Страница 10 из 13
Так было до появления Мирославы, а потом любовь настигла его и безжалостно вывернула наизнанку. Мири ушла, он остался один, а вскоре лишился и музыки.
Глава 14. Старый потертый ковер
К психиатру Даниэль так и не сходил. Уехал на гастроли, перебирался из города в город, из концертных залов в филармонии, из программы в программу. От фестивалей и встреч со слушателями пришлось отказаться, ссылаясь на здоровье. Но в фестивале лета в Киссинджере42 Даниэль все же принял участие. Таблетки итальянского врача к тому времени уже закончились, депрессия заволокла душу плотным черным туманом и откусила самое главное, что осталось – его звук. Даниэль стал играть на автомате, полностью полагаясь на опыт и мастерство, отточенное десятилетиями кропотливой работы. Музыка стала пустой и механичной, ноты превратились в значки и крючки, напечатанные на бумаге. Он стал похож на летчика, попавшего в плотный туман на старом самолете со сломанными приборами. Опытный пилот, конечно, может определить крен и скорость воздушного судна, но все же автоматику надо починить.
Дождавшись окончания фестиваля, Даниэль помчался в Париж к матери, просить помощи.
Кэтрин ждала его дома. Поздоровавшись с консьержкой, мадемуазель Бертье, Даниэль взлетел по лестнице и увидел мать на пороге квартиры. Выглядела она прекрасно, моложаво и свежо. Домашние брюки и блузка смотрелись на Кэтрин выходной одеждой. Мать мельком взглянула на него и ушла на кухню варить кофе.
Даниэль кофе пить не стал, спал он очень плохо, часто просыпался, смотрел в потолок, вспоминая слова черного человека: «Я могу стереть вам память, и вы все забудете». Но даже сейчас, мучимый депрессией, он не жалел, что отказался от предложенного забвения.
Мать внимательно посмотрела на Даниэля и вынесла вердикт:
– Ты так и не сходил к психиатру, а антидепрессант, выданный Луиджи, уже закончился.
Он кивнул. Даниэль надеялся, что все рассосется, организм справится с депрессией, а он примирится с потерей Мирославы. Но утрата звука испугала его, и Даниэль прибежал за помощью.
Мать – вместо того, чтобы дать телефон психиатра, который поможет Даниэлю выйти из кокона бесчувствия, – завела длинную беседу о том, что он должен собраться. Что уход любимой девушки – не конец света, а музыка всегда была у него на первом месте, предавать себя он не имеет права. Кэтрин забыла, что доставала его просьбами о женитьбе и говорила, что девушек будет еще много, и даже предложила познакомить Даниэля с молодой художницей, на выставке которой недавно побывала.
– Очень хорошая девушка, – расхваливала Кэтрин. – Красивая, увлеченная, любит музыку.
Даниэль посмотрел на мать с ужасом.
– Ты стала сводней? – спросил он.
– Как грубо! – обиделась мать.
Но Даниэль не унялся.
– А-а-а, понимаю! Твой главный бизнес-проект рухнул! Ты столько вложила в меня, а я взял и оглох. И нет больше знаменитого скрипача-виртуоза, которым ты так гордилась! Что ж, тебе надо смириться с неудачей. Твои инвестиции прогорели!
Мать побледнела. Даниэль сразу же пожалел о своих резких словах, но не извинился.
– Уходи! – спокойно сказала Кэтрин. – Я не хочу тебя видеть! В тебе поселился злобный тролль. И возвращайся только тогда, когда он исчезнет!
Даниэль выбежал из материнской квартиры, скатился по лестнице, вылетел в фойе и… Зацепился ногой за завернувшийся край старого персидского ковра и рухнул с высоты своего немалого роста. Резкая боль в плече оглушила его, и Даниэль потерял сознание, подумав: «Хорошо, что я оставил скрипку дома!»
Очнулся он от укола. В плече стреляла адская боль, левая рука повисла. Ноги передвигались с трудом, но все же он сам добрался до вызванной консьержкой «Скорой помощи», свалился на каталку и с облегчением подумал: «Наконец-то не надо притворяться! Я могу не мучиться и не играть».
