Чебурашка

Схватила портфель и понеслась вон из класса.

— Зоя, стой!

Не успел и шагу сделать, как стальная хватка сопляка сковала предплечье.

— В покое ее оставьте!

— Степ, ты чего?! Малыш, с доски сотри, кабинет закрой, и дуй на тренировку. Взрослые сами разберутся.

— А Вы, Матвей Игоревич, за меня не переживайте. Как-то же прожил без ваших советов шестнадцать лет. И дальше буду жить, не сомневайтесь, — совсем не по-детски ухмыльнулся малец, ничуть не ослабив хватку.

Черт, ну не драться же мне с ним, ей богу! Да еще и в стенах школы! Хрен пойми, что творится!

— Сте-е-еп, — нарочито весело обратился я, давя фальшивую улыбку, — Ты б поосторожнее был, нам же еще с тобой работать и работать. К чему портить отношения? Да и есть ли повод? Ты же решил на счет карьеры?

— Решил. Я никуда с вами не поеду!

— А что так? Мама против?

— Не знаю, еще не спрашивал!

— А что тогда? Уж не из-за Зои ли Павловны?

Меня откровенно несло. По сути передо мной стоял просто школьник, зеленый пацан, ничего не смыслящий в этой жизни. Вот только взгляд у этого волчонка был отнюдь не детский. И хватка, кстати, тоже. Я буквально почувствовал, что и он себя сдерживает. И терпения у Свиридова, как и у любого подростка — кот наплакал!

А что я собственно такого сделал?!

Какого вообще лешего мы тут причиндалами меримся?

Смешно же!

— Это не ваше дело, — отвечает мне в той же манере сопляк и так достоверно копирует мою мимику, что на секунду кажется, будто я смотрюсь в зеркало.

Пришлось даже проморгаться.

Кажется, Степа почувствовал то же самое, потому что резко выпустил из захвата и отошел на два шага назад. Поднял с пола тряпку, стер с доски и кивнул впавшему в ступор мне на выход. Я чисто машинально подчинился. Свиридов закрыл кабинет и, толкнув меня в плечо, буркнул напоследок.

— Прощайте, Матвей Игоревич.

— Ну-ну, Степа. Ты все-таки еще подумай, время до понедельника у тебя есть.

Однако, Свиридов не счел необходимым даже обернуться. Вот ведь малолетний наглец! И в кого только такой борзый?!

Охренительный вечер встреч!

Одно радует, он еще не закончен. Не возвращаясь к одноклассникам, я вышел на улицу и сел в припаркованный у ворот автомобиль, с целью дождаться, когда Данилина отправится домой, чтобы поймать и снова поговорить.

Без малолетних свидетелей с нездоровой манией к зрелым женщинам.

Хотя, по-честному, на зрелую женщину Данилина совсем не тянет! Вела бы у меня уроки такая вот математичка, хрен бы я пропустил хоть пять минут ее занятий!

Устроила тоже показательные гастроли!

Тут помню, тут не помню!

Лучше б по роже вмазала, ей богу!

Не знаю, чего мне хотелось добиться…

Хотя, вру. Знаю.

Я видел, как мелькнули в глазах Зои обида, боль, злость и даже ярость. Возможно, испуг, тревога и паника.

Но там не было любви! Не было тепла.

Она так и не простила меня! Так и не простила…

Семнадцать лет живет с обидой на такую глупость!

Умная ли это женщина?

Хрен знает, я и сам дурак.

Гоняя по кругу безрадостные мысли, я провел в машине примерно десять минут, а потом на глаза попалась и сама виновница, укравшая покой и адекватность с первой секунды встречи.

Но не одна, а в компании бесячего Свиридова!

Они вышли за ворота гимназии, прошли метров десять, а потом Зоя подхватила Степу под руку, и они, словно гребаная сладкая парочка направились в сторону автобусной остановки.

Сжав руль до боли в костяшках, я завел мотор и выехал по давно знакомому маршруту. Что ж, у сопляка еще вечерняя тренировка. Перехвачу Зою у нее дома. Уж туда-то этот недоухажер не пойдет.

Я надеюсь.

Глава 11

Настоящее

Зоя Данилина

Боже мой! Боже мой! Боже мой!

Пожалуйста, Господи, помоги! Пусть Матвей отстанет от нас! Просто уедет. Исчезнет еще лет на семнадцать! Пусть Степа ничего не поймет! Пусть ни о чем не догадается!

