Внук Петра Великого

Глава 4

Крамер вошел в комнату, после моего разрешения и замялся на пороге, словно не зная, как начать разговор.

— Что еще у нас случилось плохого? — не глядя на него, протянул я, старательно выводя на бумаге свое имя. Даже кончик языка высунул от усердия.

— Нет такой книги, ваше высочество. Я ее где уже только не искал. Может быть, вы имели в виду не «Император», а «Государь» Макиавелли? — он тяжело вздохнул, поглядывая на меня, продолжая мять свою треуголку, которую снял, когда вошел в комнату. — Или, может быть, автор какой другой не Макиавелли?

— Может быть, — я положил перо на стол и принялся его задумчиво разглядывать. Мне, если честно, было по барабану, как там книга на самом деле называлась, я ляпнул первое, что на ум пришло, даже не слишком понимая смысла сказанного. Но Крамер, как истинный немец, принял все всерьез и вот уже два дня пытался отыскать несуществующую книгу. Так же, как и Бастиан не оставлял попыток выяснить, почему герцог так резко охладел к скрипке. Эти немцы вообще все делали основательно и, если уж и ненавидели, и презирали, то до конца, как Брюммер, например.

Мы, похоже, застряли в Берлине на неопределенное время. Пурга, заставшая нас уже на подъезде к городу, не собиралась успокаиваться. Дороги завалило снегом и кареты просто не могли пройти. Можно было, конечно, не выделываться, и пересесть на возки, вот только лошадям глубокий снег тоже комфорта не доставлял, поэтому Брюммеру, скрипя зубами, пришлось поездку отложить, на то время, пока, хотя бы ветер не стихнет. Меня это решение в общем-то устроило. Пережив ночь с мыслями, которые бродили в голове и не позволяли сомкнуть глаз, я так и не пришел к какому-то определенному выводу, но решение отложить поездку воспринял утром более-менее спокойно.

Ни Брюммер, ни Бернгхольц за эти дни мне на глаза не попадались, что для меня было вполне даже неплохо, да я практически и не выходил из комнаты, решив научиться писать. Это не прикол такой, а вынужденная необходимость, потому что писать пером, и писать ручкой — это две большие разницы. К тому же герцога явно не напрягали чистописанием, потому что мышцы не слишком охотно отзывались на попытки поставить руку, чтобы не изгваздать чернилами абсолютно все вокруг. Хотя, нет худа без добра, я хотя бы узнал, что у меня есть еще как минимум одна запасная рубашка, потому что та, которую я в итоге заляпал, годилась разве что на тряпки. На второй день у меня получилось вывести первые слова. Писал на русском, потому что на немецком мог пока только говорить, да понимать обращенную ко мне речь. На чтение и письмо, как оказалось, оставшихся реакций подкорки не хватило. Точнее, на письмо. Читать с трудом, но получалось. И тут Крамер решил все-таки признаться, что не может обеспечить своего герцога какой-то книжкой.

— Ваше высочество, я не понимаю, вам нужна эта книга, или нет? — Крамер уже устал стоять передо мной, изображая истукана. А я все смотрел на него, прокручивая в голове какую-то мысль, на реализацию которой мне нужны все-ничего — деньги. А денег у меня не было.

Дверь открылась и в комнату вошел Корф. Я даже улыбнулся. Вот, классический пример божественного провидения. У меня денег нет, а вот у барона они наверняка имеются.

— Барон, я рад вас видеть, вы даже не представляете насколько, — Корф смотрел на меня с подозрением. По-моему, ему не понравился мой настрой.

— Ваше высо… эм… граф…

— Да плюньте уже, обращайтесь ко мне, как вам удобнее. Все равно все прекрасно знают кто я, куда еду и подозреваю, зачем я туда еду не является секретом ни для кого, начиная от хозяина этого заведения, и заканчивая королем Фридрихом, — я махнул рукой, показывая мое отношение к этой так называемой конспирации.

— Но… — Корф о чем-то задумался, затем глубоко вздохнул. — Похоже, вы правы, ваше высочество. И меня немного смущает, что все проходит так гладко.

— Почему? Вы думаете, дядя не открыл бутылку самого лучшего вина, когда понял, что я уехал в Россию? Мой отъезд и следующее за ним признание тети делает для него корону Швеции куда ближе, чем он может об этом мечтать. Думаю, что он сейчас как никто другой молится за мое скорейшее прибытие в Петербург.

— Вы становитесь циником, ваше высочество, — заметил Корф.

— Нет, не становлюсь, — я покачал головой. — Просто я наконец понял, что молчать нельзя. Если ты говоришь, то люди начинают тебя понимать. Во всяком случае, им становится понятно, чего ты хочешь, гадать не приходится.

— И чего же вы хотите от меня, ваше высочество? — барон усмехнулся. Я вообще заметил, что его отношение ко мне немного поменялось. Оно стало более настороженное и не такое снисходительное, как раньше.

— Денег, — я вздохнул. — Я прошу одолжить мне немного денег, чтобы самому посетить книжную лавку, иначе, я совсем без книг в дороге останусь. Как только у меня появятся средства, я с благодарностью с вами рассчитаюсь.

— Да, я понимаю, что вы имели в виду, подразумевая, что надо просо говорить людям то, что вы от них хотите, — Корф смотрел на меня еще внимательнее. — А какую книгу вы хотите приобрести?

— Его высочество просил «Императора» сеньора Макиавелли, но я нигде не сумел ее найти, — быстро за меня ответил Крамер, я же только зубами скрипнул.

— А разве сеньор Макиавелли написал такую книгу? — Корф был прекрасно образован и сейчас очень сильно удивился, услышав мое озвученное пожелание.

— Наверное нет, — я пожал плечами и поднялся, потянувшись за висящим на спинке стула мундиром. — Не успел видать.

— Почему не успел? — Крамер наморщил лоб, пытаясь понять, что я имею в виду.

— Потому что умер, — я принялся застегивать многочисленные пуговицы, чертыхаясь про себя. Корф, услышав мой ответ негромко хмыкнул, а передо мной на стол упал кошель. Развязав завязки, я высыпал на стол монеты. Пять золотых, десять серебряных и горсть более мелких монет. Не плохо. Хотя я и не знал курса, но, что-то мне подсказывало, что сейчас передо мной весьма внушительная сумма.