Травматолог диагностировал вывих левого плеча. Впереди Даниэля ожидали долгие дни лечения и восстановления.
Мать несколько раз приходила в больницу, разговаривала с врачом, убеждалась, что выздоровление сына идет по плану, мельком заглядывала в палату и удалялась. Телефон психиатра она прислала сообщением.
После выписки Даниэль все же съездил к Кэтрин и попросил прощения. Но холодок в отношениях растаял нескоро.
Глава 15. Скопированные дни
Дни тянулись одинаковые, как ксерокопии самих себя. Даниэль жил по точкам, «вешкам», как он их называл. Делал часовую восстановительную гимнастику и отправлялся на улицу. Много гулял, постепенно удлиняя путь. С ним стали здороваться продавцы овощных лавок, пекари, местные пенсионеры и собачники.
– Bonjour, Monsieur, comment allez-vous?43 – спрашивали они.
– Très bien, et vous?44 – вежливо отвечал Даниэль.
– Très bien, Monsieur, bo
Пройдя положенные шаги, Даниэль заходил в блинную, покупал crêpes46 или горячий бутерброд из «Хрустящей пары» – «господина» или «госпожу»47.
Мать постоянно пугала его гастритом, он вяло огрызался, но на другой день шел в маленькое бистро, выбирал в написанном на доске меню одно блюдо из двух, с трудом съедал половину заказанного и уходил. А через два дня вновь заворачивал в блинную. Даниэль ленился по утрам ходить за свежей выпечкой в boulangerie48, поэтому покупал круассаны по дороге.
Возвращался домой, отдыхал и приступал ко второй части лечебной физиотерапии – восстанавливал и развивал мелкую моторику рук: делал пальцевую гимнастику, собирал маленькие модели самолетов и мелкие пазлы, разминал специальный пластилин, нанизывал разноцветные бусины на тонкую леску. К дисциплине и многократному повторению одинаковых действий Даниэль был приучен с детства, занятия не пропускал.
А еще он писал. Купил обычную тетрадку и левой рукой выводил буквы. Сначала у него получались замысловатые каракули, но вскоре он научился, аккуратным почерком соединял буквы в слова и даже начал переписывать ноты. Нашел старые нотные тетради, исчерканные пометками, и переписывал их набело.
Плечо болело уже не так сильно. Пальцы обрели чувствительность, стали потихоньку шевелиться.
Сегодня Даниэлю наконец-то удалось нанизать все яркие коралловые бусины на тонкую леску и даже вставить замочек. Это была его маленькая победа, до сих пор бусы у него не получались, крохотные горошинки скользили в пальцах, падали на пол, закатывались под диван. Даниэль нервничал, но не переставал упорно собирать.
И вот его первое творение.
«Матери подарю! – решил он, любуясь красивым ожерельем. – А как обрадовалась бы Мирослава!»
Он вспомнил ее белое эльфийское платье, вышитое по лифу мелким цветным бисером.
«Я соберу для нее украшение из зеленых бусинок».
Неожиданно он вспомнил:
«Сегодня, ровно год назад, я встретил Мири. В тот холодный мартовский день она запускала змея на пляже, ветер трепал ее волосы и надувал платье. А через десять дней ее у меня забрали. Навсегда. Две тысячи лет до нее, никогда не дотянуться».
Почему-то это число ужасало его. Он пытался представить семьсот тысяч тридцать дней, но терялся перед бездной времени.
Даниэль думал о Мирославе каждый день, беспокоился, как она, жива ли, помнит ли его?
Иногда его прошибал холодный пот: «А вдруг Мири погибла, сражаясь с мерзкой тварью в какой-нибудь страшной операции, на которую по непонятной причине посылают людей, а не роботов или дронов? Вдруг она умерла, а я никогда об этом не узнаю?»
А потом хлопал себя ладонью по лбу: «Болван, она еще не родилась».
Тьма, которая постепенно стала рассасываться, опять закутала его в плотный кокон. Пробудился монстр, адским пламенем заполыхала голова. Он не стал как обычно читать книгу, а поспешил принять спасительную таблетку снотворного и лег в кровать. Даниэль боялся, что не заснет, но чудо-пилюля действовала безотказно, монстр уполз в нору, и он провалился в тяжелое забытье.