Испорченность (ЛП)

— Прошу прощения? Это безумие. Ты сошел с ума.

— Что безумно, так это думать, что там ты в большей безопасности, чем здесь.

— Никто не угрожал взвалить меня на плечо или наказать, как ребенка.

Я снова потянулся к ее плечам, мои пальцы сжались ровно настолько, чтобы привлечь ее внимание. Я не собирался говорить так много, но было ясно, что, если не внушу ей мысль об опасности снаружи, она не перестанет спорить.

— Скажи мне, почему ты думаешь, что твой мир рухнул, — сказал я, надеясь заставить ее сосредоточиться на том, что происходит за этими стенами. — Подумай обо всем, что произошло. Не прячь факты под ковер и не притворяйся, что двое мужчин не просто пытались получить от тебя информацию, а потом сделали это… кто знает, что с тобой будет, если представится такая возможность. Не делай вид, что твоя лаборатория не закрыта таинственным образом. А как же Олсен? Почему он вдруг пропал? А как насчет твоего напарника? Почему он бросил тебя? Лорел, посмотри на картину в целом, на мир за ее пределами.

Она покачнулась в моих объятиях, ее щеки побледнели.

— Думаю… мне нужно присесть.

Отпустив ее плечи, я направил ее к дивану.

— Хочешь еще воды?

— Нет, я хочу вернуть свою жизнь.

Я покачал головой.

— Это произойдет не скоро.

Скорее всего никогда.

Она снова закрыла глаза, глубоко вздохнула и откинулась на изодранные подушки дивана.

Сцена была неправильной. Лорел Карлсон не должна быть в этой дыре, она заслуживала лучшего. Тем не менее, находиться здесь было лучше, чем то, что должно было произойти.

Ее глаза открылись, кобальтово-голубые устремились на меня.

— Это должно быть связано с формулой. Но почему именно сейчас?

Я сел рядом, давая ей пространство. Изношенные пружины прогнулись под моим весом. Выдохнув, я наклонился вперед, поставив локти на колени и держась за подбородок.

— Та встреча на прошлой неделе…

— Да, — сказала она, тоже наклоняясь вперед.

Я сделал глубокий вдох.

— Цель этого собрания не в том, чтобы собрать инвесторов, которые помогли бы тебе продолжить исследования.

Она повернула голову.

— Нет, ты ошибаешься. Именно из-за этого. За несколько недель или, может, месяцев до встречи, мы, Расс и я, провели множество дискуссий и встреч как с Эриком, так и с доктором Оуксом. Университет решил, что необходимо дополнительное финансирование…

— Лорел, — перебил я ее. — Ты поверила тому, что было сказано? Инвесторы? А как насчет грантов?

— Я… я подавала заявки несколько лет. Проблема в том, что я не могла изложить в письменном виде точный характер нашего исследования. Это секретная информация.

Прищурившись, я потянулся к ее подбородку, пока синева снова не осветила мой путь.

— Кто сказал тебе не добиваться грантов?

Она пожала плечами.

— Думаю, это было групповое решение.

— Подумай об этом. Эта работа — твой ребенок. Разве ты не сомневалась в необходимости поделиться хотя бы частью этого с группой людей? Очевидно, ты доверяешь людям, с которыми работаешь, но копни глубже…

Не сопротивляясь моему прикосновению, она вздохнула и закрыла веки.

— Ты хорошо себя чувствовала на встрече? — спросил я, снова удерживая ее подбородок на месте. Ее голова затряслась в моих руках. — Почему?

— Я не люблю публичных выступлений. Я не хотела там находиться.

— Расскажи мне больше.

Она сглотнула.

— Я чувствовала себя выставленной напоказ, не только я, но и моя работа, наша работа. Рассела, доктора Картрайта и моя.

— Что еще?

— Там было слишком много людей, и мы говорили слишком много.

Отпустив ее подбородок, я кивнул.

— Это не твоя вина, ничего из этого. То, что было сказано в пятницу вечером, не имело значения. Гораздо больше информации, чем обсуждалось, было сообщено задолго до встречи.

— О чем ты говоришь?

