Страница 8 из 15
И когда после завтрака и батальонного развода командир роты, капитан Яковлев, объявил, что группа солдат поедет помогать камрадам убирать картошку. Народ взбодрился и все с нетерпением ждали оглашения списка, с которым перед строем уже нарисовался Ярый.
Он хитро ухмыльнулся, что бывает крайне редко, козырёк фуражки пополз вверх и Ярый зачитал список, где среди счастливчиков оказался и Змеенко Иван.
– Повезло тебе, – сказал стоящий рядом с ним Хамза. – Женщины картошка в наклонка собирать будут, а значит задницами вверх, так что перед самым твоим морда вертеть будут – кайф.
– Это точно, главное на радостях трусы не обмочить, – это уже подал голос товарищ, с другой стороны.
Острили и другие.
– Разговорчики! – гаркнул старшина и добавил. – Названные мною остаются на месте, а остальным напра…во! На занятия шагом марш!
Вот такой финт иногда преподносит служба! Так, что счастливчики, тихо радуясь, в основном про себя, остались на плацу, а остальные, так же по-тихому кляня Ярого, судьбу и невезуху, потопали на занятия.
… А ветер с Атлантики всё больше набирал силу. Вихрь, огромный, неохватный и ленивый, всё сильнее раскручивал гигантскую карусель, сгоняя к центру дальние облака.
Еще тихий и незаметный, он прошел над зелёными островами Дании и, затягиваясь, как петля на шее, стал смещаться на юг, через Гамбург, вдоль Эльбы, играя рябью на её серых водах. А в его прохладных струях ощутимо угадывался свежий запах океана, холод Севера и аромат зелёных островов Ютландии, и он, как губка, насыщаясь влагой и, темнея, все больше и больше тяжелел, опускаясь и прилегая к земле …
Поездка на картошку и развод для лохов
Перед поездкой всех отобранных еще раз придирчиво осмотрел старшина, а капитан Яковлев обратился с напутственной речью, где основным и главным посылом были: дисциплина и ударный труд на благо немецкого кооператива, что будет способствовать и дальнейшему укреплению интернациональной дружбы.
Ну, а для ребят главным было вырваться хоть на несколько часов из однообразия военной службы, поглазеть на немок, почувствовать рядом запах женщины и, хотя бы помечтать, глядя на их достоинства.
А после напутствия все загрузились в крытую брезентом машину во главе со старшим лейтенантом Смолиным и выехали за пропускной пункт части. А дальше по брусчатке, обсаженной яблонями – и в деревню, больше похожую на городок в миниатюре.
В конторе кооператива старлей уточнил, куда дальше двигаться, и минут через пятнадцать машина была на месте, где их и поджидало картофельное поле. А на нём ряды клубней, вытряхнутых из земли механической копалкой и змейками растянувшиеся метров на сто. Здесь же, рядом, в тенёчке сидело больше десятка женщин.
Воины выгрузились и с любопытством стали смотреть на немок, а те – на них, и фрау, похоже, что стали обсуждать «руссиш зольдатен» и этак игриво хихикать, шутливо примеряя молодых ребят на себя, что подобное было понятно и без переводчика.
Но у поля оставили лишь семерых солдатиков, среди которых был Иван, а остальных отправили в другое место, где убирали капусту.
Женщины стали собирать картошку в вёдра, а задачей ребят было относить наполненные ведра к прицепу, который стоял у края поля. Но перед тем как высыпать картошку в прицеп, стоявшая здесь же фрау вручала талончики, тем самым отмечая, кто и сколько собрал вёдер.
Иван относил картошку от двух женщин, получал два талона и, возвратившись, отдавал каждой из них. Этим же занимались и остальные ребята. А чтобы не стоять без дела, и выразить своё расположение к женщинам, с которыми ему выпало трудиться, Иван тоже стал собирать картошку, когда было время, тем самым помогая то одной, то другой фрау. Но больше, всё же молоденькой и приятной во всех отношениях фрау Монике.
Следует сказать, что выделил Иван её сразу же, как только женщины поднялись и вышли на поле, она была самая молодая из всех, да и одета поярче других. На ней был яркий сарафанчик повыше колен и синее трико, плотно обтягивающее нехилые бедра. А на белокурую головку с весьма приятным личиком была водружена желтая панама. И ростом она выделялась, была повыше остальных. Так что всё это, в миг оценённое Иваном и ещё что-то необъяснимое, подвигло его и на следующий шаг.
