Я найду тебя

Глава 16. Странный сон

Странный сон просочился, пробился сквозь медикаментозное забвение в затуманенный мозг.

Он увидел черную пустыню, покрытую гладким зеркальным льдом, отражающим неприятный свет темного и ноздреватого, как горелый блин, светила. По льду шустро сновали отвратительные твари, похожие на многоножек, напяливших коньки на каждую из сорока ног. Твари непринужденно кружились в омерзительном вальсе, но внезапно мощный софит проложил на льду дорогу, и осветил тонкую фигурку девушки. Одетая в защитную форму и шлем, следуя за ярким лучом фонаря, она скользила по серебристой ледяной дорожке. Звезды роились вокруг нее синими светлячками, окутывали плотным столбом, а она пыталась разогнать холодную пыль, но звезды кружились и кружились, мешали бежать. Вальсирующие многоножки прервали отвратительный танец и погнались за девушкой, пытаясь столкнуть ее с узкого освещенного пути. Бегунья прибавила скорость, она почти летела, не касаясь ногами лунного серебра, но дорога никак не заканчивалась. Споткнувшись на ледяном осколке, девушка упала, но встала, сняла шлем, посмотрела на Даниэля переливающимися ручейными глазами и крикнула: «Я найду тебя!»

Он сразу узнал Мирославу, это она бежала к нему по темному льду. Он бросился к ней, но холодный вязкий туман спеленал его, не давая шелохнуться. Даниэль тянул руки, но так же, как в ту ужасную ночь, ничего не мог сделать.

Бесконечный бег наконец окончился, и Мирослава резко затормозила перед смутно знакомой аркой с ярко горящими огоньками. Она села на ледяной пол, отдышалась и попросила:

– Подай мне знак! Пожалуйста, помоги! Я не слышу тебя!

– Я здесь! – прохрипел он. – Здесь!

– Подай мне знак! – умоляла она. – И я найду тебя!

Даниэль проснулся в холодном поту, с бешено стучащим сердцем и дико заозирался вокруг. Он попытался крикнуть: «Я здесь!», но горло сжало судорогой, и он смог только просипеть: «Здесь…».

Несколько минут он метался по комнате, опрокинул стакан с водой, а потом его озарило: «Скрипка! Я сыграю ей!»

Даниэль рванулся к футляру, достал скрипку, смычок и с ужасом посмотрел на свои трясущиеся руки. Он не играл уже полгода и не знал, сможет ли?

– Она ищет меня! – твердо сказал он. – И я сыграю!

Он быстро настроил инструмент. Это была скрипка ручной работы, качественная и дорогая, с хорошим звуком, но не Гварнери. Скрипка великого лютье49 давно находилась в надежном банковском сейфе, под охраной и страховкой.

«Что ж, буду играть на том, что есть», – вздохнул Даниэль.

Неожиданно он успокоился, руки больше не дрожали, скрипка привычно легла на левое плечо, а пальцы правой руки уверенно взяли смычок. Он вернулся в свою стихию, как будто умирающую рыбу, выброшенную на берег, подхватила накатившая волна и унесла в океан.

Даниэль играл арию Надира, вливая всю душу, всю неизбывную тоску в прекрасную нежную мелодию, и музыка рвалась из рук и летела вперед сквозь время, искала его потерянную любовь:

В сиянии ночи лунной ее я увидал,

И арфой многострунной чудный голос прозвучал.

В тиши благоуханной лились звуки те,

И грезы, и желанья пробудились в душе моей.50

Растаяли последние звуки, замолчала скрипка, музыкант опустил руки.

«Я играл этот романс в наш последний день, а Мирослава не слышала, спала. Услышит ли сейчас?»

Он посмотрел на скрипку, но больше играть не стал.

«Где она сейчас? В каких мирах? Я знаю, что Мири ищет меня. Надо что-то делать!» – билось в мозгу.

Внезапно его осенило:

«Чего я стою? Телепорты ведь не раскиданы по всей Земле. Полечу на остров!»

Глава 17. Пустой дом

Даниэль кинулся к ноутбуку, нашел сайт авиакомпании Air France51 и узнал, что самый первый рейс на Сардинию в восемь часов утра. Он купил билет и лихорадочно засобирался. Взял документы, схватил дорожную сумку, футляр со скрипкой, вызвал такси в аэропорт «Шарль-де-Голь».

