Мозаика

  В зале появился человек в ливрее выразителя, держащий в руках свиток. Он неторопливо оглядел честное собрание, затем развернул бумагу и принялся ее оглашать:

   - Совет Высших Магистров постановляет:

   Назначить Кота Тимофеевича заместителем председателя Совета Выразителей. Наградить Иллариона Пелыча Правдина высшей степенью знака Волшебной Доблести. Создать институт по изучению и внедрению вновь открытых явлений при Совете Высших Магистров. Поручить управление институтом Генеральному Магистру. Назначить выразителем его воли, в этих действиях - Кота Тимофеевича. А так же призвать Государство всемерно содействовать в выполнении воли Совета. Совет окончен, господа! Совет окончен.

  Древо Мозаики

  Свежести хочется, ветра осеннего. Достигнув вершин столь бесподобной суеты, картина блекла. Она опадала вниз клочьями.

  Вначале было дерево, и имя его Мозаика. И форма его воплотилась в шаре, а содержание составляли мы. И шар был огромен, и никто не в силах сосчитать его листьев. Каждый из нас расположен в нем так, что зеркальной поверхностью своей, он отражает то, что есть вокруг нас, снаружи. Но каждый не видит дерева.

  Шар летит сквозь пространство, поглощая поток времени, двигаясь к дали. Он вобрал в отражение каждый штрих, который можно воспринимать. Он принимает к себе полную силу потока. Он разговаривает с ним на равных.

  И только лист не знает о целом почти ничего. Тоненькой ниткой, лист привязан к центру - стволу дерева. Он лишь маленькое зеркало большого мира. Он не вечен.

  Как должно быть больно, потерять дереву частицу себя. Утрата невосполнима, зеркальце отражает свой, неповторимый мир. Или нет, что мы знаем о дереве? Мы - его почти опавшие листья.

  Метаясь волнами с порывами ветра и мучительно боясь того, что нитка не выдержит, оборвется. Видя себя лишь в отражении собственного, маленького зеркальца. Реже всматриваясь в соседние. Что мы можем сказать о дереве? Об осени, которая приходит не к нам, к его усталому подножию. О Мире вокруг него, не вокруг нас.

  Я никогда не ездил в таком поезде. В нем все происходит наоборот. Буднично стуча колесами, он двигается в невозможном, обратном направлении. Как мало здесь пассажиров. Я, мой уютный мирок, нам не нужно чужих. И все-таки обидно, как МАЛО здесь пассажиров. Я знаю, вам мучительно сложно возвращаться. Проще идти не оглядываясь. Новое, свежее не болит и не ноет в душе.

  Привет Луря, ты станешь Правдиным. Тогда почему мы вместе? Ты не вырос в того, кем назначили. Ты сломался, и Столица выплюнула тебя, как гнилой, не стоящий десен зуб. Конечно с сожалением, он мог бы остаться здоровым.

  Я твоя боль. Я твоя слабость. Я прихожу к тебе по ночам. Давай, вернемся к товарищам и поучим их произносить заклинания? Не можешь или не хочешь? Это будет мучить тебя оставшуюся жизнь, какими бы сильными не казались руки.

  Привет Малышонок. Я, кажется, предал тебя, и наша любовь в другой реальности. Я думаю, ты знаешь, как это тяжело. В конце концов, непонятно кто кого выдумал. Мы все немножко не такие, какие есть.

  Привет друзья. Каюсь, заставил поволноваться и Вас, причем абсолютно бесцельно. Но я продолжаю думать, что лишние сложности Вам к лицу. Ведь это Вы слепили меня в нашем общении.

  Привет и тебе мой собеседник. Я надеюсь, что разговор еще не окончен. Я рад ему. Я боюсь его потерять. Мне многого хочется. Может слишком многого. Но я надеюсь, верю и похоже, начинаю любить.

  Небольшой, но добротно сделанный зал для районных заседаний. Проклятая жара, сон. Нечто подобное уже было. Докладчик умолк, и граждане заседатели недвусмысленно смотрят в мою сторону.

  - Илларион Пелыч, Вас хотят видеть.

  - Меня? Вы не ошиблись?

  - Да, именно Вас.

  Какая хитрая и довольная рожа у этого очкарика.

  - Друг мой, и кому я еще мог понадобиться?!

  20.10.91