Последняя воля павших небес

Genshin Impact: Последняя воля павших небес

Пролог. И покрылся мир вечным льдом

Настоящее время

1887 год

Раннее утро, ветер малость поутих после разошедшейся ночью вьюги, и я наконец продолжил свой поход. Яркие солнечные лучи, продираясь сквозь облака, падали на снежный покров, рассеиваясь во все стороны. Но толку-то от такого солнца, если не греет ничего? Только глаза устают.

Медленно ступая по хрустящему снегу, каждый раз чуть проваливаясь под тяжестью своего скромного веса, я всё продолжал идти строго на юг.

Уже третий день кряду, не преставая ни на миг, у меня крайне неприятно ноет поясница под тяжестью своего рюкзака за плечами. Редкие передышки уже не помогают снять усталость и боль, а длительные привалы для меня непозволительная роскошь, да и мне банально негде было устраивать остановки, а потому приходиться идти и идти, наклоняясь вперёд. В голове крутились шальные мысли о том, чтобы сбросить часть бесполезного груза, но я отметал их каждый раз. Легче мне точно не станет, выбрось я книги в сугробы. А так, может прочту их когда-нибудь…

Не поднимая головы и держа свою ношу за лямки онемевшими пальцами, я видел под собой лишь никем нетронутые сугробы снега. Была ли здесь какая-то дорога до великого мороза или нет — сказать очень сложно. Кругом один лишь сплошной снег, да и невысокие горы с непривычной взгляду извилистой волнистой местностью. Даже деревьев поблизости нет нигде, чтобы собрать хоть пару палок для самого малюсенького костра. Погреться у огня хочется и попробовать разморозить промёрзшие насквозь консервы, лежащие в рюкзаке. Другой еды у меня уже не осталось, да и было её изначально совсем крохи.

Да, посидеть у костра было бы неплохо… Моя чёрная, уже изрядно потасканная роба священника с вшитыми меховыми вставками с двумя рубахами не давали чувствовать себя комфортно в городе, а чего уж говорить про пустоши… Спустя столько времени казалось, что эта одежда от холода и пота уже намертво срослась со мной. И даже шарф, обмотанный вокруг головы, уже приобрёл твёрдую форму полноценного головного убора. Только штаны ещё имели толк, но это лишь из-за двух подштанников под ними.

Эх, сейчас одежда приносила больше вреда, чем пользы. Может, только от острых снежинок и защищала меня.

Ступая по бескрайним заснеженным пустошам чужой неизвестной страны, я вспоминал и проматывал в голове эпизоды своего прошлого, хотя бы мысленно возвращая себя во времена, когда всё было хорошо и спокойно…

***

Судьба коневода

1870–1880 год

Рязанская Губерния, Российская Империя

Бывшая станица «Полесье», деревня Поребово

О своём рождении я мало чего знаю на самом деле.

Мать моя по рассказам деревенских была красивой крестьянкой с длинными светлыми волосами и добрым лицом. Назвалась она Александрой, и пришла она на своих двоих откуда-то далеко с юга, ещё в начале декабря в небольшую деревеньку на границе тульской и рязанской губерний, и каким-то образом сумела напроситься на работу ткачихой, а уже через месяц-полтора родила меня самого. Это было большим удивлением для всех.

Люди, которые имели непосредственный контакт с мамой, говорили уже мне лично, что даже и не подозревали о беременности, пока одной январской ночью та рожать не стала.

Возможно, эта история могла иметь хороший конец, но не сложилось. Мать моя, неизвестно по какой причине, но наверняка более важной, чем собственный сын, ровно на третий день после родов попросту пропала из селения, оставив меня «молодого» наедине со вчерашними крепостными. Я сначала отказывался в это верить, но и меня никто убеждать в подобном не желал. Рассказали и рассказали. Вообще, слух ещё был, что мать моя сбежала с каким-то молодым статным казаком, Кириллом, который открыто проявлял к ней внимание, но доказательств того не было никаких. Казаки, которые тогда расположились в деревне небольшим отрядом, по приказу свыше отправились куда-то в дорогу, ещё за два дня до родов, поэтому сказать что-либо сложно.

