Страница 4 из 34
В самой книге оговаривались и средства проверки. И это средство проверки предполагало участие Исповедницы. Кэлен была последней живой Исповедницей.
Только после того, как Ричард приложил неимоверные усилия над собой, ему удалось воспользоваться своим голосом:
— То, о чём Вы говорите — невозможно. Мною ничего не вводилось в игру.
«Ты назван игроком»
— Назван? Назван кем?
«Только то, что ты назван новым игроком, имеет значение. Ты предупреждён, что в твоём распоряжении ровно год с сегодняшнего дня — и ни днём больше — для того, чтобы завершить очищение. Используй правильно своё время, Ричард Рал. Твоя жизнь будет тому ценой, если ты потерпишь неудачу. Вообще любая жизнь будет тому ценой, если ты потерпишь неудачу»
— Но это невозможно! — закричал Ричард и рванулся вперёд, обеими руками обхватывая горло фигуры.
Плащ обвалился. Внутри была пустота. Он услышал слабый, мягкий звук, словно закрылась дверь, ведущая в мир мёртвых.
Всё что он мог увидеть, так это небольшое облако пара от его задыхающегося дыхания, поднимавшегося в чёрную зимнюю ночь.
После того, как казалось, прошла целая вечность, Ричард, наконец, откинулся назад, и, пытаясь укрыть своё дрожащее тело, он накинул плащ, но он так и не смог заставить себя закрыть глаза.
Вдалеке на западе, на горизонте сверкали молнии. Со стороны востока быстро приближался рассвет первого дня зимы.
Между молнией и рассветом, в самом центре врага, исчисляющегося миллионами, лежал Ричард Рал, лидер Империи Д`Хары, прикованный к фургону, поглощённый мыслями о его пленной жене, и о той самой настигшей его третьей беде.
Глава 3
Практически в полном мраке, Кэлен лежала на полу, не способная заснуть. Она могла слышать ровное дыхание Джеганя, который спал на ложе выше.
На декоративном резном деревянном сундуке напротив дальней стены горела единственная масляная лампа, и поскольку её фитиль лишь слегка был опущен, давала блеклое свечение сквозь мрак внутренних покоев императора.
Горящее масло слегка заглушало вонь лагеря: запах сажи костров, зловонного пота, протухшего мусора, уборных, лошадей и других животных, и навоза — всё это смешалось в одну вездесущую вонь.
Почти тем же способом, каким зловонное дыхание смерти ассоциируются, с неизбежно ярким и незабываемым отпечатком в памяти всех тех кишащих личинок и гниющих трупов, что довелось ей повидать по дороге — воспоминания о которых всегда наводят ужас, таким же способом такую мерзкую вещь, как сам Имперский Орден — невозможно вообразить без лагеря с его исключительной всепропитанной вонью, точно также отложившейся в памяти.
С самого начала, как она попала в лагерь, она всегда с большой неприязнью и усилием над собой делала глубокие вдохи. Запах, который остаётся на всем, чего коснутся солдаты Имперского Ордена, для неё навсегда останется связанным с болью, страданием и смертью.
Кэлен была весьма обеспокоена тем, что люди, поддерживающие, воюющие, верящие в истинность убеждений Имперского Ордена, не принадлежат к числу тех, кто ценит мир живых.
Сквозь марлевую ткань, которой были покрыты отдушины на куполе палатки, Кэлен наблюдала неистовые вспышки молний на западе, которые, озаряя небо над головой, предвещали приближающийся шторм.
В палатке императора, с её драпировками, коврами и обитыми стенками, было относительно тихо, и принимая во внимание однообразный шум растянувшегося лагеря, просачивающегося снаружи, было практически не слышно грома, правда, временами рокот грома доносился из-под земли.
Предстоящий дождь собирался ухудшить то ненастье, которое и без того установилось холодной погодой.
Несмотря на то, что Кэлен вымоталась, ей всё же не удавалось прекратить раздумья о том человеке, который ей встретился вначале этого дня, о мужчине, который смотрел на неё из той проезжающей вдоль лагеря клетки, о мужчине с серыми глазами, о человеке, который видел её — смотрел прямо на неё — и окликнул её по имени. Это факт просто взбудоражил её.
