Чебурашка

— О… — вытягиваются дудочкой порочно-пухлые модно-матовые губы, а затем начинают что-то тараторить.

Знаете, весь этот школьный инглиш, остатки которого еще пылятся на задворках моей памяти, оказывается совершенно бесполезным. Я не могу разобрать ни слова, а мужчины, кажется, больше не спешат с переводом, словно чего-то опасаются.

— Моника не употребляет сахар, мам. И в водке слишком много калорий. Она очень извиняется, что оказалась неудобной гостьей, и ей неловко снова отказывать хозяйке дома. Возможно, есть белое сухое вино и веточка сельдерея, ее бы это вполне устроило…

— Дринк, — не уступает Тамара, а Моника, уловив угрожающие нотки, понятливо кивает. — Стоя.

За столом начинается легкая суета. Мужчины наполняют свои бокалы кто чем. Спортсмены — вишневым компотом. Игорь Михайлович и Стефан все той же водкой.

Затем, словно по команде, все поднимаются. Моника, кажется, не понимает, в чем дело, но послушно повторяет за остальными.

— За встречу! — лаконично произносит Игорь Михайлович и первым опрокидывает рюмку.

Выдыхаем. Выпиваем. Не дышим.

Закусываем!

Ошалевшая Моника, не дождавшись команды, падает на стул и торопливо хрустит капустой, изящно орудуя вилочкой. Видимо, пытается потушить возникший внутри пожар, пока по щекам ее очаровательно скатываются две хрустальные слезинки.

Я же, хрустя огурчиком, завороженно наблюдаю, как перекатываются под тугим лифом платья ее идеальные груди, и не могу оторваться, в то время как Тамара толкает меня под локоток.

— Садимся, Зой! Гусь скоро совсем остынет.

— Может, тоже надо было больше капусты есть? — срывается вопрос с моих пьяных уст.

— От капусты сиськи не растут, Зоя. Это я тебе как врач заявляю.

— Жалко… — задумчиво тяну, осознавая всю несправедливость этого мира, а когда наконец поднимаю глаза, то замечаю, что Степа точно также завис на Монике, жующей салат, Игорь Михайлович разделывает гуся, а Стефан и Матвей беззастенчиво пялятся в мое декольте.

Вот же черт!

Глава 39

После третьей рюмки легкость из тела испарилась также внезапно, как и накатила. Не в состоянии больше держать спину, как идеальная Моника, что после второй стопки беленькой кроме капустки распробовала и Тамарины огурчики, и откуда-то взявшиеся опята, я откинулась на мягкую спинку стула, выпадая из разговора, один черт ничего в нем не понимаю.

Мужчины, двое из которых сидели по обе руки от меня, а третий ровнехонько напротив, продолжали общаться исключительно на заковыристом английском, ничуть не похожим на изучаемый когда-то бритиш инглиш. Хотя и Моника, стоит отметить, в разговоре не участвовала и ничего самцам не отвечала. Кажется, уже даже на своем родном языке девушка совершенно не андестен.

Запущена программа русификации. Утром будет больно.

Но троица активно беседовала между собой. Игорь Михайлович нахваливал Тамару за вкусный ужин, а та, знай себе, подкладывает мужу — утку, сыночку мясной рулет, да блинчики с икоркой, а захмелевшей будущей невестке запеченную картошечку.

Цепляюсь глазами за печатку на пальце Стефана, который медленно мнет льняную салфетку, и мысленно возвращаюсь в прошлое.

К тем моментам, когда эти изящные тонкие пальцы нетерпеливо вырисовывали узоры на холсте моей кожи, а губы жадно клеймили каждый ее сантиметр.

Боже, как давно у меня не было таких ласк.

Собственно говоря, с тех самых пор и не было. Как и много лет до того.

Молодой матери-одиночке с ревнивым ребенком и финансовыми заботами как-то недосуг обустраивать личную жизнь, а уж с моей-то внешностью и закрытым характером стоит ли вообще упоминать, что кавалеры у дверей не толпились.

Поэтому столь активное внимание со стороны Стефана не могло остаться незамеченным. Удивительное ли дело, что я нырнула в него с головой, отдаваясь встрепенувшейся внутри женской сущности и откликаясь каждой ласке.

