Ага, влюбился!

В общем, я пошла в престижный универ. И считаю, что это она меня уговорила, потому что красочно расписала, почему выбранная ею профессия наиболее перспективная и прекрасная во всех отношениях. Я бы сама выбрала что-то попроще.

Вообще, Оля надеялась, что мы пойдём в один. Но учиться с Северовой – это не тоже самое, что дружить. И если продолжать дружить я была готова, то продолжать с ней учиться – боже упаси!

– Эй, Ничка, ну так что?

Я инстинктивно дёрнулась, уворачиваясь от тычка в бок,чуть не пролила сок и посмотрела на Олю осуждающе. Привычка тыкать меня локтем у неё давно, так что я смирилась, что это навсегда.

– Да ничего, – отмахнулась я. – Не пойду. Ну чего я там делать буду? – спросила у неё и заодно у себя. И принялась пить сок, пока его всё-таки не пролили.

Мы глазели на весенний пробуждающийся от зимней спячки город из окна – ещё далеко не все кафешки организовали беседки на улицах, хоть погода благоволила к этому.

За окном шныряли прохожие, одетые кто как: одни ещё не успели сменить пуховики на куртки, а другие уже приоделись в весенние платья или шорты. Наблюдать за людьми в это время года – уморительно и занятно, только вот Северова всегда считала, что это некрасиво – пялиться на людей.

Она сменила роскошные волосы до пояса на удлинённое каре, но не перестала следить за собой. Северова теперь использовала минимум косметики. То есть не использовала её вообще. Она была стройна, ухожена и очень уважала себя – это смотрелось лучше, чем любой макияж.

Так что прежнюю школьную фифу Олю было не узнать, но я все эти годы была рядом с ней, и потому перемены прошли для меня плавно и незаметно.

Тёплых воспоминаний от школы как таковых у меня не осталось. Нет, конечно, много чего происходило тогда знакового, важного и интересного, но встреча выпускников – это что-то совсем не моё. Смотреть, как все изменились и как теперь живут, – скучно. Мне не было интересно, и я считала подобные мероприятия пережитком прошлого. Когда не было соцсетей и классы могли хвастаться сплочённостью, тогда встречи имели смысл. Сейчас – нет. Или для меня – нет.

– А я без тебя что там буду делать? – возмутилась Оля. – Ты можешь хоть ради меня пойти?

Я вздохнула и оглядела Олю. Она была одета просто, как-то строго и стильно. Брюки чёрные, классические, рубашка светлая, приталенная, но тоже классическая. Волосы убраны в короткий хвост, а пронзительные голубые глаза смотрят цепко из-под не накрашенных ресниц.

– Оль, ты очень странный интроверт, – призналась я, – неправильный.

– И социофоб, – не упустила случая добавить Северова. – Я интроверт и социофоб. Как и большинство предрасположенных к техническим наукам людей.

Нахмурившись, я подумала, что я тоже на технической специальности, так что её высказывание могло относиться и ко мне.

– Чего? – переспросила я. – Это я на своём факультете такой же, что ли, стану к выпуску? – испугалась не на шутку, потому что быть Олей мне точно не хотелось.

– Обязательно станешь, – заверила она. – Гуманитарии ориентированы на человека, и человек по своей сути ориентирован на человека, но нас в универе пять лет будут переориентировать, так что мы станем немного со сдвинутыми мозгами…

– Мы с тобой и так со сдвинутыми мозгами, – рассмеялась я. – И именно поэтому на встрече выпускников нам делать нечего!

Очень хотелось поставить точку в этом вопросе, потому что я знала, что встреча выпускников – равно Женя Карпов. А его видеть совершенно не было желания. Он снился мне иногда, мельком, и я считала, что от этого его и так слишком много в моей жизни.

– Да ладно тебе! – широко улыбнулась Оля. – Сходим, посмотрим, как там все поживают! Я считаю, полезно развиваться и делать что-то, чего не хочется. Вот мне (технарю, интроверту и социофобу) пришлось заниматься тренингами и преуспеть в этом, стать гуру психологии, чтобы почувствовать себя полноценной разносторонней личностью, понимаешь?

Про Олину деятельность на ниве тренингов я предпочла не думать, ибо это было ещё больше не моё, чем предстоящая встреча выпускников.