Я беззвучно молюсь последние полчаса, что мы проводим в пути до дома. Каждая секунда наполнена неконтролируемым животным страхом, что вот-вот мой умненький мальчишка начнет задавать контрольные вопросы.

Но он молчит и просто хмурит брови.

И от этого еще страшней!

Как же хочется расцеловать каждую его сердитую черточку. Но, конечно же, я этого не сделаю. Это давно против правил.

Я чувствую, как напряжены под курткой тренированные мышцы, кожей ощущаю исходящие горячие волны тщательно подавляемой молодой агрессивной энергии. Мальчик мой, только не дай ему испортить нашу жизнь!

Не думай так много!

Ты же такой умный. И отлично умеешь считать. В отличие от некоторых!

Пожалуйста, не надо этого делать! Не догадывайся ни о чем.

Мамочки! Что же будет!? И зачем только рассказывала о своих школьных бедах?! Не надо было этого делать. С появлением Соколовского так легко теперь увидеть всю картину в лицах. Надо было выдумать любую чепуху, но оставить правду за семью печатями.

Но нет же.

Я по-идиотски решила быть во всем честной!

Кому нужна эта честность, право слово?!

Я украдкой бросаю на Степу пытливые взгляды, мечтая о ниспосланной сию секунду магической способности читать чужие мысли, чтобы оценить масштабы случившейся катастрофы и понять, что делать, и как себя дальше вести.

Но в очередной раз небесная канцелярия отказывает мне в просьбе.

А он все молчит.

И хмурит брови.

Это катастрофа!

— Степа, — тихо зову его, слегка дернув за локоть.

Не реагирует. Зарылся в собственные мысли. Думает их. Плохо это.

— Степа!

— М-м? — выныривает он в реальность и оглядывается, словно пытаясь осознать, где находится. — Ты что-то сказала? Что с твоим лицом?

— А что с моим лицом?

— Не знаю. — его нечитаемое выражение на лице сбивает с толку. Я теряюсь. — Ты какая-то напуганная. Все нормально?

— Нормально…

И снова тишина.

Так… что-то как-то не очень получился разговор. Надо снова попытаться. Может, и не понял Степа ничего. Надо попробовать зайти с другой стороны что ли.

— Степа!

— А?

— Почему ты подумал, что Соколовский искал тебя? — да, правильный вопрос и я мысленно хвалю себя за него.

— А? А-а! Он приходил во Дворец спорта к Михалычу. Звал меня в Москву к себе в школу. Угрожал мировой славой и успешной спортивной карьерой. Пугал наградами и огромными деньгами.

Что?

ЧТО???

От нового шока я впала в ступор прямо посреди тротуара и выронила сумку. Этот день может стать еще хуже, или мы, наконец, достигли пика? Сбывается мой самый страшный кошмар. Черт возьми, да он уже сбылся!

— Что значит, звал в Москву? Когда?

— Во вторник, кажется.

— Во вторник?! И ты только сейчас мне об этом говоришь?! Как так, Степа?!

— Не волнуйся ты так. Не сказал, потому что не о чем говорить. Я никуда не поеду.

— Не поедешь?!

— Нет.

— Но почему?

— Потому что хочу окончить школу. Потому что не хочу тебя бросать. Потому что это слишком дорого.

— Но ты же мечтал! Если дело в деньгах, то ты не должен беспокоиться! Я найду необходимую сумму!

— Нет. На Соколовском свет клином не сошелся. Будут и другие предложения.

— А если не будет?

— А если не будет, у меня есть умная голова на плечах. Разве это не твои слова?

— Да, но…

— Вопрос закрыт.

— Но ты же хотел…

— Знаешь что… хотел, да перехотел.

Степа поднимает с вытоптанного снега мою сумку, обхватывает мою ледяную ладонь своей всегда горячей и молча тянет в сторону подъезда.

Понимаю, что дальше спорить бесполезно. Степа — кремень. Упрямый характер — его отличительная черта. Если что-то решил, ничто не собьет его с пути. Всегда поражала степень развития в нем данного качества. Откуда только что берется? Я вот, совсем не такая. Вроде бы. Хотя о чем я говорю вообще?! Уже в первом классе Степан Свиридов имел на все свое собственное нерушимое мнение.