка, это не мое — это сопли того ущербного.

— Точно? — Я все-таки беру его руку, и сама тщательно стираю пару красных разводов. В самом деле — с костяшками Великана все в порядке. Даже немного стыдно, что подумала о нем такую ерунду. — Прости, не хотела зацепить твое мужское достоинство. Это у меня комплекс мамочки-наседки, и вообще…

Он не дает мне закончить — точно так же, как минуту назад Призрака, сжимает пальцы на моем воротнике шубы, и мягко тянет на себя, буквально вынуждая стать на носочки.

— За тобой, Отвертка, глаз да глаз нужен — отвернуться не успел, а уже какие-то кобели кастрированные яйца вокруг натирают.

— Что? — бормочу я. — Ты в своем уме?

— Не уверен, — искренне хмурится он, и очень грубо, сильно, безапелляционно, закрывает мне рот поцелуем.

Глава 87

Я отвыкла от поцелуев настолько сильно, что, наверное, в эту минуту Стас чувствует лишь отвращение от моих деревянных губ и намертво прилипшего к нёбу языка.

Мне нравится его грубость.

Боже, так нравится, что нет сил сопротивляться и даже оттолкнуть.

Руки беспомощно болтаются вдоль тела, и я чувству, как к кончикам пальцев приливает странное покалывающее тепло.

У него жесткие губы.

Настойчивые, нахальные, подчиняющие.

Абсолютно мужские, на двести процентов мужские. «Я сказал, что я так хочу», — говорит этот поцелуй, и мне хочется подчиниться. Просто чтобы вспомнить, что я все-еще женщина. Живая. И в моих венах — кровь, а не пепел.

— Пожалуйста, — еле слышно шепчу я, и он нехотя дает поблажку.

Чуть-чуть отстранят меня от себя, хоть все так же уверенно держит в кулаке — как куклу, одной рукой, а вторую выразительно засовывает в карман куртки.

Показывает, что не опасен. По крайней мере, пока я не подам какой-то конкретный сигнал.

Я облизываю губы.

В ответ его кадык дергается.

Мы смотрим друг на друга как будто деремся на изящной дуэли взглядами.

— Прости, это было ужасно. — Хотя, так себе оправдание для почти тридцатилетней женщины.

— Может, хватит пороть чушь? — усмехается он, и все-таки отпускает мой воротник.

До меня не сразу доходит, что я в ответ инстинктивно хватаюсь за куртку на его груди.

Просто чтобы не упасть, ведь так?

— Ты здесь откуда? — Цепляюсь за любую возможность сделать паузу, увести мысли куда-то подальше от поцелуя, потому что мне хочется обнять его и выпросить второй раунд.

Я так долго была одна в той холодной постели.

Все дело в этом?

— Я тебе шашлык привез. — Стас кивает на припаркованный неподалеку уже знакомый мне красный «Вранглер».

— Ты серьезно? — не верю своим ушам.

Он усмехается, сокрушенно мотает головой и за руку тащит меня к машине.

Как всегда, приходится чуть ли не бежать, чтобы успевать за его быстрым шагом.

Открывает дверцу, жестом предлагает заглянуть на заднее сиденье, хоть это можно и не делать — в салоне оглушительно вкусно пахнет жаренным мясом с дымком. И его много, судя по объемному термопакету.

— Пахнет так, что хочется подтереть слюни, — ничуть не лукавлю. — Ты вообще в курсе, что это к мужскому сердцу путь лежит через желудок?

— В курсе — к мужскому, и к твоему. Заберешь? Пока теплый.

Вот в этот момент я стопорюсь.

Даже, наверное, сильнее чем после поцелуя. Он правда привез мне шашлык и… теперь просто уйдёт? Никаких «Давай ко мне» или «Ты теперь растаяла?»

— Что не так? — Он озадачено скребет затылок. — Клянусь, я туда ничего не подмешивал, могу при тебе съесть.

— Прости, что не могу пригласить тебя в гости, — мотаю головой, даже не желая обсуждать его последние слова. Мне такое даже на совсем дурную голову не могло бы прийти на ум. — У меня, кажется, назрел серьезный семейный конфликт. Вряд ли появление в моем доме мужчины хорошо скажется на общей картине. Господи, до чего же мерзко.

Я прикрываю глаза рукой.

Это ужасно — вот так вдруг осознать, что не хозяйка своей жизни, потому что одной бессердечной бабе очень хочется отхватить то, во что она не вложила ни копейки сил. Кто знает, сколько наемных товарищей следят за мной прямо сейчас, и где потом всплывет вся грязное белье этого вечера.

— Я не напрашиваюсь к тебе в гости, Отвертка — мамой клянусь. Ну так что — мясо заберешь?

— Только если ты съешь его вместе со мной в каком-нибудь хорошем спокойном месте. — Не хочу его отпускать. С ним рядом как-то спокойнее. Энергия у него что ли такая «вкусная», что хочется отвампирить на всю катушку? — Может, просто покатаемся по городу?

Он бросает взгляд на «Омегу» — надо же, часы пережили испытание Дашкиной кашей? — и усмехается:

— В это время, Отвертка, мы с тобой можем только постоять в пробке.