– Нет, – ответила я. – Не понимаю. А про встречу – тоже нет. Да и чего встречаться-то, не так много времени прошло, не интересно совсем!

Тогда Северова допила свой кофе и посмотрела мне в глаза хитро:

– А на Женю Карпова не хочешь посмотреть? – спросила она лукаво, думая, что использует последний козырь, а на самом деле только усиливая моё желание пропустить сие мероприятие. – Два года с выпускного прошло – каким он стал?

– Идиотом он стал, – ответила я без тени сомнений. – И был, и стал, и всегда будет! Чего на него смотреть?

Пустой стакан из-под сока отставила в сторону и снова уставилась за окно. Разношёрстные прохожие приковывали взгляд, на них можно было смотреть бесконечно. И радоваться, что мы пока студенты, нам не надо на работу. Хотя предстояла формальная летняя практика, и это несколько омрачало весеннее настроение, поскольку мне хотелось пойти куда-то не для галочки, а с толком.

– Слушай, я не понимаю, почему бы тебе не пойти, Ника? – продолжала наседать Северова. Она каким-то чудом умудрялась отличать моё категорическое «нет» от обычного. И сейчас было обычное «нет», которое при должных аргументах может перерасти в «да». – Там же все свои – это раз. – Подруга принялась загибать пальцы. – Ты достаточно успешно устроилась в универ – это два. Красотка, каких поискать, – три. Ну и почему не пойти-то? Из-за Жени?

Я не знала, что ответить. Оля любила всё свести к Карпову и видела в этом какой-то подтекст. Она увлекалась психологией, и потому говорить с ней на личные темы год от года становилось всё сложнее и скучнее.

– Женя не при чём, – ответила я предельно чётко и задумалась всерьёз: а и правда, в чём причина? Почему бы и не пойти, раз Оля так хочет туда попасть, но именно со мной? Сложно, что ли? И честно ответила самой себе: нет, не сложно. – Ладно, ради тебя могу сходить на эту встречу, но одно условие: никаких воспоминаний про наши с Карповым истории, хорошо? Вот вообще никаких!

– Да не вопрос, Ника! – обнадёжила Оля. – Только вот за других не ручаюсь.

За других могла ручаться я сама: наши проблемы с Женей были столь локальными, что мало интересовали кого-то, кроме нас и наших друзей. И всегда разговоры о Карпове начинала Северова, так что если она будет не касаться этих тем, то никто их не поднимет!

***

Была у нас с Женей давняя история, которую я не любила вспоминать. Вернее, я любила её вспоминать, но она казалась мне какой-то очень личной, и потому мне нравилось не делиться ею ни с кем. И даже Оля знала не больше, чем было необходимо, чтобы она отстала с расспросами.

С тех пор повелось считать, что воспоминания приносят мне боль и вообще произошло тогда нечто страшное, о чём говорить запрещено. Я не развеивала этот миф, потому что с ним было удобно и он мне не мешал.

Наверно, из-за этого мифа я могла рассчитывать на то, что на встрече никто не станет досаждать мне Женькой. И сам он с возрастом должен был поумнеть и переосмыслить всё, что тогда произошло, осознать свою неоспоримую вину и прекратить напоминать о себе и доставать меня.

И всё же, стоит ступить на порог школы, как оказываешься словно в прошлом. В том самом школьном времени, и не важно, сколько прошло лет, и тем более не важно, что всё немного изменилось, теперь был иной ремонт и по коридорам носились незнакомые дети. Всё равно эти стены хранили ту атмосферу, которая окутывала и обескураживала, стоило войти в родное здание школы. Всё-таки это здорово – отучиться все годы в одном здании, как я, как Оля и как Женька с Ванькой…

Я помедлила на пороге и вошла, только когда пришли ещё ученики. Из классов, которых я не знала, старше меня. Вот им, наверно, интересно! Особенно если у них не было в классе никого, как Карпов, и они могли прийти к любимым учителям, которые были бы им рады…

После выпускного я впервые пришла сюда, и мне было ещё невдомёк, что учителя уже не помнят мелочи и обиды, для них мы – страницы прошлого, и потому каждый по-своему дорог, независимо от приязни или неприязни в школьные годы.