Хайаса. Свет Ликующий

– Н-да-а, незадача. А вдруг получится? Давай я, а? – предложил Кузин.

– Не хочу рисковать, подъехать не успеешь, и они из тебя ежика сделают, – остановил его Никита.

– А давайте… я, – сказала Гулька, подсев к ним, поближе к костру.

Гулька – жена Никиты уже третий год, целительница, которая лечила и ребят, и их воинов из местных. Ее не то чтобы боялись, но опасались – она колдунья, вдруг возьмет и в лягушку превратит. Кстати, Кукконен с ее сестрой встречался, она его и спасла в тот последний день.

– Гулька, ну хоть ты не лезь, маленькая моя, – и действительно, рядом с великаном Никитой Гулльвейг78 выглядела крохотной Дюймовочкой.

– Ник, ты сам говоришь, вас они не подпустят, местные сами не подойдут, а я всего лишь хрупкая женщина, чего с меня взять. Оставлю золото и обратно вернусь.

Все задумались. Повисло тяжелое молчание. Но принимать решение Никите.

– Никит, – прервал его раздумье Смит, – по-моему, у нас реально нет другого выхода, подумай.

– А почему именно моя жена? – Никита явно нервничал.

– Любовь моя, потому что я сама предложила, – ответила она за всех и поставила точку поцелуем.

– Все равно, я против, – оторвавшись от нее, ответил Никита.

– Муж мой, ты же знаешь, что это единственный выход. Если до утра найдешь другой, то я не поеду, – спокойно сказала Гулька.

…Утром, поправляя ремни креплений упряжки, Никита угрюмо ворчал.

– Будь осторожна, я сбоку лошадь запасную поставил. Если что, вскочишь на нее и сразу сюда.

– А золото? – спросила Гулльвейг.

Никита нервно теребил ремни упряжки.

– А черт с ним, еще наберем, а мне нужна ты – живая и здоровая, а не золото, понятно?

– Ладно, ворчун, – рассмеялась Гулльвейг, – все будет хорошо. Им смысла нет убивать меня, не переживай так.

И повозка тронулась с места.

Друзья все в напряженном молчании провожали ее. Увидели, как телега подъехала к воротам, которые почти сразу открылись, и из них, настороженно озираясь, вышли человек двадцать стражи. Внимательно, осторожно проверили сундуки и, увидев, что все в порядке, впустили ее в город, сразу же закрыв за ней ворота. Минуты казались вечностью. Казалось, прошел целый день, но на самом деле – от силы полчаса. Наконец ворота вновь открылись, и из города выехала Гулльвейг – живая и здоровая. Подъехав к друзьям, она спрыгнула с повозки, к ней сразу подбежал Никитенко.

– Ну вот видишь, а ты боялся, – весело сказала она, уворачиваясь от объятий изволновавшегося Никиты.

Прошла неделя, но поведение асгардцев по отношению к местным никак не изменилось…

– Эй там, на стене, позовите вашего одноглазого, – крикнул Никита, стоя на расстоянии выстрела из лука от стены.

Через пару минут появился Один в сопровождении человека в капюшоне.

– Чего тебе, ван, – зло спросил асгардец.

– Мы договорились, одноглазый, – с такой же злостью крикнул Никита.

– О чем? – наигранно удивился Один.

– О том, что мы тебе даем золото, а ты перестаешь доставать людей, – напомнил Никита.

– Ну и? – Один сделал вид, что не понимает, о чем речь.

– Неделя прошла, и я вижу сожженную деревню, – намекнул ему Никита.

– А-а, так ты об э-этом, – махнул рукой Один, – так они нам задолжали, – весело ответил он.

– Мы договорились, что мы платим золотом, и ты перестаешь брать с них дань, – Никита стал закипать.

– Так тó на будущее, а мы же долг пошли взимать, а за долги мы же не договаривались.

Никита от злости скрежетал зубами. Его провели вокруг пальца.

– Сколько стоят ваши долги, сколько вам люди должны?

Один задумался на миг и удвоил цену.

– Четыреста мин.

Никита сжал кулаки, но ответил:

– Хорошо будут тебе четыреста мин, посмотрим, что ты скажешь после этого, – согласился Никита, хотя понимал, какую игру затеял потомок Аскеназа.

– Вот и посмотрим, – радостно ответил Один.

На следующий день Гулльвейг вновь увозила золото через Биврест к Асгарду. И опять через полчаса-час вернулась живая и здоровая, но, как и в первый раз, ничего не изменилось. Никита рвал и метал.

– Никит, а может, ну его на фиг, давай по-нашему решим… зайдем, надаем по рогам, сразу все поймут, – предложил Кузин.

