Ага, влюбился!

Встреча выпускников проходила довольно убого – все просто шатались по кабинетам, навещая любимых учителей, при этом в основном наш класс базировался в кабинете Веры Васильевны – нашей классной руководительницы, у которой за всё время работы мы были единственным классом, который она вела. Мы были её первым опытом. Неудачным, видимо…

Вера Васильевна дружила с Селёдкой – учительницей начальных классов, с которой у нас не заладилось ещё больше, чем с Женей. И наверно, с этой дружбы и пошла предвзятость ко мне Веры Васильевны. Лично мне видеть её не хотелось особенно сильно. Больше, чем других… Но наш класс собирался в её кабинете, а Северова, как обычно, опаздывала.

Я же, наоборот, пришла раньше всех, так уж вышло, и потому волей-неволей пришлось зайти в родной кабинет, где Веру Васильевну окружили незнакомые мне выпускники каких-то других лет, у которых она классной не была, но предмет свой вела.

Я надеялась остаться незамеченной, но не вышло. Учительский слух чутко реагировал на каждого вновь пришедшего.

– О, Вероника! – обрадовалась Вера Васильевна, выглядывая из толпы ребят, которые тут же расступились, открывая ей обзор на меня. – Ну как ты? Проходи, не стесняйся!

Пришлось и правда подойти. Исключительно, чтобы не создалось впечатление, что я осталась той стеснительной девочкой, какой была раньше.

– Здравствуйте! – поздоровалась я, оглядывая класс. Потому что чем больше смотрела я на ничуть не изменившуюся учительницу, тем больше робела. – Ремонт у вас. Красиво, – дежурно прокомментировала перемены в классе.

– Знаю, поступила, куда и хотела, учишься хорошо…

Я кивнула, улыбаясь и ожидая, когда придёт кто- то спасительный, что перетянет внимание Веры Васильевны на себя. Хоть даже Женька! Даже ему буду рада!

– А на личном фронте как? – спросила учительница, и я еле удержалась, чтобы не закатить глаза.

Это самый странный вопрос из всех. Странный, но типичный. Нельзя просто взять и не спросить: «Как на личном фронте?» –у человека, которого давно не видел.

Что отвечать? Встречаюсь периодически с кем-нибудь, но все быстро начинают бесить. Вроде бы некрасиво звучит…

Я пожала плечами:

– Нормально. Замуж не собираюсь пока, – ответила довольно сухо.

– Помню, как ты не ладила с Женей Карповым… – Она сказала об этом как-то мечтательно и ностальгически, не понимая, что лично я до сих пор дуюсь на неё за несправедливость, которой она одаривала меня каждый раз, когда мы с Женей ругались. – Эх… Как вспомню: какая пара вы красивая была!

А эту фразу она произнесла так, словно вспоминала свою первую любовь, а не двух вечно подкалывающих друг друга школьников. Я не сдержалась и поморщилась. Потому что более некрасивой пары было просто не найти – мы не могли находиться рядом, не ругаясь. Разве это может казаться красивым, даже если внешне мы с Женькой оба ничего, симпатичные?

– Мы не были парой, – напомнила я сухо, поглядев на собравшихся людей, которые посмотрели на меня с нескрываемым интересом, ожидая какой-то занятной истории.

– Ну, так-то, конечно, да… – опомнилась Вера Васильевна, улыбаясь по-прежнему мечтательно, и я отчаялась стереть эту улыбку с её лица. – Но что-то между вами всегда происходило! А как романтично вы тогда, в первом классе…

Она припомнила ту самую историю, которую я не любила ни с кем делить. И использовала по отношению к ней слово «романтично», которое к той истории было точно не пришей кобыле хвост.

Девчонки, которых я не знала, оживились, заинтересовавшись, и стали наперебой просить Веру Васильевну и меня рассказать им, как было дело. Мол, они уже давно выросли и знают, что школьные романтичные истории – это чудесно, прекрасно и волшебно… Бр-р-р-р…

– Вы расскажите, а я пойду по школе прогуляюсь, – сказала я, рассчитывая поскорее ретироваться и не желая слушать эту историю из уст училки, но тут появилась Северова.

Она вошла бодрым шагом, но на неё никто не обратил внимания. Оля походила на учительницу: в её строгом костюме, с забранными в огрызок хвоста волосами и пронзительным цепким взглядом голубых глаз.

