Заслужить смерть

Семья старосты наполнила притороченные к седлу сумки всякой снедью. Свежий, ещё теплый хлеб, большой горшок со сметаной, пирог с творогом и ягодами, квашеная капуста, жареная на вертеле курица радовали глаз и дразнили обоняние. Подумав, что все это весьма кстати, Триен разбудил девушку.

Алима спросонок испугалась, прижалась к стене, стискивая в руке одеяло. Такую запуганность невозможно сыиграть! Почему же Фейольд уверенно называет бывшую рабыню убийцей?

Беседа за ужином не ладилась. Триен понимал, что гостья, девушка с такой историей, никак не может за несколько часов общения проникнуться доверием к незнакомцу, а потому особенно не донимал, но рассказал о драке в Пупе.

— Это очень плохо, — покачала головой Алима. — Фейольд теперь будет тебе мстить. Его унизили, ударили. Он такое не прощает и постарается напакостить, причинить боль. Но так не оставит. Это точно.

— А ты чем ему досадила? — осторожно поинтересовался шаман.

— Заклинанием, разорвавшим ему всю одежду, — вздохнула девушка. — Вольные орлы напали на наш дом. Я пыталась выиграть время. Он из-за заклятия голый оказался перед всей шайкой. За это я получила улучшенную метку, наложенную прямо на кость.

— Да уж, справедливость — его первое и второе имя, — хмыкнул Триен.

Алима кивнула и отвела взгляд. На том серьезные разговоры и закончились. Беглянка к беседам по душам и более подробным рассказам явно ещё не была готова.

ГЛАВА 9

Кошмар о Санхи был в этот раз особенно мерзким. Двукратное полное вычерпывание резерва не прошло даром и аукнулось даже не сном, а полноценным бредом. Триену чудилось, что он стоит на кухне, рядом Санхи смешивает и разминает в ступке составляющие, пахнет мятой и паленой шерстью.

— Из-за нее ты в неприятности вляпался. Мы, знамо дело, магам всяким не чета, но поговорку вспомни. Ворон ворону глаз не выклюет, а маг с магом вражду не начинает. А ты земляку дорогу перешел, игрушку не отдаешь. Ну не дурень ли? — снисходительно ухмыльнулась шаманка, будто речь шла о чем-то досадном, но несущественном, вроде поставленного на новую рубаху пятна.

— Ей нужны помощь и защита, — собственный голос показался Триену чуть слышным, слабым. И ощущение было противным, словно он и в самом деле поступил глупо, опрометчиво, а теперь его справедливо упрекали за беспечность.

— Она игрушка, чужая игрушка. У нее нет своей судьбы. О такой и тревожиться смешно, — Санхи покачала головой, отложила пестик.

Она подняла ступку, вдохнула запах полной грудью, повернулась к Триену, глаза ее потемнели, а голос стал сиплым и грубым, каким бывал в ритуалах:

— Она будет привязана к тому магу до самой смерти. Он снова придет за ней. Отдай, не наживай врага. Не твоя она. Эта мэдлэгч тебя погубит.

Триен покачал головой, отступил на шаг.

— Не веришь? — усмешка Санхи стала издевательской. — Я покажу.

Она высыпала смесь из ступки в плоскую медную миску.

В следующий миг Триен очутился у могильного черного камня. В изножии из светлых круглых камней был выложен круг, внутри горел костер. Санхи, прижимая левой рукой к животу миску, трижды обошла Триена, могилу и костер противосолонь. Шаманка пела заклятие, помогающее увидеть грядущее, потряхивала костяной трещоткой.

Сухой звук полых костей, запах дыма хвойных деревьев, паленой шерсти и мяты полностью затопили сознание Триена. Мелодия пронизывала все естество, отзывалась в сердце, порабощала мысли, вводила в транс. Триен знал это заклятие, даже подпевал, хотя и против воли.

Вновь возникло знакомое по годам ученичества ощущение — Санхи использовала Триена в своих целях. Когда не хотела растрачивать магию на зачарование ингредиентов, она черпала дар ученика, тратила его силу. Долго, очень долго он позволял себя дурачить, верил, что так и должно быть, что именно так шаманы и учат. Осознание хищнических мотивов Санхи причиняло душевную боль тогда и открыло рану снова. Из навязанного транса хотелось вырваться, обрубить связь, вынырнуть из кошмара, но яркий, осязаемый и исключительно правдоподобный бред не отпускал.

