Грешники

Я на ходу допиваю кофе и захожу в малый зал для совещаний, где меня уже ждут двое мужчин. Новиков взглядом предлагает присесть, но я упрямо качаю головой.

— Мария Александровна, вы же в курсе, за что получаете деньги? — без вступления начинает генеральный, и мне это как-то сразу очень сильно не нравится.

— Я в курсе, Руслан Андреевич. Буду благодарна, если наш разговор сократиться до сути.

Ему мое отсутствие желания начать заламывать руки определенно не нравится.

Дает знак эСБэшнику, и тот кладет на стол какие-то распечатки.

Сначала даже не сразу понимаю, что это за таблицы и графики, и как это вообще со мной связано. Пока на глаза не попадаются строчки из концепции о работе с персоналом.

Это — мои строчки.

Я уверена в этом как был бы уверен любой человек, который выстрадал каждую букву.

Еще раз пересматриваю листы, и на некоторых совершенно точно виден логотип в виде разорванного знака бесконечности, стилизованного под песочные часы. У «ТриЛимб» на логотипе скрещенные треугольники.

— Я не понимаю, — говорю дрожащим от смеси волнения и злости голосом. — Что все это значит?

ЭСБэшник — Крылов — переходит ко второй фазе: разворачивает «лицом» ко мне стоящий на столе ноутбук, где на видео со скрытой камеры хорошо видно, как Ленка что-то очень долго распечатывает на принтере, а потом всю эту пачку листов сует в сумку.

Я тысячу раз говорила, что за пределы территории нельзя ничего выносить. У нас даже запрет на флэшки.

Но…

— Нет, — твердо и уверенно пресекаю неприятные мне намеки. — Это какое-то очень неприятное совпадение и только. Елена Викторовна не могла слить информацию конкурентам — у нее прекрасные рекомендации с предыдущих мест работы, где она так же имела доступ к корпоративной информации. Да она работает всего ничего, зачем бы ей…

— Вам, — перебивает генеральный. — Я полагаю, это была ваша идея.

Что?!

Уже начинаю жалеть, что не согласилась сесть, потому что прямо сейчас ноги дрожат и подкашиваются.

Это просто абсурд.

Сбывшийся страшный сон.

Я начала работать на свою безупречную репутацию в тот день, когда получила диплом об окончании университета. Это очень важно — иметь безупречный послужной список, если хочешь достичь того, что находится на самой верхушке.

Строка о том, что я работала на конкурентов и сливала им корпоративные данные, просто убьет мою карьеру. Скосит сразу под корень.

— Руслан Андреевич, — я все же кое-как беру себя в руки, — раз вы так громогласно обвиняете меня в крайне неприятных вещах, надеюсь, у вас есть какие-то прямые доказательства?

— Полагаете, недостаточно того факта, то через неделю после того, как ваша подруга и по совместительству протеже, выносит из офиса документы, у «Элипса» вдруг появляется та же информация, что и у «ТриЛимб»? Думаете, это магнитные бури виноваты?

— Я хотела бы еще раз напомнить о корпоративной этике, — держусь из последних сил. — Я готова пройти любые проверки, чтобы доказать свою невиновность.

Для таких случаев у нас на предприятия даже предусмотрен детектор лжи, но мне и в кошмарном сне не могло присниться, что придется испытать его работу на себе.

— Мария Александровна, я надеялся, вам хватит ума не доводить ситуацию до абсурда, — фыркает «генерал».

— На кону моя репутация — ничто в сравнении с этим не может быть абсурдным.

Глава эСБэ с каменным лицом ждет отмашки.

— Хорошо, — «милосердно» соглашается Новиков, и это больше похоже на разрешение дать приговоренному право на последнее слово.

Глава 13

Все эти разбирательства, конечно, не могут обойтись без согласия собственницы.

Для этого с ней связываются даже в кардиоцентре, где она проходит плановый профилактический курс.

И вся информация, конечно же, незримо расползается по коллективу. Невозможно накинуть платок на каждый рот — так, кажется, говорится в известной поговорке.

Часа три уходит на то, чтобы дождаться полиграфолога, прогнать меня по целой куче идиотских вопросов, еще раз снять проверку с камер проходной и скрытых камер, которые натыканы в каждом кабинете.

Сказать, что я чувствую себя прошедшей девять кругов ада — значит, не сказать ничего.