Уже на первом свидании, когда Стефан забрал меня из гимназии и повез в небольшой, но довольно популярный ресторанчик вскрылись вполне ожидаемые, но тем не менее удивительные факты.

***

Нырнув из морозного декабрьского вечера в тепло салона, напитавшееся мужским древесно-бергамотовым ароматом с нотами мяты и черной смородины (мы на такой для нашего директора на 23 февраля скидывались), почувствовала стремительно возрастающий в груди жар. Стянула с головы шапку в надежде снизить температуру тела, а Стефан вдруг наклонился и выбил из меня последний дух, скользнув нежным движением губ по щеке.

— Привет, — лукаво прошептал Ашкетов, пронзая теплым игривым взглядом и аккуратно заправляя прядь волос за ушко.

А потом он, собственно говоря, разглядел это ушко поближе. Нахмурился. Завел волосы и за второе мое выдающееся ухо. Некоторое время бегал глазами туда-сюда, а потом улыбнулся, словно чеширский кот. Широко-широко, так что щеки едва не треснули.

Я смутилась и позволила детским комплексам расплескаться сквозь стену невозмутимости.

— Уши как уши, — буркнула, пока мужчина внимательно рассматривал меня, словно экспонат кунсткамеры, и попыталась выпутаться из его рук, ставших вдруг неприятными. Момент испорчен.

— Согласен. Только я залюбовался твоими сережками.

— Сережки как сережки, — не поверила ни на секунду я, но зачла Стефану попытку загладить случившийся неловкий момент. — Обычные. Даже не золотые.

— Золотые, — уверенно поправил он меня, тем самым раздражая.

— Эти серьги куплены много лет назад в парикмахерской в торговом центре. Уж я-то знаю.

— Эти серьги изготовлены на ювелирном заводе «Династия». В каждом семнадцать гранатов и семнадцать бриллиантов, и если присмотреться, то по форме они напоминают человеческое сердце. Входят в коллекцию 2003 года и носят название «Сердечный приступ». Кстати, у тебя перепутаны правая и левая сережка.

— Они не снимаются. Что-то с застежкой.

— Это усовершенствованный замок. Никому не хочется потерять сережку стоимостью восемьдесят тысяч.

— Быть такого не может. Скорее всего, подделка. Говорю же, брали в обычной парикмахерской.

— Смотри.

Стефан осторожно повернул в сторону мой подбородок, а затем ловкими движениями взялся за сережку, щелкнула застежка, и уже через секунду я вглядывалась в хорошо заметную гравировку в виде буквы «Д» и цифры 585.

— Я придумал их, когда мне было лет тринадцать. Деду понравились, и он пустил их в производство. Семейный бизнес. Ювелирный завод «Династия» принадлежит Ашкетовым с самого основания вот уже три поколения. Владеют им мой дед и отец. А я ведущий дизайнер ювелирных изделий.

— Это какая-то ошибка, — бормотала я, защелкивая дрожащими руками застежку, хотя в глубине души уже поняла, что просто раскрылся очередной обман Соколовского. На самом деле это ведь он «покупал» серьги в той парикмахерской.

— А ты, Зоя, — маленькая врушка!

— Что?

— Зачем обманула, что не училась в первой гимназии?

— Я не…

— Я вспомнил тебя! С самого начала ты показалась знакомой, но лишь сережки поставили все на место. Однажды я подвозил тебя. С Зимнего бала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Не может быть… Степа? Шкет?

— А говоришь, что не врушка!

— Да я… — я поражена до глубины души. Вот этот высокий красавчик и есть тот щуплый мальчишка, в честь которого… так! — А сам?!

— Что сам?

— Ты… Ты — не Степа! Я… Я же сына назвала! А ты!

— У тебя есть сын?

— Да! Степа!

— Круто! Неужели ты все-таки сделала это! Назвала ребенка в мою честь! Черт, это так лестно!

— Хотела, но как оказалось…

— Зой, уж лучше он будет Степой, чем Стефаном, поверь! Мужчине с моим именем в нашей стране расти не просто. Особенно, если ты любишь рисовать, а не посещать спортивные секции. Меня лет с четырнадцати то и дело стараются причислить к каким-нибудь секс-меньшинствам.