Страница 4 из 7
«Меня зовут Махмуд Гунна, – представился старик. – Башир – мой родственник, и следующую неделю вы проведете со мной». Через полчаса езды мы оказались на причале, и Махмуд помог нам затащить багаж в плавучую гостиницу.
Во время той первой поездки смысл числа 786 мне был неизвестен. Я думал, что это просто пароль. Позднее мне объяснили, что число 786 считается священным у мусульман Индии, Пакистана и некоторых других стран. Оказывается, каждая из букв арабского алфавита имеет числовой эквивалент. Число 786 – это сумма значений всех букв в исламском выражении «Бисмилляхи-р-рахмани рахим», что в переводе с арабского означает «Во имя Аллаха милостивого и милосердного». С этих слов начинается большинство сур Корана. Эту фразу правоверные произносят в начале любого важного дела.
Махмуд Гунна
Считается, что идея строить плавучие дома в Шринагаре появилась у англичан в 30-е годы XX века. Эта территория формально не входила в состав Британской империи, и повелитель Кашмира – Шри Гулаб Сингх – запрещал англичанам строить дома в своем королевстве. Изворотливые британцы нашли способ обойти запрет и начали возводить деревянные дома на баржах, чтобы отдыхать здесь от летнего делийского зноя. Англичане давно не приезжают, а плавучие дома стали привычной частью городской структуры Шринагара. Прижилось и иностранное название – хаусбоут.
Баржа Махмуда Гунны носила гордое название «Кингс-Трон». Она стояла у причала в ряду нескольких подобных сооружений. Открытая терраса была обращена к озеру. В уютной гостиной располагались приземистые диваны и украшенные замысловатой резьбой низкие столики. Через узкий коридор можно было попасть в спальню. В комнатах были установлены маленькие железные печки. В России такие печи называют буржуйками, а в Кашмире они известны под названием бухари. В доме было холодно, как на улице, и пахло дачей. Когда хозяин развел огонь и в печке затрещали поленья, мы наконец согрелись и расслабились. Дорога из Дели в Шринагар заняла около тридцати часов.
Нас, вероятно, накормили, но первого ужина я не запомнил. Помню только термос с горячим чаем. Забравшись под тяжелые ватные одеяла, мы провалились в сон.
Проснулись рано. Тишину разрывал азан[15] – муэдзин призывал правоверных на молитву. За окошками с замысловатой геометрической расстекловкой виднелась молочная мгла. На горизонте за озером маячили голубоватые горы. Печка давно остыла, и тепло было только под одеялом. Мы вылезли из теплой постели и, поеживаясь, ходили по дому, осматривая наше пристанище. Вскоре появился Махмуд с чаем, вкуснейшей выпечкой и медом. Он опять развел огонь, а какая-то женщина вскоре принесла горшки с углями – кангри.
Хозяин скептически осмотрел нашу верхнюю одежду и выдал нам шерстяные балахоны-фираны мышиного цвета. Затем показал, как пристроить кангри под полами фирана.
«А теперь нам надо поговорить, – заявил он. – Правила вот какие: вы здесь находитесь у меня в гостях, и никто вам ничего не сделает. Но сами вы никуда не ходите, я вам все покажу и отведу вас повсюду, куда можно пойти. Все, что вам может понадобиться, мы предоставим».
Я попробовал протестовать:
– Как это так: мы никуда не ходим? Мы туристы и хотим все посмотреть. Почему мы не можем пойти, куда пожелаем? Что нам может угрожать? В Дели нам ничего такого не говорили.
– В Дели! Что вам вообще объяснили в Дели? Вы понимаете, что тут идет война и никаких туристов здесь нет вообще? В Шринагаре комендантский час. Вечером даже я не могу выйти на улицу. Что вы знаете о Кашмире? – дед возмущенно фыркнул.
