Настоящий полковник

Брехт за этим понаблюдал и дал команду зенитчикам свой коронный номер исполнить, перетащить Браунинги спаренные на сопку «Орёл». Потом подумал и отправил туда остальных диверсантов с пятью противотанковыми ружьями. Успели.

Японские офицеры порядок через несколько минут навели и организовали посадку на катера. И вот, как палубы полностью заполнились, и маленькие корабли совсем было собирались отчаливать, Иван Яковлевич и скомандовал:

– Огонь.

Классно, что догадался людям ватные тампоны наделать. Загрохотало так, что не в ушах, а в мозгу зазвенело. И это с ватой. Что же было бы, если бы не подстраховались. Зенитчики лупили по палубам. Противотанкисты по ватерлинии. Бронебойно-зажигательная пуля, выпущенная совсем не специально, попала в двигатель, прошив корпус, и полыхнуло от души. Брехт приказал остальным стрелять чуть выше и буквально через несколько выстрелов вспыхнул ещё один катер. А в это время снайпера, которым больших ружей не досталось, стреляли по толпе, выискивая офицеров.

Тадах. Браунинги замолчали.

– Уходим! – во всё горло прокричал Иван Яковлевич и, подхватив пустые коробки от лент, сам первым стал спускаться с высотки.

– Уходим! – продублировал своим Светлов.

– Ай, молодца! – даже вслух себя похвалил, когда через пять минут после того, как они покинули высоту «Орёл», по ней ударили первые артиллерийские снаряды. Надо японцам отдать должное, попытались «отдать» долг.

Убегая, пакость подготовили. Из досок и брусьев сколотили заранее в лагере десяток фигур, похожих на человеческие, и, уходя, воткнули их в выкопанные ночью ямки. Смотрел потом уже с высоты «Пулемётная горка» и сердце радовалось. Японцы почти час снаряды тратили, пока последний «Чурбан» не повали.

– Так вы, ребята, разоритесь. – Промурлыкал себе под нос.

Катера пылали. Все шесть. Пламя перекинулось с трёх подбитых на соседние, бензин пролился на воду и спалил японцев, пытающихся спасаться, прыгая в воду. Конечно, весь полк не уничтожили. Почти половина убежала за прибрежные сопки вглубь Кореи.

– Иван Яковлевич, что же это такое творится? – глядя на костры на том берегу, под руку прошептал комиссар батальона Балабанов.

– Принуждение к миру, Василий Васильевич.

Не сказал, а про себя подумал. В прошлый раз, в 1938 году, японцы запросили мира, потеряв, как и русские, около тысячи человек. Ну, вот, сейчас близко к этой цифре уже в сумме получается. Попробуют замириться или ещё уроки нужны?

Событие пятьдесят шестое

– Алло, это военкомат? Вы можете взять меня в армию?

– Да, можем. А вы где?

– Я в тюрьме…

Не дали насладиться победой до конца. На сопку взлетел с языком на плече начальник погранзаставы Устюгов и, пытаясь одновременно дышать и говорить, выдал:

– Ван … Кович… Хабар… Сроч…

– Держи фляжку, Пётр Петрович, сделай пару глотков. А то я не пойму у кого, где «кович»! – снял флягу трофейную с саке, протянул погранцу.

Сделал глоток, и даже не поморщился. Продышался, а потом ещё сделал, сделал так сделал, от души. Серьёзно полегчала.

– Товарищ комбат, на заставу шифровка пришла по рации. Тебе срочно нужно в Хабаровск. Командарм Блюхер вызывает.

– Один? – наконец вспомнили.

– В смысле один? Блюхер один? – с тоской проводил японскую фляжку взглядом пограничник.

– Мне одному в Хабаровск нужно или с людьми, что здесь находятся? – прояснил Иван Яковлевич.

– Не знаю. В радиограмме сказано: «Командиру батальона прибыть к командарму Блюхеру. Срочно», – а взглядом от японки не отцепился.

– Понятно.

– Иван Яковлевич, а тут как же мы-то? – подрулил Балабанов.

– Василий Васильевич, через час будет последний рейсовый автобус, пошли вниз, по дороге всё расскажу.

– Автобус? – не понимают сегодня его шуток люди, вот и японцы не поняли. Обиделись.