— Я нашел зашифрованное письмо, отправленное через университетские серверы.

— Нет, это безумие. Я копирую всю корреспонденцию.

Я глубоко вздохнул.

— Только не это. Как я уже сказал, оно было зашифровано.

— Тогда как ты его нашел?

Вместо объяснения «как» я рассказал ей, что в нем содержится.

— В письме обсуждалась конкретика о потенциальном использовании запатентованного препарата. В нем даже представлены результаты ограниченных клинических испытаний.

— Нет. — Она встала, и на ее лице отразились шок и разочарование. — Это все засекречено и конфиденциально. Никто не должен…

— Письмо привлекло ненужное внимание, — сказал я. — Эта встреча случилась по одной причине. Это была уловка, чтобы заручиться поддержкой покупателя формулы и полученного состава, напугать потенциальных покупателей, чтобы они сделали шаг. Ставки и так были высоки, но после этого небольшого шоу они взлетели до небес.

Ее губы побледнели, она сжала их.

— Задаток уже внесен, — продолжал я, — и еще больше обещано, чтобы остановить твои исследования любой ценой.

— Что значит любой ценой?

— Лорел, за твою голову назначена цена, и нашелся покупатель.

Глава 20

Лорел

Сидя на кровати, прислонившись головой к изголовью и опираясь спиной на подушки, я смотрела на окружающие меня стены и вспоминала бетонные блоки. Их узор был похож на головоломку, полностью составленную из прямоугольных кусочков. Я была права насчет более высокого потолка. Разница между сегодняшним днем и тем, когда я проснулась, заключалась в том, что теперь у меня была кнопка, пульт дистанционного управления, для включения и выключения единственной лампочки, свисающей с высокой балки. Я не могла перестать думать о своем недавнем разговоре с Кадером. Если за мою голову назначена цена, то была ли она и за голову Рассела?

Это был только один из вопросов, которые кружили у меня в голове. С того самого момента, как Кадер сказал, что кто-то хочет моей смерти, мои мысли путались.

Он покинул здание, конспиративную квартиру, некоторое время назад.

После того как сбросил бомбу, он оставил меня сидеть на старом диване и отошел к другой стороне пластиковой стены. Через несколько минут он вернулся с моим чемоданом. Я никогда не спрашивала, как он достал его или что именно случилось с двумя фальшивыми полицейскими. Вопросов слишком много, чтобы расставлять их по приоритетам.

Отнеся чемодан в спальню, я решила сделать что-нибудь, все, что смогу. Последние двадцать четыре часа показались мне вечностью, и после того, как мой голод был утолен, я заметила затяжной запах газа, исходящий из моих пор, окружающий, как облако. Сейчас, когда я почти ничего не контролировала, чистить зубы и принимать душ было двумя вещами, которые я могла сделать.

Я изо всех сил старалась не пить воду из крана, когда чистила зубы. Вместо этого я использовала воду из бутылки для полоскания. С душем у меня не было выбора. По крайней мере, вонючая вода была теплой. Горячая было бы преувеличением, но теплая лучше, чем холодная.

После того, как закончила, одетая в штаны для йоги, футболку и носки, с мокрыми расчесанными волосами, я вернулась в большую комнату. Когда я вошла, Кадер стоял по другую сторону пластиковой стены, уставившись на три экрана, а его пальцы то щелкали по клавиатуре, то двигали мышью.

Направление, в котором он сидел, позволяло мне видеть его, его поразительное лицо и широкие плечи, но не то, что было на экранах.

Сначала я не была уверена, знает ли он, что я здесь. Казалось, он был в восторге от той информации, которую собирал. Его глаза всматривались, а точеная челюсть сжалась. Его брови изгибались, когда он поворачивался от одного экрана к другому. Его широкая грудь расширялась от дыхания. Когда он вдыхал, его рубашка туго натягивалась, обнажая еще немного разноцветных узоров.

Хотя я знала о нем очень мало, меня тянуло к нему каким-то невидимым канатом. О стокгольмском синдроме пока говорить рано. Кроме того, я не была уверена, что это действительно похищение, хотя и использовала этот термин.