Заслужить смерть

— Вы не пригласили его к столу, — я попыталась сделать из этого вопрос, но ответ был уже известен. Конечно, нет. Кто им, членам одной из древнейших знатных семей Каганата, Триен в самом деле?

— Мы признательны ему за то, что он привез тебя. Отец отблагодарит его. Щедро, в пределах разумного, конечно. Шаманы славятся ненасытностью, когда речь заходит о золоте, — в ее голосе слышалось легкое пренебрежение к чужой слабости. — Если, конечно, он не пользовался твоей беззащитностью и женской уязвимостью. Ты понимаешь, о чем я?

Я отрицательно покачала головой.

— О близости, Алима.

— Нет, ничего не было, — поспешно заверила я.

— Хорошо, — кивнула мама. — Мне будет приятно отблагодарить его и отпустить с миром, а не хоронить человека, опозорившего наш род.

— Триен очень хороший. Вы просто его не знаете!

Моя попытка защитить его разбилась о спокойную улыбку:

— Милая, ты еще, в сущности, такое дитя. Все хорошие, когда хотят что-то получить.

Я открыла рот, чтобы возразить, но мама будто не заметила, встала, пошла к двери:

— Скажу отцу, что ты проснулась. Велю подавать завтрак. И ты нам расскажешь, что случилось, и как ты здесь оказалась одна.

— Я не буду есть без Триена, — заявила я, оскорбившись, что его даже не посчитали за человека.

— Ты, наверное, прослушала, — мама посмотрела на меня, как на капризного несмышленыша. — Ему уже отнесли завтрак.

— Значит, я не буду есть до обеда, — прозвучало резко и решительно. — Я не буду есть без Триена.

— Алима, что это за глупости? — пожурила мама. — Понимаю, что ты к нему могла привязаться за время пути, но…

— Он спас мне жизнь, — жестко, не терпящим возражений тоном перебила я. — Он вылечил меня. Он был ко мне добр, как никто прежде. Οн оберегал меня по дороге из Аваина сюда, когда моя магия была нестабильна, когда я после каждого непроизвольного перекидывания падала без сил.

— Алима, детка, — мама попробовала меня увещевать, но я была непреклонна.

— Либо Триен будет есть с нами как почетный гость. Либо я не буду есть вообще. За год плена привыкла голодать.

Подумать только, я впервые в жизни противоречила матери. Мама, ошеломленная моим беспримерным упрямством, долго молчала, смотрела на меня оценивающе, серьезно.

— Я поговорю с отцом, — пообещала она и вышла.

Только тогда я выдохнула, но никакого облегчения не испытала. Это пока даже не было победой. Не такого отношения к Триену я ждала от родных, не такого. Но они ведь просто не знали ничего!

В дверь постучали, вошла незнакомая служанка, почтительно предложила помощь. Небо, я уже и забыла, каково это — иметь прислугу. За год от столького можно отвыкнуть.

Молодая женщина принесла платье, одно из тех, которые шились еще до моего замужества. Помню, что не взяла его и многие другие, потому что они казались мне, отданной замуж без любви, слишком жизнерадостными. Теперь прелестное голубое платье, которое тогда считалось вполне скромным, поразило богатством ткани и отделки. От этого я тоже отвыкла.

Тонкое белье, дорогая одежда, расшитая серебром домашняя обувь, традиционные украшения в косах, совсем немного косметики, чтобы подчеркнуть брови, глаза и губы, — из зеркала на меня смотрела девушка, которую я позабыла.

Покладистая, хорошая, а это значит послушная дочь. Каганатская аристократка, свято берегущая честь рода. Чтящая традиции жена, покорная воле мужа, подчиняющая его интересам свою жизнь и магию. Кротость и смирение, осознание собственного места в мире, своей роли и обязанностей по отношению к семье и роду в целом.

Я — вдова, ни разу не отяжелевшая в браке, прожившая в плену иноверцев год. Само по себе это большой удар по чести семьи и по моей репутации, а я еще путешествовала вместе с мужчиной-шаманом.

Естественно, что первым делом, даже до того, как узнала, что вообще случилось, мама поинтересовалась, не пришлось ли мне платить собой за помощь. Этот вопрос самый важный. Он определяет мою судьбу. Он влияет на всю семью, ведь я вернулась в родительский дом под защиту и покровительство отца.