Только тогда, когда самолет оторвался от взлетной полосы и мерно гудя полетел над Парижем, Даниэль осознал, что несколько часов назад он играл и музыка звучала в нем.

«Не буду поддаваться эйфории, – приказал он себе. – Это ничего не значит, я играл под влиянием сна».

Даниэль попытался задремать, чтобы увидеть продолжение сновидения, но тщетно. В сухие глаза как будто насыпали песок, мозг взвинченно обрабатывал то, что Даниэль пережил, и отчаянно пытался погасить искру вспыхнувшей надежды, не давал ей раздуться.

«Не ждать, не ждать, не ждать, – молотом стучало в висках, – я не выдержу разочарования и опять свалюсь в темное болото».

Остров встретил его мрачной непогодой, моросящим дождем, сильным холодным ветром.

«А когда я первый раз увидел Мири, сияло солнце».

Сердце екнуло, он поспешил к прокатной конторе, выбрал почти новый синий «Фиат-Арго» и поехал в поселок.

Дорога вилась мокрой серой лентой меж призрачных пейзажей, поднималась в горы, заросшие хвойными лесами, спускалась вниз, к серому неприветливому морю. Но волшебные красоты не интересовали Даниэля, он думал только о том, что трасса очень узкая и опасная, «Фиат» занимает почти всю полосу, и вести автомобиль надо осторожно. Наконец автострада свернула в туристический городок Сан-Паталео, обогнула его и понесла дальше, в небольшой поселок, застроенный коттеджами и виллами.

А вот и его дом. Даниэль заглушил мотор. Дом осиротел, стоял пустой, темный, немой.

«Как я», – подумал Даниэль.

Не горел свет в окнах, не пела скрипка, не шумел блендер на кухне, где колдовала Мири, не стояли на веранде ее любимые плетеные кресла. Мертвая тишина, даже птицы не пели в маленьком садике.

Даниэль давно выставил дом на продажу по очень хорошей цене, но покупатели не находились. Риелтор что-то мямлил про некие слухи, гуляющие в поселке: вроде бы старик Борзини видел дьявола, ходившего туда-сюда прямо через стекло балконной двери, а юный Джованни слышал, как отчаянно рыдала девушка.

– Глупости, – сердился Даниэль, – почтенный синьор, скорее всего, перебрал вина. А юнцу везде мерещатся девушки. И вообще, какое дело покупателям до местных сплетен?

Даниэль поднял упавшую табличку: «For sale»52, очистил железку от мокрых листьев, побрезговал снять дождевого червяка, повисшего на краю красного с белыми буквами знака. Обошел дом по кругу, заглянул в окно темной гостиной, и поспешил вернуться обратно в автомобиль.

Ему было плохо, сердце колотило и болело, он изо всех сил гнал воспоминания о той ужасной ночи. Дом, который он так любил, в который приезжал отдыхать, дышал воздухом, наполненным морем и солнцем, красивый уютный дом, в который он привел Мирославу и был счастлив десять дней, теперь вызывал удушье и желание поскорее убраться от него подальше.

***

Даниэль вспомнил, как он приехал сюда в мае прошлого года, чтобы забрать Мирины вещи.

Дом встретил его такой же пустой и немой, как сейчас. Есть что-то зловещее в жилище, которое бросили хозяева. Не согретое людским теплом, оно превращается в призрак, в дом «Летучий голландец».

Даниэль открыл дверь, вошел в прохладный полумрак коридора. На вешалке висела старая ветровка, в которой он сгребал листья в саду.

«Странно, почему не выбросили куртку? – подумал он и догадался. – Наверное, кто-то надевает ветровку, когда ухаживает за деревьями».

В гостиной царил идеальный порядок, не валялись ноты и диски, не лежали оранжевые апельсины в плетеной вазе, на стенах не висели афиши и постеры, не стояли на полках шкафа призы и памятные фото в рамках. Все это было давно упаковано и выслано ему почтой. Он велел лишь не трогать вещи в гардеробе в спальне.

Даниэль не смог даже взглянуть на стену, которая в ту ужасную ночь превратилась в портал в страшный чужой мир, скупо озаряемый тусклыми лучами огромного бурого светила, похожего на пережаренный блин.

Он поскорее отправился на кухню. Кухня сияла чистотой шкафов, блеском хромированных ручек мебели, и была так же пуста и молчалива, как гостиная. Ничего не напоминало о Мирославе, проведшей возле плиты немало часов.