Трещотка замолкла, Санхи села рядом с костром, поставила в пламя миску. Казалось, медь сама стала огнем, узор на ней полыхал красным и черным. Триен стоял напротив, ступни погрузились в мягкий мох, и на несколько мгновений шаману показалось, он уподобился дереву. Его магия тянулась к тем, что лежали в могиле. Он знал, его судьба связана с ними, их сила подпитает и поддержит, поможет найти правильный ответ.

— Откройся мне, яви себя! — воскликнула Санхи и полоснула по левой ладони кинжалом.

Всплеск боли — Триен посмотрел на свою руку. По левой ладони из свежего пореза текла кровь.

Санхи сжала руку в кулак, ее кровь капала в плоскую чашу. Травы и паленые перья в ней загорелись, будто не кровь попадала на них, а сгустки пламени. Триен сел к костру, протянул руку, и его кровь шипела на раскаленной меди.

— Смотри! — Санхи широким жестом смахнула дым. — Так будет!

Над травами собрался новый дым, тягучий и густой. Игра теней и света оживила его, струи и петли складывались в узоры.

Триен отчетливо увидел каменистое ущелье, себя и девушку. Он увидел там и Фейольда, и того самого разбойника, которого ударила защита дома. Маг и его подельник ждали в засаде, а когда дымный Триен и девушка подошли достаточно близко, разбойник выстрелил. Болт угодил шаману в грудь. Триен упал, Алима бросилась к нему, но Фейольд поймал ее заклинанием. Ухватив за ошейник, с жуткой силой ударил о каменную стену. Девушка, будто тряпичная кукла, упала безвольно и замерла без движения. Маг вальяжно, с нарочитой ленцой подошел к Триену. Тот пробовал даже не отползти, а хотя бы дышать. Маг, мстительно наступив на болт, вогнал его глубже в грудь шамана.

Триен бесстрастно смотрел, как одна сотканная из дыма фигура убивает другую, как маг из далекого будущего презрительно сплевывает и бьет Алиму ногой по лицу. Видение пропало, в завитках поднимающегося над медной миской дыма иссякла сила.

Транс всегда притуплял эмоции, и в этот раз место осталось лишь пустоте и горечи. Триен знал, что грядущее таково,и старался оценивать его как данность, непреложный факт. У всякой жизни должен быть конец. Жаль, конечно, что Триен найдет свой так рано.

— Это правда, — раздался голос, сплетенный из нескольких.

Шаман поднял голову и встретился взглядом с Зеленоглазым, сидевшим там, где только что была Санхи.

— Я не сомневался.

— И ты не спросишь, как этого избежать? — красивое лицо северянина отражало лишь любопытство. Что примечательно, никакого сочувствия.

— Можно подумать, ты расщедришься на ответ, — хмыкнул Триен. — Но попытка не пытка. Можно ли избежать?

Зеленоглазый испытующе смотрел на собеседника:

— Можно. Для этого ты должен всего лишь выгнать свою гостью как можно скорей.

— Мне не нравится слово «выгнать». Я предпочитаю «снарядить в дорогу и снабдить всем необходимым», но, если поразмыслить, Фейольд взаперти. А если меня не будет рядом, то не наступит и это будущее, — Триен указал на дым в медной миске. — В таком случае она доберется до дома, до родных?

Смерть покачал головой:

— Нет, ее убьют. Даже если ты уговоришь ее задержаться у тебя на некоторое время. Она сможет вернуться домой только, если ты будешь сопровождать ее и убедишь идти не короткой дорогой через ущелье, а длинным путем в обход. Я подскажу нужный путь, если о нашем разговоре никто не узнает. Но какую бы дорогу ты ни выбрал, тебя ждет вот это, — Зеленоглазый кивнул на миску.

Шаман снова посмотрел на вьющийся спиралями дым, протянул руку, будто хотел погладить завитки.

— Определенность тоже можно посчитать счастьем, — вздохнул Триен и посмотрел в глаза Смерти. — Я Алиму не выгоню, не отпущу одну. Не обреку на гибель.

— Даже зная, чем это закончится? — уточнил собеседник, удивленно вскинув бровь.

Шаман кивнул.

— У тебя ещё есть неделька на раздумья, — успокаивающе заверил Смерть. — Ρешение должно быть взвешенным. Ты ведь не спросил, что случится с тобой после.