По закону и чести Орлы могут потребовать, чтобы я жила у них, чтобы стала женой одного из их рода. Даже траур ещё не закончился, я связана с семьей мужа магией. Отцу наверняка предстоит объясняться с Орлами, ему придется просить поддержки у своего старшего брата, главы рода, чтобы оставить меня здесь.

Как мне в голову пришло настаивать на своих условиях? У меня нет на это права, мое положение сейчас неустойчивое и неопределенное. Это Триену я могла говорить, что не вернусь в род Орлов, но на самом деле не могу даже повлиять на то, как долго отец разрешит шаману гостить в своем доме!

Я — дочь. У меня есть только одно право: соглашаться с решениями отца.

Отец определяет все. И мою судьбу тоже. По правде говоря, он даже порадуется, если кто-нибудь из Орлов заявит свои права на меня. Отцу не придется искать мне нового мужа. О том, что в поисках нет нужды, он еще не догадывается. Но как расположить отца к Триену, если он начал общение с гостем в таком ключе?

— Голубой тебе к лицу, — мама, появившаяся бесшумно, жестом отослала служанку. — Ты чудесно выглядишь, дочь.

Серьезное обращение подсказывало, что разговор легким не будет.

— Спасибо, — я оторвала взгляд от изящной и дорогой красавицы в отражении. — Ты поговорила с отцом о Триене?

— Да, он не считает правильным так привечать иноверца и шамана, и все же согласен сделать исключение, учитывая значимость его поступка. Но способ, которым ты добилась этого согласия, он считает порочным и недостойным.

Справедливый укор, учитывая мое положение.

— Простите. Триен много для меня значит.

— Мы с отцом это понимаем, Алима, — строго подчеркнула мама. — И то, что тебе пришлось нелегко, тоже, но…

— Боюсь, не понимаете, — я отрицательно покачала головой, непривычно звякнули украшения. Мама, которую я перебила, недовольно поджала губы. — Триен проспал весь вчерашний день. С ним вы еще не разговаривали. Как же вы можете знать, что Интри убили у меня на глазах? Что меня год держали в рабском ошейнике? В подвале? Это счастье, что родовая магия меня защитила. Я была в лисьем облике это время! — я говорила все напористей, громче.

Пусть складывает руки на груди и хмурится. Пусть!

— Как вы можете понимать, что я чудом сбежала?! Несколько раз едва не погибла, а Триен спас меня? Спас, рисковал жизнью ради меня. А не только привез из города в город! — под конец я сорвалась на крик, но не стыдилась этого.

Боже, помоги ей понять, пожалуйста!

Мама молчала, долго смотрела на меня. И я с горечью думала, что она, привыкшая не просто к достатку, а к роскоши, не в силах представить и осознать то, что я сказала. Для нее «год в лисьем облике, в ошейнике, на каменном полу впроголодь» — слова, не складывающиеся в картины.

Я шагнула вперед, взяла ее за руку, накрыла сверху второй ладонью и посмотрела в глаза:

— Считай меня, мама.

Οна закрыла глаза, через ладони пошел поток волшебства. Я вызывала в памяти картины. Одну за другой. После ритуала Триена эта боль притупилась, но и той, что осталось, хватило. Мама пришла в ужас и плакала, а ее захлестывало все новыми и новыми образами.

— Я и представить не могла такое, — просипела она, убрав руку намного раньше, чем досмотрела до конца.

— Понимаю, — тихо ответила я, глядя, как она утирает слезы. — Вам просто нужно познакомиться с Триеном. Он очень хороший, лучший. Вы поймете.

Она кивнула и шепотом пообещала поговорить с отцом ещё раз.

В трапезной накрыли стол, и по обилию моих любимых блюд сразу стало видно, что завтрак праздничный. Отец, сидевший во главе стола, спокойно улыбнулся, будто мое требование пригласить Триена нисколько его не раздражало. По тому, как говорила со мной мама, я понимала, что отец очень сердит на меня, но не хочет портить первый после моего возвращения завтрак. Только поэтому он пошел на уступки, только поэтому не показывал истинных чувств.