Отец мой…

Ну, информации у меня по этому человеку и того меньше было. Жители деревни знают со слов матери, что мой отец воевал в крымской войне и даже имел какое-то офицерское звание, но был убит при неизвестных обстоятельствах. На этом так-то всё. Выдумка или была правдой эта коротенькая история проверить не было возможности. Этого человека никто не видел, да и мама говорила о нём лишь пару раз и то, вскользь.

Хоть мать моя и исчезла, но меня жители деревни Поребово всё же не бросили, за что им человеческое спасибо и низкий поклон.

С именем моим не заморачивались.

Мать звали Александрой? Значит, у нас тоже будешь Сашей.

Фамилия? Отца твоего не знаем, но родился на земле рязанской, значит будет Рязанским!

Просто и со вкусом. Александр Рязанский.

За моё воспитание взялся местный коневод и очень уважаемый человек — дядька Захар, как он просил к нему обращаться. Я запомнил его, как жёсткого и простого невысокого мужчину лет сорока, с густой и немного неопрятной бородой. Никаких мам и пап. До девяти лет со мною возился он на пару со своей сестрой, бабой Надей, совсем уж сухонькой старушкой в платке, которая и взяла мою мать в помощницы, когда ещё сама тканями занималась.

Они-то меня и обучали по мере своих возможностей, рассказывали всякое интересное о нашем мире и о стране в частности, в которой я родился и рос. Кто бы мог подумать, что я родился в самой большой и могущественной империи в мире! Повезло так повезло, думал я тогда. Также меня учили всяким полезным вещам в быту, да и своего рода характер мой закаляли. Изнеженностью брат с сестрой из русской глубинки не страдали вовсе, а потому приходилось всё схватывать на лету.

«что есть нельзя, а что можно?»

«как называется это и то?»

«для чего нужно это и то?»

«что нужно делать, если то-то и то-то?»

«сколько будет столько на столько?»

«в какой стороне находится то-то?»

«что делать с этим и тем?»

И так далее. Тумаки и обидные слова имели своё место, на что я часто держал обиду на взрослых, но по большей части получал я за дело, хоть уже и не вспомню за что именно.

Деревенька наша была небольшой, даже очень скромной. Всего десяток старых деревянных домов, окружённых редкими соснами и расположенных вдоль одной просёлочной дороги, ведущей прямо к конюшням. Кругом всегда было зелено, росла дикая ягода и приятно пахло лесом. Живописное местечко, память о котором я сохраню навсегда… По большей части три десятка жителей селения занималась обслуживанием этих нескольких конюшен, которые вместе с лошадьми принадлежали местным дворянам. Владельцев я не видел ни разу, но вот дядька Захар говорил, что они приезжают редко и находятся недалеко от Рязани в своих имениях ближе к Москве.

***

Судьба святого

1880 год

Судьбоносным днём в моей жизни стал десятый день рождения, когда дядька Захар наконец-то разрешил мне не просто возиться в конюшне, а прямо по-настоящему покататься на лошади. Для меня тогда это было самым желанным действом. Не просто смотреть со стороны, как это делали взрослые, а самому покататься. Это было моей маленькой детской мечтой, как обычного мелкого паренька, выросшего среди лошадей и конюшен. Какая ещё у меня могла быть мечта тогда? Хах, корзины плести что ли?

Но покатался ли я тогда на коне, как и желал всей душой?

Эх, к сожалению, нет, и это был последний раз, когда я вообще подходил близко к лошадям.

Что же произошло в тот день?

Я не знаю. Точнее, не помню и до сих пор не могу вспомнить. Просто в один момент я, словно после долгого неприятного сна, очнулся в прохладном помещении с белыми пустыми стенами, которое освещало вечернее солнце из небольшого окошка. Было прохладно, ведь зима на дворе стояла, но я был надёжно укрыт толстым тёплым одеялом и лежал на большой перьевой подушке. Помню, ужасно болела голова и я даже не мог понять, кто я такой и что тут делаю. А в голове была неразбериха из мыслей и образов, словно у меня в черепе компания пьяных крестьян собралась и закатила пирушку на все деньги.