ПяТнА

Планёрка назначена только на завтра. Я всей своей любознательностью чувствую, что не доживу.

Звонок телефона отрывает от занимательных размышлений.

– Ржавая, через сорок минут будем у тебя! Готовь пиво, а с нас закусь! – орёт Александр Мир в трубку.

– Сегодня дворец закрыт для посещений, – отвечаю грубо и резко. Для полного счастья мне не хватает толпы гостей и спонтанного бухача.

– Мари сказала, что у тебя вчера охота была удачная. Надо отметить твоего первого! – гундосят из сотового.

В чем дело? А как же подписка о неразглашении? Будем пить и разглашать? Мне, наконец, объяснят, что происходит?

И даже поесть принесут? И это будет не пшёнка? И Машка не против? Так это же двойной праздника! Бегу и лапти сверкают.

– Только ненадолго, у нас завтра планёрка, – ломаюсь я скорее для галочки. А то потом не выгонишь их. К слову, Мир всё равно бы пришёл и друзей, зараза, привёл. Он у нас отказов не принимает. Если решил, что пати сегодня у бати, то бате лучше согласиться. Сопротивление бесполезно. Да и не могу я отказать самому красивому парню в нашей группе.

Неохотно отрываю задницу от кресла… а нет, не отрываю. Тыркаю пару кнопок в телефоне, заказывая пиво с доставкой на дом. Параллельно нахожу три промокода и стоимость продуктов скатывается до сотни рублей. И это за шесть банок Ленинградского светлого! Плевать, что моча, главное – дёшево!

Пиво приезжает одновременно с весёлой компанией. Зуйко, Пятницкий, Мир, и Саанов дезинфицируют руки и развешивают куртки по вешалкам.

Закусоном, конечно же, оказываются наши внеплановые пайки. Две штуки. Зуйко попросили доставить, Мир вызвался помочь и вот они все здесь. Ах ты ж дружок-пирожок, сволочь языкастая, умеет одногруппник примазаться к бесплатному хавчику!

Но разворачивать копыта поздно, комната битком набита халявщиками.

Смех, разговоры, шёпот, шуточки. Мир разглагольствует, Пятницкий шарится по моим полкам, Саанов уткнулся в карту с россыпью точек, Зуйко деловито разбирает пакеты…

Машка надулась и сидит в уголке. Её не трогают. Она у меня не любитель тус и вечеринок, больше музеи предпочитает. Конечно, там экспонаты молчаливые, не что наши одногруппники. Машка нудная и породистая, ей тяжело реагировать позитивно на глупые выходки окружающих. Зато на неё всегда можно положиться. Хотя у нас вся группа надёжная.

Например, Степан Игоревич Зуйко – наш старший в группе, что-то вроде старосты, настолько ответственный, что может позвонить среди ночи и продиктовать домашку или план доклада на семинар через неделю. По собственной инициативе и по доброте душевной. Особенно он любит это делать ночью, когда сам не может уснуть. Зуйко профессионально разливает пиво по чашкам и передаёт через остальным.

Александр Мир агитирует пойти в ночной клуб. Мы отказываемся. Но он наберёт себе сообщников и опять устроит где-нибудь местечковый Апокалипсис. С ним никогда не соскучишься, но частенько от него хочется отдохнуть. Сегодня на его декламации ведётся Дмитрий Пятницкий.

Варю на всех макароны и закидываю туда банку тушёнки. Как начать разговор о том, о чём говорить нельзя?

– Белоснежка, а какого цвета у тебя трусы? – совершенно невинно интересуюсь, передавая Саанову тарелку.

11. Все происходящее в рамках плана

Общий гвалт зависает на паузе, а Саанов хлопает на меня большими карими глазами. У парня ресницы в три раза длиннее моих, а радужка настолько глубокого карего оттенка, что в ней видятся прожилки древесной коры. Короче, дуб дубом он.

– Слышь, девушка интересуется, колись, азер! – слышится одинокий смех Пятницкого.

– Я чистокровный армянин! – автоматически оскорбляется Тагир. У него пунктик на расовой принадлежности. А парни жмут на больное, доводя до скандала. Один раз даже в больницу после драки загремели. Неудивительно, что он сцепился со скинхедами.

Машка смеётся из своего угла. Кажется, до неё дошёл смысл вопроса.