– Во-первых, это не «по-нашему», а во-вторых, если есть возможность решить все без жертв, то давай так и решать. Просто интересно, что сейчас одноглазый скажет, какую отмазку придумает.

Но отмазки никакой не было, а Один, или Адон, просто тупо сказал, что он, видите ли, подумал, что немного продешевил, и теперь он хочет восемьсот мин.

– А он не оборзел случаем, а, Никит? Ты что, в натуре, ему восемьсот миней, или как там у них называется, отдашь? – бесился Смит.

– Да, бог троицу любит, если и в этот раз, то… – Никитенко был темнее тучи, он явно был на пределе.

…Мы уже более часа стояли и ждали Гулльвейг. Никита не выдержал и пошел к крепости.

– Эй там, на стене, где Гулльвейг? – крикнул он.

– Какая такая Гулльвейг? – спросили со стены.

– Как какая… та, которая вам золото принесла, – Никита терял терпение.

– Я не знаю ни о каком золоте. Я тут на стене стою.

– Позови Адона, – потребовал Никита.

Через пару минут появились знакомые две фигуры. Одна в широкополой шляпе, вторая – в неизменном капюшоне.

– Адон, или как тебя, где Гулльвейг? – крикнул Никита.

– А кто это? – нагло спросил Один.

– Эта та, которая вам три раза золото привозила, – сжав кулаки и еле сдерживая себя, сказал Никита.

– А-а, эта, ну… я подумал, что вместе с золотом я и ее тоже себе оставлю, – почесав живот, сказал Один.

– Один, не зарывайся, это моя жена. Отпусти ее или я за себя не отвечаю, – Никита сдерживался из последних сил.

Пошептавшись с незнакомцем в капюшоне, тот дал приказ, и через пару минут ему что-то принесли, а что – снизу не разглядеть было.

– Э́та Гулльвейг? Колдунья, которая пыталась нас заразить алчностью, привозя в город золото? Но я раскусил ее хитрость и, конечно же, пресек это, – с этими словами Один за волосы вытянул отрубленную голову Гулльвейг.

Никита с минуту стоял недвижно, как статуя, потом молча повернулся и пошел к ждавшим его в нетерпении друзьям. Он прошел, раскидав их, как мяч кегли. Молча взял щит, меч, копье.

– Никит, не тупи, успокойся, и себя погубишь, и за Гулльвейг не отомстишь. Мы отомстим, но давай вместе…

Но остановить в тот момент Никиту смогли лишь человек двадцать, которые повисли на нем и еле повалили на землю.

Неделю Никита не просыхал. Через неделю ночью он подсел к друзьям. Сидели они у костра – в лагере, который разбили у начала моста, перекрывая асгардцам единственную артерию, связывающую их город с внешним миром. Сидел долго, молча. Вместе с Никитой молчали и все остальные. Через некоторое время Кузин прервал это разрывающее душу молчание.

– Ну… как ты?

– А ты как думаешь? – вернул вопрос Никита.

– Да, глупый вопрос, – почесал затылок Кузин.

– Вот я и не буду глупо отвечать.

– Тогда не надо, – согласился Кузин.

– Никит, конечно, это Гульку не вернет, понимаю, но мы отомстим за нее, – Смит уже не знал, как поддержать друга.

– Это я знаю, но не знаю – зачем? Что это изменит?

– Ничего не изменит, это правда, но это будет месть не ради мести, а ради наказания, – ответил Кузин.

– Я не хочу ничего, пусть лишь отдадут ее тело, чтоб я смог попрощаться с ней и похоронить.

– Они отказались отдать ее, но я клянусь: мы обязательно отобьем у них тело, – воскликнул Поляков.

– И как мы это сделаем? – грустно спросил Никита.

– Никит, ты же сам спроектировал эту крепость, неужели все забыл? Ведь мы в мгновение ока можем обвалить стены. Я не думаю, что механизмы уже вышли из строя, – ответил Кузин.

– Пятьсот лет почти прошло, не думаю, что в этой сырости что-то еще может работать, – обреченно сказал Никита

– Пока ты бухал, братуха, Смит уже проверил. Ты прав, почти на всех участках все пришло в негодность, но у ворот был самый сухой и защищенный участок, там-то как раз все нормально. Мы обвалим ворота и ворвемся в город, – сказал Кузин.

78

Гулльвейг – в скандинавской мифологии – злая колдунья, посланная ванами к асам. Олицетворяет силу золота. Асы пытались убить ее несколько раз (копьями и огнем), но она живет и сейчас. Ее появление в Асгарде спровоцировало войну между асами и ванами – первую в мире войну.