Страница 10 из 12
Плакал и Витя. Что вспомнил этот накаченный здоровяк – об этом, наверное, я никогда не узнаю. Но плакал он сильно, размазывая рукой слёзы по щекам.
И только недовольные зрители шумели всё громче, а некоторые даже попытались выйти из зала.
Они дошли до двери, где их встретили «Питюня» с «Офицером». Выполняя инструкцию Викторовича, «Питюня» вежливо попросил их вернуться назад: «А ну-ка быстро всем занять свои места! А то я вас тово». И испугавшаяся пухлого охранника толпа вернулась на свои места.
За всем происходящим Викторович с довольным видом наблюдал из зала.
А солистка хора Соня Звонарёва уже пела следующую песню:
«Похотливый мой милёнок
Мужиками бит не раз.
Перепортил всех девчонок
В деревеньке он у нас».
И женская половина хора после каждого куплета начинала подпевать:
«Его глазки, будто сказки,
С ним свиданье – сладкий миг,
Дарит женщинам он ласки,
Закачаешься от них.
Ооо-ох!»
Вскочив с кресел, толпа сделала ещё одну неудачную попытку вырваться из зала. Порванная в клочья «Питюнина» рубаха говорила об его отчаянном сопротивлении. «И что этим людям надо? Совсем не интересуются высоким искусством!» – подумал в тот момент я.
А солистка хора Дуся Затейкина уже пела очередной хит этого чудо -коллектива:
«Сделал Паша дудочку,
Дудку – «прибауточку»,
И меня наивную в лес позвал с собой.
Я ему поверила,
Честь ему доверила.
Честь моя нетронута, а карман пустой».
И весь чудо-хор дружно вторил солистке Дусе:
«Он «обчистил» девицу, девицу-красавицу
И она печалится, свои слёзы льёт.
Но однажды Пашенька тоже доиграется,
Кузнец Абакумушка нос ему набьёт».
Я слушал эту лирическую песню и получал истинно-эстетическое наслаждение. Я представлял себя тем брутальным кузнецом Абакумушкой, который непременно набьет нос обидчику девицы-красавицы и обязательно на ней женится.
Мои приятные фантазии были прерваны истошным криком одного из зрителей с первого ряда. Став к залу лицом он орал: «Товарищи, нас кормят низкопробными песенками! Это не искусство, а отстой! Не позволяйте себя унижать! Все на выход! Миру – мир! Народу – воля!»
Растерявшийся хор прекратил своё пение, мой коллега Витя стоял с открытым от изумления ртом, а зрители тем временем ринулись к выходу, где стояли, дрожа от страха, «Офицер» и «Питюня».
Стало страшно и мне, я быстренько вскарабкался на сцену и спрятался за широкий сарафан Дуси Затейкиной.
Дуся, не выдавай меня! – дрожащим голосом попросил я её, когда увидел с каким неистовством толпа налетела на Питюню» с «Офицером».
Спрячься лучше ко мне под сарафан. Ты маленький, поместишься, – посоветовала мне добрая женщина.
Ныряя к ней под широкий сарафан, я краем глаза заметил. Как мой коллега Витя пытается найти себе укрытие под сарафаном Сони Звонаревой.
Ты только, рыжий, не вздумай ко мне лезть в трусы! – предупредила его Соня.
Да, мне сейчас не до этого, – на ходу сказал Витя, ныряя под сарафан.
Уже находясь между крепких ног Дуси, я слышал шум борьбы у входной двери, какую-то возню и душераздирающие крики моего несчастного коллеги «Питюни»:
Сто вы делаете?! Сто вы делаете, остановитесь! Помогите! Братцы, помогите!
«Он даже здесь орёт, как резаный», – подумал тогда я и осторожно пальчиком дотронулся до волосатой Дусиной ноги.
Быстро ты там освоился, хорёк! – строгим голосом сказала она и слегка лягнула меня ногой. Хор дружно пошёл со сцены в гримёрку. Я и Витя, держась за ноги солисток, пытались не отстать от этого, способного защитить, коллектива.
Последнее, что я слышал, покидая сцену, это приглушенные крики глупого охранника «Питюни»:
Да куда зе вы?! Куда зе вы разбегаетесь? А ну-ка сейчас зе вернитесь на свои места!