– Лодка летающая МП-1 скоро прилетит. Она у нас как автобус по расписанию ходит. Людей перевозит. Да, извини комиссар, но старшим остаётся Светлов. Это приказ. Должен понимать, что жизнь людей будет зависеть от его умения и твоя тоже.

– Понимаю, – нет, не понял. Нахмурился. Вот через пару месяцев звания введут, и получится, что майор должен старшему сержанту подчиняться.

– Вот и хорошо. Пойдём вниз, проводишь, и подъём сюда ужина организуешь. Пусть ребята до темноты ещё посидят. А то вдруг бомберы прилетят. Их встреть же нужно по-людски, а то обидятся и ноту СССР пошлют.

– Всё шуточки тебе, Иван Яковлевич. А не думаешь, что могут и не за орденами тебя к командарму вызвать, а совсем даже наоборот, наказать за самоуправство? Вон, один целой Японии войну объявил. И вот сегодня поубивал кучу японцев на их территории, а не на нашей. Не боишься? – когда стали спускаться по ступенькам капнул на больную мозоль серной кислотой комиссар.

– Я приказ выполнял и Родину защищал. Кроме того, дать отпор зарвавшимся империалистам, которые на нашей территории убили несколько командиров и ранили начальника штаба ОКДВА – это долг советского командира. Для того Партия и народ армию содержат, холят и лелеют в эти непростые годы, чтобы народ наш советский знал, что мы их всегда защитим и врагу отпор дадим, а не будем, как в старорежимной библии написано, втору щеку подставлять, – блин чуть перегнул с пафосом, но сказал именно то, что думал.

– Тут с тобой согласен. А всё одно боязно.

Точно боязно. И Брехту тоже. И не только за себя. Ведь, если что, то Кате-Куй не поздоровится и детям. Её посадят, а то и тоже расстреляют, а детей под другими именами в детдома. В реальной истории, так младшего Блюхера и не нашли. Сменили мальчику имя, а он маленький и не помнил, может быть, настоящего. И документы пропали. Кем вырос. Если вообще вырос. Тьфу. Вот ведь гад этот комиссар, теперь до самого Хабаровска переживать будет. Ещё комиссаром называется. Должен уверенность в правильном курсе партии нести, а не сомнения.

Глава 23

Событие пятьдесят седьмое

Летят два математика в самолёте. Один другому говорит:

– Последнее время я очень боюсь летать самолётом, так как я рассчитал, что вероятность того, что на борту бомба, даже выше, чем вероятность погибнуть в автокатастрофе.

Второй математик отвечает:

– Да, я тоже проделал эти же вычисления и пришёл к такому же результату. Но я пошёл дальше. Вероятность того, что в самолёте две бомбы ничтожно мала, поэтому я теперь одну всегда вожу с собой.

Все дороги ведут в Рим. Это французский баснописец Жан Лафонтен сказал. В басне. Русским людям не понять. Длинная нудятина. Ну да, и чёрт с ним с Римом. В той жизни Брехту не довелось побывать, хотя проблем ноль, купил билет и лети, ну и сколько-то за визу ещё. А нет, ещё справку с работы. Страховались проклятые империалисты, что решишь остаться загнивать вместе с ними, и у собора Святого Петра милостыню будешь выпрашивать. Не хватало денег. Куда простому учителю или совсем простому пенсионеру в Рим? Не до жиру.

А теперь в 1935 году, даже если отправлять будут, то нужно двумя ногами упираться, и тремя руками отбиваться, и двумя языками отнекиваться. Вернёшься и тут же в НКВД подтянут на «беседу». И как побеседуют. Сразу расскажешь, что тебя завербовали итальянские фашисты и лично Муссолини орден «Рыцарей Святого Гроба Господнего Иерусалимского» вручал, руку жал и в уста сахарные целовал. Тьфу.

Чего про Рим? Так, сидел, ждал самолёта Иван Яковлевич и в голове пустой, снял пилотку, прокручивал, как добираться до Хабаровска. Путей было много. Можно было на лодке МП-1 долететь до Владивостока, пообщаться предварительно с Трилиссером и Дерибасом Терентием Дмитриевичем, а потом сесть в поезд и с комфортом выспаться. Мимо Хабаровска не проехать. Хороший вариант и даже правильный. Смущало только одно слово в радиограмме – «срочно».