Страница 52 из 64
Алма-Ата рядом с Ташкентом как игрушечка. У нас, оказывается, Азией и не пахнет. А тут так дохнуло! Базар на базаре сидит и базаром погоняет. Там плов прямо на улице в казане ваяют, там самсу жарят. Чебуреки на каждом углу, от запахов шашлыков можно подавиться слюной. Кучи народа, друг другу по-узбекски орут, руками размахивают, потные лысины протирают национальными тюбетейками.
Город делится на старый и новый. Две полные противоположности. После мощного землетрясения шестидесятых Ташкент отстраивали всем миром, почти заново. Получилось огромное количество одинаковых панельных домов. Коробки вроде стандартные, но снаружи орнамент - широкое разнообразие цветов и рисунков.
Говорят, что хрущобы при землетрясении рухнули, а неприглядные, кое-как слепленные мазанки устояли. Незыблемо высятся минареты, им по тысяче лет. Шахские дворцы строили тоже не наспех, а на века. Только мозаичный орнамент и обвалился.
Старая часть города - огромный глинобитный лабиринт. Окон почти нет, одни заборы из глины и двери. Закоулки, улочки, законченные на полушаге. Ни единого деревца, ни кустика. Будто море барханов кое-как упорядоченное к человеческому существованию.
Зато метро в Ташкенте стандартное, совковое. Помельче, поменьше, попроще, чем в Питере или Москве, но рука та же. Да еще и строится вовсю. То и дело объезжаем заборы, а за ними что-то утробно-экскаваторное шипит, грохочет и возится.
Давыдова, кажется, поставила цель объездить все магазины города. С нее станется - дверь за дверью, дом за домом, район за районом. Калош на общественные деньги накупили целый ящик, шортики, маечки, трусики колготки.... А за нашими трудовыми спинами горбы растут как на дрожжах. Верблюды - они везучие, у них горбы от природы постоянные, а у нас?
С утра выехали в город Янгиобад. Это в горах километров двести от Ташкента. Дорога в четыре полосы, посредине бетонная перегородка. Прямая, сколько глаз видит. В горку водитель разгоняет автобус до ста км в час, потом выключит передачу, и только колесами шуршим, катимся, катимся.
Удивляюсь узбекским полям - ровные, зеленые, сочные. Каждый клочок земли при деле, каждый склон засажен садами, каждый забор дома оттенен виноградом. Наши казахские степи, будто пустыни перед их возделанными долинами.
Узбеки - нация земледельцев. Издревле любой клочок земли ценился у них больше, чем остальные богатства. Здешней культуре лет поболе, чем и казахской, и русской. Да застопорилась она на средневековье и пробудилась лишь в нашем веке. Теперь и заводы строят, и нефть нашли, и гидроэлектростанции отгрохали.
Говорят, еще тысячи лет назад они добывали в горах охру, медь, железо. Тысячи ремесленников производили домашнюю утварь, ткали ткани, ваяли произведения искусства. Огромные караваны развозили товары и в древнюю Русь, и в Китай, и в Индию. Процветала наука, поэзия. Самая древняя в Средней Азии обсерватория тоже в Узбекистане.
На горизонте проявляется цепочка огромных, величественных гор. Они выше, чем наши, но на их вершинах снега нет. Здесь гораздо жарче, чем в Казахстане. Персики, абрикосы, виноград у нас почти не растут. Может летом и в Алма-Ате жарко, зато зимы с морозами. Тут же снег большая редкость, выпадает раз в году, и в марте опять лето. Местные так говорят.
Вывалились из автобуса на городской автостанции в Янгиобаде. Городок заштатный, как наш Иссык или Тургень. Много зелени, дома в два этажа, многие из них еще послевоенной постройки. Улицы горбатые и узкие, кое-где без асфальта. Почта, телеграф, телефон, маленькое здание администрации, базар и кинотеатр всенепременнейше.
До турбазы еще километров пять-шесть. Автобус ходит, но два раза в сутки. Мы, как водится, не к сроку. Взваливаем очумелые от давыдовских покупок рюкзаки на спину и шагаем вверх по ущелью. Город скоро кончается, дорога крутится у самых склонов, мы машем проезжающим автомобилям, но для мужской половины тщетно. Хорошо хоть теток и рюкзаки забрали, и на том спасибо.
Темнеет быстро. Доходим до турбазы уже в сумерках. Мягкий вечерний бриз с гор холодит лицо, качает ветви плодовых деревьев, творит тихую недосказанность. Хорошо, что наконец пришли, хорошо, что есть комната с койкой и постельным бельем.
С наслаждением смываю дорожную пыль водой из-под крана. Нас обещают еще и покормить. Заботливая Петровна сначала грузом уморила, теперь дает расслабиться.
Поели отменно. Выстроен целый штат поварих. Мы едим, они смотрят, молоденькие, пухленькие, жалостливые. Может, добавки? А как же. Опять превращаемся в верблюдов, только горб выпирает со стороны желудка. Посмотрели на наш усталый вид и арбуз принесли, громадный, сахарный. Это что, намек, я не понял?
За окном абрикосовые и персиковые деревья. На них спелые желтые и красные плоды. Ешь, не хочу. Поначалу мы стеснялись, но приноровились, отошли душой.
Потянулись почти привычные тренировочные будни. Лазал много, смотрел еще больше. Народу тьма. Разные, почти аляповатые. Тут и краснояры, и крымчане, и пермяки, свердловчане, узбеки, прибалты. Их так много, что теряются ориентиры. Столько имен, и каждое что-то значит. Так кто же авторитет? На кого равняться? Народ-то подобрался со званием не ниже КМСа.
Зато как на дрожжах растет волевой авторитет Ирины Петровны. Здоровается со всеми, улыбается каждому по-своему, с интересом. Для нее авторитеты запросто, запанибратски.
Архипов же теряет в весе, придавливается. Он тоже в первый раз, тоже неуч. Ему бы остановиться, отойти в тень. Так нет, давит меня на тренировках на полную катушку. Как с цепи сорвался, что ни подъем, то на время, что ни прикидка, то под предел, что ни разбор, то на повышенных тонах.
В первый же день мне показали Калошина. Мастер спорта международного класса, чемпион Союза, победитель международных соревнований и прочее, прочее, прочее... Их в Союзе, оказывается, двое, кто классно лезет. Калошин, да Балезин. Как "полезем в калошах", каламбур прямо.
Сергей Калошин выше среднего роста, крепко сбитый, кудрявый. У него удивительные руки - длинные, мощные. В его облике животная и кошачья грация. Походка пружинистая, вкрадчивая. А в общении прост, обаятелен никакого чванства. Серега да и Серега, лицо улыбчивое, довольное.