Настоящий полковник

Вторая дорога была чуть короче. Можно на той же лодке летающей долететь до Спасска – Дальнего и тогда можно успеть на вечерний поезд. На день раньше получается в Хабаровск можно добраться.

Третья дорога вообще скоростная. Начинается, как и вторая, на озере Хасан, потом Спасск-Дальний, точнее озеро Ханка, а вот тут можно поступить по-другому, дозаправиться и лететь в Хабаровск. Там порядка пятисот километров, даже поменьше. Горючего в один конец хватит. Минуса два. Прилетит в лучшем случае поздно вечером. Как бы, не в темноте. Сможет пилот обнаружить Амур и сесть, не угробив экипаж и Брехта? Вопрос!

Сидел на складном стульчике, кофию попивал с парочкой гвоздичек для аромата и думал. Когда зажужжал гидросамолёт, то решил, что командарма злить не стоит и нужно команду «срочно» исполнить дословно. Полетит на МП-1 до самого Хабаровска. Апрель к концу подходит, дни заметно удлинились. Может, и по свету ещё получится добраться до Амура.

Пилотом был в этот раз дядька с будёновскими усами – Сергей Томшин. Он ещё лихо подруливать не научился, и пришлось за канат подтягивать к причалу.

– Сергей, – поздоровавшись, огорошил его Иван Яковлевич, – а что долетит твоя птица до середины Днепра?

– Днепра? – а рожа красная.

– Мне срочно нужно в Хабаровск. У тебя ведь дальность за тысячу километров. Хватит горючки дотянуть? Или нужно садиться в Спасске-Дальнем и дозаправляться? Не читал Гоголя? Вечера на хуторе близ Диканьки? Там дальше красиво: «Чуден Днепр и при тёплой летней ночи, когда все засыпает – и человек, и зверь, и птица». Вот, нужно бы до ночи успеть.

Огорошенный лавой вопросов, косящий под былинного командарма, лётчик снял шлем и почесал макушку. Пошевелил усищами, сплюнул в Днеп… в Хасан, и не соответствующим усам, голосом оперного певца стал прикидывать, продолжая макушку стимулировать:

– Так, тут двести пятьдесят, туда двести пятьдесят и там четыреста пятьдесят. Тыща! Тыща будет!? Туда ведь пустыми пойдём?

– Одного пленного японского офицера возьмём. Ну и я с пистолетом, – Брехт вот прям сейчас про пленного японца вспомнил с контрпогонами старшего унтер-офицера или по-японски – гунсо. Пригодится Блюхеру.

– Выгружайте быстрее, срочно нужно взлетать, а то до темноты не поспеем. Гнать нельзя, хоть и надо, но горючка на пределе, буду на двухстах километрах в час лететь. Почти восемьсот километров. Делим на два. Это четыре часа. Сейчас пять. Будет девять. Срочно надо.

За пять минут разгрузили летающую лодку, спеленали японца, засунули в лодку и бросили Брехту его матрас брезентовый, набитый конским волосом, в трюм. Ну, лодка же! Загудел мотор, и МП-1, поскакав по волнам небольшим, поднялась в воздух.

Пролежать четыре часа с ревущим прямо над головой двигателем при постоянной болтанке, лётчик – собака бешеная, специально все воздушные ямы и ямки собрал, настолько ниже среднего удовольствие, что тот незначительный факт, что японца вырвало прямо на Ивана Яковлевича, можно и не упоминать. А чего, его же тоже на японца вывернуло. Месть. Месть это блюдо, которое надо есть холодным. Не получилось. Содержимое желудка у Брехта было тёплым. Кофе же горячее пил. И потом три часа с лишним пришлось чужую и свою полупереваренную пищу нюхать. Не выйдешь же свежим воздухом подышать.

Событие пятьдесят восьмое

Всему приходит конец. Даже задремал в конце этой пытки Брехт. И тут самолёт плюхнулся в воду и поскакал по ней. Тряхнуло так, что полетел головой вперёд и врезался в задницу японского офицера, скорчившегося на полу пассажирского отсека (он же – трюм). Самурай тоже вперёд подался, и головку зашиб о стенку деревянную. Звук – будто две деревяшки встретились. Повезло. Был бы борт металлический, пришлось бы хуже. Хуже пришлось Ивану Яковлевичу. От задницы тощей японской его отбросило назад и перевернуло. Плюх, и он сразу в двух непереваренных обедах лежит. Мать же ж вашу японскую. До чего самурайская пища эта паршиво воняет. Чем их гадов кормят?