Мы с Лизой переглянулись. Уже по дороге мы поняли, что есть какое-то напряжение вокруг этого горного края, но слово «война» не приходило нам голову. Мы действительно ничего не знали. Только пару дней назад мы впервые увидели фотографии идиллического райского озера в горах. Вообще-то я читал книжку французского антрополога Мишеля Песселя «Золото муравьев», но в книге автор описывает свое путешествие в Кашмир, совершенное в 1980 году, и о войне там речи нет. События в Кашмире не освещались на российском телевидении и не обсуждались в газетах. В стране было полно своих проблем. В общем, я и не пытался наводить какие-то справки. Откуда мне было знать, что после окончания советско-афганской войны в Кашмире оказалось множество бывших моджахедов. Ничего я не знал и об исламизации кашмирского общества, пришедшейся на 80-е годы.
– И кто же с кем воюет? – спросил я Махмуда.
– Армия Индии воюет с народом Кашмира. Они убивают людей, военные грабят магазины и банки. От них можно ожидать чего угодно, – ответил старик.
– А что же хотят люди в Кашмире?
– Люди хотят, чтобы их оставили в покое. Одни хотят независимости Кашмира. Другие хотят присоединиться к Пакистану. Кто чего. Я бы хотел, чтобы наступил мир и ко мне опять приезжали туристы, как раньше. Сейчас вы единственные туристы во всей долине.
– Единственные? – Я едва верил своим ушам.
– Ну, почти единственные, еще один сумасшедший японец. И вы. Всё, больше никого.
Мы с Лизой опять переглянулись. В это время в окошко кто-то постучал. Пока мы разговаривали и пили чай, к хаусбоуту подплыло несколько лодок. Стучал в окно человек, сидящий в лодке. Махмуд что-то недовольно закричал в ответ.
– Что это за люди? Чего они хотят? – спросил я старика.
– Это торговцы. Они проведали, что тут туристы, и хотят показать вам свои товары.
– А что за товары?
– Разные товары. Ювелирные изделия. Шафран, текстиль, у этого человека, который стучит в окно, – шапки. Но вам не надо торопиться. Они все время будут тут, рядом, пока вы не уедете.
Лиза вовсе не думала, что нам нужно откладывать покупку шапок. Мы изъявили желание немедленно посмотреть головные уборы и другие вещи. Махмуд, ворча, открыл дверь на террасу. Мы вышли на свежий воздух, прихватив горшки с углями. Оказалось, что озеро за ночь местами покрылось коркой льда. Лодки, подплывшие к хаусбоуту, проламывали тонкий лед и оставляли за собой темный след. Каждый из гребцов пользовался лишь одним веслом с широкой лопастью, формой напоминающей сердце. Они улыбались и приветствовали нас жестами. Махмуд был суров. Он опять что-то прокричал лодочникам сердитым голосом. Один из них причалил к хаусбоуту и забросил к нам на террасу два больших мешка. Затем вскарабкался сам. Мешки были объемными, но явно легкими. На пол, покрытый ковром, торговец высыпал свои товары. Здесь были шапки, перчатки, жилетки, еще какие-то вещи, все из меха. Мы стали рассматривать шапки и перчатки. Я поинтересовался, что это за мех. Оказалось, что в основном кролик, но не только. Касательно некоторых вещей продавец не мог толком объяснить, из меха какого животного они сделаны. «Это мех горной кошки», – пояснил Махмуд, который внимательно рассматривал все вещи вместе с нами. Продавец озвучил цены. Они оказались чрезвычайно низкими. Все стоило по два-три доллара. За некоторые вещи просили пять. Мы купили несколько шапок из пятнистого меха неизвестного животного, которого Махмуд называл горной кошкой. А затем старик решительно прогнал купцов.
– Они опять приедут после обеда, – пояснил он нам, – а теперь поедем кататься на шикаре.
– На шикаре?
– Шикара – это местное название лодки, – пояснил старик.
Он забрал у нас файр-поты и куда-то ушел. Вскоре дед вернулся с обновленными углями в горшках и шерстяным пледом. Оказалось, что одна из лодок с навесом, напоминающим маленькую беседку, давно поджидала нас. Махмуд придержал борт лодки, чтобы мы смогли перебраться, и влез вслед за нами. Он уселся на носу, а мы с Лизой устроились на подушках под навесом. На корме лодки на корточках восседал гребец. Это был молодой парень. Он подмигивал нам и улыбался, но не разговаривал. Возможно, не владел английским, а может быть, опасался вызвать недовольство строгого деда.
15
Азан (объявление, уведомление) – в исламе призыв к обязательной молитве.