– Выпей, – Александр Мир протягивает мне керамическую кружку с Винни Пухом полную жёлтого пенящегося напитка. Кислого, как цвет моих поруганных волос. – Поговорим после планёрки. Капитан запретил общение с… сущностями и их разглашение.

– А приказы не обсуждаются, – влезает Саанов. Глаза у него злобные. Он засовывает руку в карман, достаёт конфету, медленно разворачивает обёртку и кладёт в рот. И говорит, мерзко перекатывая сладость из щеки в щёку: – Может прогуляемся? Я тебе про трусы всё расскажу…

– Один прогуляйся, Белоснежка, ты знаешь, о чем вопрос был!

С Саановым у меня все плохо. Он старательно ухаживал за мной на первом курсе, я старательно избегала его. Не то чтобы я расистка, просто не люблю нерусских. После откровенного разговора, пары недель игнора и второго откровенного разговора Тагир меня возненавидел. Это с его лёгкой руки я стала “Ржавой”. Я же его иначе, как “Белоснежкой” не именую. К его смуглой волосатой роже оно подходит, как платье – сантехнику-алкоголику. Никто прозвище не подхватывает, но я не теряю надежды. Я бы не сказала, что у нас война. Скорее “холодное противостояние”, в котором я стремительно превращаюсь в Кубу.

Залпом выпиваю дешёвое пиво. Кетчуп закончился ещё на прошлой неделе, и Машка передаёт мне пачку майонеза. Каримов забирает свою тарелку первым. У него не только язык без костей, но ещё и наглость без края.

– За боевое крещение! – внезапно орёт Мир, подхватывает меня на руки и кидает в потолок.

Обхожу лампочку по дуге, дабы не лишиться единственного источника освещения и приземляюсь в объятья самого красивого парня нашей параллели. Я была бы не против, если бы он меня ещё пару раз подбросил. Можно даже не ловить. Из его рук даже падать приятно. Но меня перекладывают на кресло. Руки нужны, чтобы выпить.

Над моей головой сталкиваются пять кружек. Размах веселья принимает неукротимый оборот.

– Евгений Филиппович просил передать, чтоб ты не волновалась. Все происходящее в рамках плана! – говорит Зуйко, капая на меня сверху пивом. Он пытается шептать, но приходится перекрикивать общих гвалт и Пятницкого, решившего внезапно зачитать устав Академии. Песни Пятницкого очень похожи на карканье. И выходит о-о-очень громкий крик: – И теперь мы все избранные!!

Новая волна ликования. Все. Значит, всё действительно по плану. Проникаюсь позитивным настроением окружающих и пиво уже не кажется мерзким.

Это новый этап нашей жизни.

Мы вместе, и все будет отлично.

***

Откуда взялась ещё полторашка пива я не знаю. Может, добрые соседи подкинули, может, инопланетяне приволокли. Но напиваемся мы так, что Машка выгоняет всех гостей скопом. И меня в том числе. Кажется, я вообще первой вылетела из квартиры как зачинщица.

Проводив одногруппников до станции, я повернула домой. Но одинокая бабушка остановила меня перед тропинкой, бегущей под кольцевой автодорогой к пустырю. КАД построили лет тридцать назад, а фонарей под ним так и не натыкали. Бабулька предложила пойти вместе, потому что ей страшно:

– Вчера тут мужчину на куски растерзали. Места живого не оставили. Говорят, строители поссорились, – рассказывает попутчица хриплым голосом. Где-то вдалеке воют собаки. Из освещения – проблески окон очень далеко впереди и звезды. Заброшенная железная дорога ржавеет под луной. Под градусом избранности идти совсем не страшно. Я только что узнала, что почти супермен. Я не имею права бояться. – А на прошлой неделе женщина пропала. Так и не нашли. Но муж её говорит, что с любовником сбежала. В моём подъезде жила.

Удивительно, как много можно узнать о соседях, поболтав ночью с мимолётной бабушкой. Она и про меня всё знает. Мы проходим мимо заброшенного дома и землянки с потускневшим петухом на флигеле. У дома – арочные переходы и высокие потолки. Его расселили, когда строили КАД, но так и не смогли снести. Кто-то в нем до сих пор обитает, детей уже вырастил и в универ отправил.

– А в квартире номер тринадцать алкоголики живут. – Тут мне становится стыдно. Это у нас с Машкой квартира 13. Тут даже дом не стоит уточнять. – В той, что с разбитым балконом.