Фотосессия у проруби
– Федька, вставай! – услышал я сквозь сон голос своего отца Льва Львовича Пугайло.
– Па, сегодня выходной, дай поспать и так через сутки работаю! – недовольно ответил я.
– Федя, ты мне будешь нужен. Я сейчас иду на речку моржевать, а ты возьми с собой фотоаппарат и будешь меня там фоткать.
– А это ещё для чего?!
– Я эти фотки выложу в интернет и пусть мне все знакомые завидуют!
Я понял, что намерения у отца серьезные и он от меня отставать не собирается.
– Па, возьми с собой Ванюшку, всё равно нигде не работает! – посоветовал я отцу вместо себя взять младшего брата.
– Ты думаешь, что говоришь? Куда я его возьму, он опять всю ночь в интернете просидел, ещё в прорубь свалится!
Скрипя зубами, я встал с кровати и начал одеваться.
– Роза, мы идём с Федей на речку моржевать! – с гордостью сообщил отец матери.
– Тогда надень новые трусы, а то твои уже выбросить пора, – вступила в разговор мать, – и никому там глазки не строй, я всё равно узнаю.
– Трусы я уже надел, а на баб, ты знаешь, я никогда «ни-ни».
В ответ на его слова мать громко расхохоталась и пошла на кухню.
На речку я шёл, как на каторгу, отец – впереди, а я сзади. Никакого желания разговаривать с ним у меня не было.
Ну вот и заветная прорубь отца, у которой я ещё издали заметил две женские фигуры. Это были две дамы возраста отца: одна маленькая полненькая, а другая высокая худая.
– Всем моржам мой поклон! – театрально поприветствовал их отец.
Дамочки захихикали.
– И наше вам с кисточкой! – ответила ему маленькая толстенькая.
По глазам «моржих» было видно, что статная и высокая фигура отца (не сравнить с моей) произвела на них впечатление.
Уже через пару минут отец снял с себя одежду и остался в одних трусах. И только тут я заметил, что новые трусы батя так и не надел, а эти больше напоминали рыболовную сеть. Это заметили и, внимательно разглядывающие, «моржихи». Они опять захихикали и худосочная произнесла:
– Вы прямо, как Тарзан!
– Федь, а может быть мне и трусы снять, а то ведь и правда они как-то не очень? – внёс неожиданное предложение отец.
От его взгляда на мораль и нравственность у меня чуть было фотоаппарат не упал в прорубь.
– А как же ты тогда свои фотки в интернет выставлять будешь?! – поинтересовался я.
– Ну да, ну да! – согласился он и понял, что на сегодня фотосессия отменяется.
– Мне показалось, что эта «святая» троица, стоявшая у проруби в одном нижнем белье, забыла обо всём. И ей сейчас нипочём: ни мороз, ни холод, ни я. Отец продолжал отпускать свои сальные шуточки, а «моржихи» хихикали и строили ему глазки.
– Па, а может я уже домой пойду? – обратился я осторожно к отцу.
– Конечно, конечно, сынок, иди домой и скажи матери, что я немного поплаваю и тоже приду, – ответил он и ещё крепче начал тискать развратных «моржих».
В ожидании отца
Нашего «моржа» не было дома уже третий день. Мать «рвала и метала», Ванюшка тихо всхлипывал у компьютера, а я с тревогой в душе ждал, когда по-полной «рванёт крышу». И её «рвануло».
– Признавайся, Федька-засранец, с кем ты в тот день оставил отца у проруби? – накинулась на меня она.
– Да, я, мам, тебе уже раз сто говорил, что он там остался один… Без трусов.
– Если он снял трусы, значит там были бабы!
– Да, откуда им там быть в такой мороз!
– А #@!! мороз не помеха!
Ванюшка громче заплакал у компьютера.
– Ты то что, компьютерная душа, слёзы льёшь? – с металлической ноткой в голосе спросила его мать.
– Папку жалко! – сквозь слезы выговорил он.
– А какого рожна ты его жалеешь? Он сейчас с бабами развлекается, а ты мне здесь досады делаешь!
– А вдруг он утонул?! – не унимался Ванюшка.
– Такие дураки, как твой папка, не тонут!
Я сидел молча, боясь пошевельнутся.
– А ты, Федька, не отмолчишься! Признавайся с кем оставил отца? – набросилась опять на меня мать.