Когда начали распределяться, кто с кем будет работать, то Иван, не дожидаясь указания немки-бригадирши, сразу же направился в сторону Моники, а она, улыбаясь, шагнула ему навстречу и представилась:
– Моника, – и усмехнулась, изобразив кнессет, а затем назвала и вторую женщину постарше, стоящую рядом – Марту.
Иван широко улыбнулся и, по-военному выпрямившись, тоже представился:
– Иван.
– О, Иван! – повторила за ним Моника. А он добавил, что можно и просто Ваня. И Моника понимающе закивала, повторив: «Ваня».
А еще сказала, что немного говорит по-русски – в школе учила этот язык, и любила смотреть русские фильмы без дубляжа. Но и добавила, что говорить стесняется, хотя и понимает язык хорошо.
Иван же учил в школе английский и по-немецки практически не знал ни слова, о чем и сообщил женщинам. Ну, а то, что усвоил несколько немецких ругательств, говорить не стал.
А вскоре немки, заметив предпочтения Ивана в оказании им помощи, стали хихикать и подначивать друг друга, да, похоже, и его тоже, но Ивану это было по барабану. Моника ему нравилась, и скрывать это он и не хотел – пусть знает.
Прав оказался и Хамза насчет задниц. Они действительно были перед глазами и не только тех женщин, что работали рядом. Большинство были одеты в синие, легкие комбинезоны, но некоторые и в платья, сарафаны. Так что, наклоняясь, они демонстрировали ребятам свои телеса в трусиках, а то и трусищах. Однако подобное немок не смущало, а возможно, что и заводило, чувствуя, с какой жадностью и не скрываемым желанием парни смотрят на них.
Ну, а Моника была в сарафанчике с голыми плечами и в трико, которое при наклоне так рельефно всё выделяло, что и глаз не отвести. А ещё при наклонах, за оттопыривающимся сарафаном были видны её груди – округлые, белые, да и по размеру самое то… Были и прикосновения при передаче талончиков и взгляды, смешки. В общем, для поднятия тонуса картинок было предостаточно.
Подыгрывали этому и сами женщины: смеялись, игриво выгибались. Так что воздух вокруг, насыщенный эмоциями и разными ощущениями проникал в душу и ещё кое-куда, возбуждал ребят и приятно щекотал нервы, распаляя фантазии.
Следует сказать, что отношение к сексу и ко всему, что с этим связано, в Германии было на много проще, нежели в тогдашнем Советском Союзе, где, как известно «секса не было по определению». А вот у немцев он был, и они этого не скрывали, а то и демонстрировали, с чем пришлось столкнуться и Змеенко.
Так однажды Иван попал на вечер дружбы военнослужащих батальона с работниками птицефабрики. Сначала поиграли в футбол, а затем встреча за столом с пивом и всякими вкусностями, были и танцы. Но, напрыгавшись, Иван вышел на воздух, стоял у столовой, где всё и происходило. И вот подходят к нему парень и две девушки, весело переговариваются, смеются, шутят, да и по-русски довольно сносно говорят, особенно парень. Стали расспрашивать его о том, о сём, а затем парень и говорит:
– Хочешь её? – и показывает на одну из девиц. А та смотрит на Ивана и смеётся.
– Давай, бери, не бойся! Она не против! – И парень подталкивает девушку к Ивану.
Разумеется, он её хочет, но виду не показывает, лишь усмехается, а про себя думает, а вдруг это провокация, пришьют потом изнасилование? И подобное здесь случалось, и об этом постоянно говорили на политзанятиях. Сначала вроде как по согласию, а потом обращение в полицию.
Однако чаще всего такие случаи до суда не доходили, тем более, если и в самом деле было не понять, как в действительности всё произошло. Но погоревшего на этом служивого быстренько спроваживали в Россию. А там уже и решали куда направить – в дисбат или дослуживать, где-нибудь на Чукотке.
Случалось, что и вензаболеваниями награждали и, возможно, что и намерено, ну и провоцировали, как сейчас Ивана, а на подобное он тоже нарывался. Однажды был Иван в Магдебурге на собрании комсомольского актива полка, а после напросился сходить в увольнение, посмотреть город.