– О чём будут рассказывать? – спросила она у всех громко, а потом поздоровалась с учительницей: – Здравствуйте, Вера Васильевна!

Я закатила глаза и выскочила из кабинета.

Северова осталась – она не могла пропустить эту историю. И не могла предотвратить этот рассказ. Я знала, что ей интересно послушать это от любого человека – Оле приходилось собирать картинку того дня по осколкам, ведь я ничего конкретного не рассказывала даже ей. Это был мой день. Мой и Женькин. Больше – ничей!

Удалившись из кабинета, я пошла бродить по коридорам. Как и следовало ожидать, на встречи выпускников приходят кто угодно, кроме тех, кто мог быть мне интересен. Артёмов, например, не было: ни того, с которым я сидела одно время за партой, ни того, с которым я дружила во дворе, с параллельного класса. Вот их я с радостью повидала бы! Не настолько жаждала встречи, но раз уж пришла сюда, хотелось бы повидать именно их.

Не было и Элины – жутко странной, красивой, но глупой девчонки, про которую было бы интересно узнать, как она живёт. С ней тоже была связана одна история, произошедшая из-за Карпова, конечно.

Я в который раз убедилась, что встречи выпускников – не по мне. С кем хотела общаться – и так общалась, а остальные меня настолько мало интересовали, что даже отсутствие Элины и Артёмов не вызвали ни малейшей досады, а лишь подтверждали мою уверенность, что встречи – не по мне.

От нечего делать посетила столовую. Ноги сами принесли меня туда, на запах. Столовая по случаю праздника напекла уйму выпечки и была открыта в неурочное время. Вот здесь, пожалуй, ностальгия коснулась меня в полной мере – несравнимые ни с чем ароматы школьной выпечки уносили в детство, даря радость и чувство неимоверного голода. Не зря говорят, что именно запахи лучше всего воскрешают воспоминания. Сразу же захотелось пойти и объесться булочками, пирожками и пирожными. И я не отказала себе в этом удовольствии.

Там, в столовой, встретила Ваню Гудвина. Встретила неожиданно и как-то буднично, как сотни раз встречала в школьной жизни. Он стал статным, серьёзным, но при виде него мне в голову всё равно лезли глупые шутки по поводу подаренных мозгов, сердец и прочего.

Так что этого парня я встретила, широко и искренне улыбаясь.

– Привет, Ворона! – поздоровался он, заметив меня и подозвав к себе – он был в очереди на несколько человек ближе меня.

– Привет, Гудвин! – ответила я весело. Вот от Ваньки моё придуманное Женькой прозвище звучало вообще ничуть не обидно и даже мило!

Он оглядел меня, изучая. Некоторое время мы просто стояли в очереди за пирожками и смотрели друг на друга, не зная, чего сказать.

– Ты Женьку не видела? – спросил Ваня, первым начав разговор.

Я поморщилась. Всё-таки Карпов где-то тут, тоже пришёл. Повезло мне, что пока не пересеклась с ним! Хотя…

Признаться честно, увидеть его мне хотелось бы. Так, одним глазком…

– Он что, должен был прийти? – спросила я безразлично. Наверно, слишком безразлично – всё-таки о том, с кем вечно ссорился, так безэмоционально нельзя говорить.

– Должен быть тут, – пожал плечами Ваня. Он был довольно простым парнем, и моего слишком безэмоционального ответа просто не заметил. – Но он вечно опаздывает. Уже полчаса назад говорил, что вот-вот будет. Наверно, у класснухи. Ты к ней после столовки?

– Нет. Была уже у неё, – ответила ровно. – Я после столовки–ждать Северову. Она меня сюда притащила, пусть она со мной и домой идёт, хоть расскажет вкратце, чего узнала про наших.

Ваня смерил меня подозрительным взглядом, а потом спросил:

– Оля тоже тут?

– Да, – подтвердила я свои слова. – Говорю же: она меня сюда притащила. Подари себе уши нормальные, о великий и ужасный! – не сдержалась и пошутила, хоть это вышло и грубовато.

Он хотел что-то ответить, но подошла наша очередь, и я уже принялась перечислять буфетчице булочки, которые мне нужны. Ваня тоже не стал продолжать разговор.