Но оно того стоит, потому что итог всего этого — моя полная реабилитация. Даже несмотря на то, что генеральный открыто говорит, что сам факт того, что я попала в такой скандал — достаточная причина для моего увольнения.

Собственница предпочитает отмалчиваться, и это — плохой знак.

Меня оправдала техника и против меня действительно нет никаких доказательств, но я все равно замешана в скандале. Грозная много раз подчеркивала, что для нее крайне важна честность и доверие, которые она ставит даже выше профессиональных качество, потому что второму, при желании, человека всегда можно выучить.

В свой кабинет я заползаю только к трем — без обеда, без передышки и с тяжелой головой.

Не хочется ничего. Даже кофе, которая моя заботливая помощница молча приносит и ставит передо мной на стол.

Где-то за этими стенами наша служба безопасности сейчас песочит Ленку.

Нас намеренно развели так, чтобы не могли пересечься даже случайно.

Когда все закончится — я сверну ей шею. Я ее просто убью с особой жесткостью. Оторву все выступающие части тела и завяжу узлом то, что у нее между ног — может хоть тогда она перестанет думать о мужиках и вспомнит о значении слова «ответственность».

И, несмотря на все это, мне до сих пор страшно думать о том, что моя лучшая подруга, которую я столько раз буквально за уши вытаскивала из болота, могла так со мной поступить.

Это… слишком мерзко.

От одних только мыслей, какую змею на груди я могла пригреть, становится не по себе. Хочется пойти под душ и соскрести с кожи даже тень сегодняшнего дня.

В телефон даже не заглядываю, хоть до сих пор никак не ответила на сообщения Призрака.

Говорить ни с кем не хочется.

Точнее, мне очень нужно выговориться. Банально просто покричать хотя бы в пустоту, но лучше, чтобы в этой пустоте был голос, который скажет, что все пройдет, и руки, которые просто погладят по голове.

Я набираю папин номер.

Даже после моего простого «привет, па», он понимает, что в моей жизни случилась пресловутая пятая точка.

Папа — моя опора, поддержка и защита.

Он — мой идеальный мужчина. Он так меня любит, что я просто не согласна разменять свою жизнь и отдать сердце мужчине, который будет любить меня хоть на грамм меньше. Даже если планка требований слишком высока.

— У меня проблемы на работе, пап, — шмыгаю носом. С ним можно не быть сильной карьеристкой, для него я всегда «доча». — Прости, что подставила.

Это ведь он замолвил слово, чтобы хорошее хлебное место досталось мне, это на его репутации я выехала без необходимого стажа по специальности.

— Понял, — скупо, как все серьезные мужчины, говорит он. — За руль не садись — водителя пришлю. Когда?

— Я неделю за свой счет, так что хоть сейчас.

Через двадцать минут мне приходит сброшенный вызов — маячок от Вовы, папиного водителя. Я набрасываю на плечи пальто, беру сумку и выхожу.

— Мария Александровна, — жалобно пищит в спину моя помощница, — вы же вернетесь к нам?

До того, как в «ТриЛимб» пришла ее, директором по персоналу работала, как ее до сих пор зовут, «Мегера в мехах». И моя помощница успела от нее натерпеться всякого, от чего нервы могут сдать и у сильных мужиков. Не то, чтобы я себя хвалю, но при всем обилии у меня плохих качеств — и это чистая правда — я никогда не срываюсь на людях просто так. Тем более на подчиненных, которые лишены возможности сказать хоть слово поперек. Ну если только им не хочется еще больше усложнить себе жизнь рядом с начальником-самодуром.

Мне нечего ответить.

Я стараюсь подбодрить помощницу улыбкой, но ухожу молча.

Самой не хочется думать, что, возможно, мое следующее появление здесь будет только чтобы собрать вещи. Потому что это будет… крах всему. Всем моим мечтам о карьере, о том, чтобы зарабатывать достаточно и ни от кого не зависеть, чтобы купить себе представительский автомобиль и дважды в год летать куда-нибудь в красивые страны. Я мечтала об этом буквально с тех пор, как в шестнадцать лет вышла на свою первую работу — летом, пока остальные отдыхали, я мыла посуду в маленьком летнем кафе, получала за это копейки, но зато эти деньги уже были моими личными. С тех пор я больше никогда ничего не просила ни у матери, ни у папы. В особенности у папы, который уже активно пропалывал «финансовую стезю».