Было на грани сверхъественного, если кто-нибудь был в состоянии видеть её. Кэлен была невидимкой практически для всех.
На самом деле, определение Невидимка не совсем подходило ей — её можно видеть. Но стоило кому-нибудь посмотреть на неё — и, спустя мгновение, он тут же забывал, что видел её. Потому выходило так, что, хотя она вполне созерцаема, тем не менее, оказывалось, что она невидима.
Кэлен по себе могла прекрасно судить, что означает ледяное прикосновение забвения.
То же самое заклинание, которое вынуждало людей забывать её сразу после того, как они отводили взгляд от неё, оно же и стерло всю её память о прошлом. Всё, что она знала о своей жизни до встречи с Сёстрами Тьмы, теперь было полностью утрачено из её памяти.
Среди миллионных войск, растянувшихся на протяжении обширной, бесплодной равнины, захватившие её в плен смогли вычленить лишь горстку солдат, которые могли видеть её — сорок три, если быть точным.
Эти сорок три солдата, равно, как и ошейник вокруг шеи, наряду с Сёстрами и самим Джеганем, были барьером между ней и свободой.
Кэлен поставила перед собой задачу познать каждого из этих сорока трёх мужчин, оценить их силу, найти их слабые стороны. Она изучала их незаметно, примечая и запоминая малейшие подробности.
Каждый обладал присущим ему характером в походке, способе наблюдать за происходящим вокруг, приметить или наоборот не заметить, способе выполнять задания. Она узнала всё что могла, об их индивидуальных особенностях.
Сёстры полагали, что именно благодаря аномалии в заклинании, которое они применили, горстка человек могла видеть и знать Кэлен.
Вполне вероятно, что среди многочисленной армии Ордена водились те, кто мог видеть и помнить её, но таковых Джеганю больше не удавалась пока обнаружить. Потому, эти сорок три солдата были единственными, кто был способен быть в её страже.
Несомненно, Джегань мог видеть её, так же, как и те Сёстры, которые с самого начала запустили заклинание. К неописуемому ужасу Сестёр, они были захвачены Джеганем и, в итоге, наряду с Кэлен и к своему несчастью, оказались в расположении лагеря Имперского Ордена.
В отличие от Сестёр, Джеганя и ещё тех некоторых, что могли по-настоящему видеть её — знали о ней ещё из позабытого прошлого — прошлого, которого не знала даже Кэлен.
Но тот человек, заключённый в клетку, был другим. Он знал её. Поскольку она не помнила, что когда-нибудь видела его до этого, то это могло означать только одно — он был из тех, кто знал её с прошлых времён.
Джегань обещал ей, что, когда к ней, наконец, вернётся её прошлое и она узнает, кем она была, когда она вспомнит всё, вот тогда для неё и начнётся реальный кошмар. Он наслаждался пылким и детальным пояснением того, что он намеревается совершить над ней, как он сделает её жизнь одним бесконечным страданием.
Поскольку она не помнила своего прошлого, его обещания расправы не имели для неё такого большего значения, как для него самого. Однако, то, что он угрожал проделать над ней, как по смыслу, так и по содержанию было весьма ужасающе.
Всякий раз, когда Джегань излагал план очередной мести, Кэлен отвечала на него бессмысленным взглядом. Таким способом она скрывала свои эмоции от него. Она не собиралась предоставлять ему удовольствие наблюдать её эмоции, её страхи.
Пренебрегая тем, чем это обернётся для неё в будущем, Кэлен гордилась своими поступками, что смогли вызвать подобное презрение у этого мерзкого типа.
Независимо оттого, что она совершила в прошлом, всё это лишь прибавляло ей уверенности в том, что её убеждения были прямо противоположны устремлениям Ордена.
Кэлен страшно опасалась вспомнить своё прошлое из-за ужасных клятв Джеганя, но после того, как Кэлен увидела полные чувственностью и переполненные эмоциями глаза того пленника, больше всего на свете ей хотелось узнать всё о её прошлом.
Его выраженная счастьем реакция оттого, что он смотрел на неё, остро контрастировала со всеми теми взглядами окружающих, что презирали и оскорбляли её. Она обязана узнать, кем она была, кем была та женщина, на которую так выразительно смотрел тот мужчина.