Брехт вскочил на колени и бросился к двери. И в это время опять дёрнулась лодка летающая, судя по звуку снизу, это она на мель села. Фу. Вот теперь точно можно выдохнуть. Иван Яковлевич повернул ручку и дёрнул дверь на себя. Хрен. Точно, блин, она же наружу открывается. Открыл. Почти темно. Еле-еле успели, ещё бы чуть и абзац полный не разглядел бы реки пилот. Вдохнул полной грудью и чуть не вывернуло. От груди этой полной шёл такой изысканный аромат…

– Так не доставайся же ты никому! – заорал комбат и прыгнул солдатиком в воду. И тут вспомнил про часики Карлуши Фаберже. – А-а-а, давай назад! Буль! Буль.

Оказалось глубоко, берег обрывистый. Дна так и не нащупал. А ещё дорогущий хромированный Кольт. Ну, Аматэрасу погоди. Вынырнул и погрёб к берегу.

– Товарищ комбат! Вы куда?! Там Маньчжурия! Я не к тому берегу пристал! – заорал с крыши Сергей Томшин.

С…С… Во влип. Брехт бросил себя и часы жалеть, и, достигнув дна, сразу из кобуры М1911 выхватил. А с него струйками вода стекает. Это из Калашникова стрелять в такой ситуации можно, а из Кольта можно или нет? Ещё разорвёт при выстреле. Блин-блинский, чего в поезде на влажных простынях не поехал, сидел бы чаёк попивал. Дымком вкусным паровозным пахнет, а не блевотиной. Картошечки варёной у бабулек на станции купить можно с укропчиком. Лепота. А тут!! Нет. Срочно ведь надо было Блюхеру! Что может срочного у Блюхера быть в Хабаровске. Это у него там было срочно. Они уже полк японцев отправили в их сады райские, и конца этим отправкам не видно. А тут, какая срочность? Срочно новости из первых уст узнать.

– Сергей, делать-то что? Нас японцы или китайцы захватят.

– Двигатель не заведётся. Еле на соплях дотянул, уже работать стал с перебоями. Нужно с мели снять и от берега оттолкнуть. Я сейчас спущусь.

Рядом плюхнулось тело этого Сусанина. Вообще, лодка покачивалась на небольшой волне ею же и организованной. Не плотно засели. Обошли, уцепились за нос, и попытались оттолкнуть самолёт от вражеского берега. Нет. Не хотит.

– Он на правом поплавке сидит, товарищ комбат, – умывшись ледяной водой, сделал вывод пилот.

– Давай быстрее, а то у меня уже ноги сводит. Особенно правую, она и так ушибленная, – погрёб к середине крыла Брехт.

Можно сказать, что лодка летающая, она же МБР-2 (Морской Ближний Разведчик Второй) если не пассажирский вариант, который батальону достался, это большой по нонешним меркам самолёт. Точно – один из самых больших. Размах крыльев девятнадцать метров и вес даже при пустых баках, как сейчас три с половиной тонны. До поплавка целых пять метров по ледяной воде. Попытались его приподнять и сдёрнуть. С десятого раза, когда догадались раскачивать лодку, это получилось. Чуть развернули и опять поплыли к килю. После матов и кряхтений смогли сдвинуть и его. Самолёт сразу чуть просел и закачался на воде ровно, задевая обоими поплавками воду студёную. Оттолкнули от берега, как смогли, и забрались в открытый люк пассажирского отсека. Замычал японец. Брехт, после того, как его вырвало, сунул ему кусок верёвки в рот. Пришлось вынимать, а то ещё помрёт. Пилот достал из-под скамейки два весла небольших, и им опять пришлось идти купаться. Брехт поплыл к правому поплавку, а Сергей – он же Сусанин, к левому, взобрались на них и попытались грести, как на каноэ. Через три минуты Иван Яковлевич согрелся, а через час высох. Ещё через час они причалили к своему берегу. И тут же попали под прицел целого взвода милиционеров. Те, видимо, давно за ними наблюдали (всё же ночь лунная), и только лодка ткнулась носом в берег, как «менты поганые» из кустов выскочили, и давай кричать про руки вверх. Ну и ладно, можно поднять, главное, приключение закончилось и до своих добрались, да и до Хабаровска тоже.