Корзина желаний

Улучив минуту, когда покупателей не было, Вийон подошел к левому краю своей лавки и обратился к Мелану. Сначала, стремясь расположить собеседника, он осведомился о его здоровье и делах, а также о благополучии семьи, посмеялся над своими несчастьями в ответ на встречные вопросы (хотя ему самому было вовсе не смешно), а затем спросил:

– Послушай, ты ведь разбираешься в некоторых необычных вещах…

– Нет-нет, – поспешно ответил Мелан. – Я ничего такого не знаю, это все сплетни.

Вийон мысленно отвесил себе тумака за неудачное начало. Мелан, возможно, решил, что сосед хочет поговорить с ним о слухах, ходивших о нем – например, таких, где утверждалось, что некоторые его картины, если вглядываться в них слишком долго, могут отнять душу у зрителя. Мелана эти сплетни всегда раздражали, особенно, когда те, кто верил им, начинали заводить разговоры и искать совета о вещах, которые легко было бы счесть противозаконными, ибо черная магия в Ильсильваре была строго запрещена.

– Я вовсе не о том, – отмахнулся Вийон. – Я знаю, что ты близок к миру снов…

При этих словах он показал на соломенные амулеты и сложные хрупкие конструкции, висевшие над прилавком, предназначение которых состояло в том, чтобы улавливать и не подпускать к спящему дурные сны.

– Сегодня я видел странного мужчину, один глаз которого был голубым, а другой – серовато-рыжим, он повел себя необычно и знал то, чего знать не должен был. Когда я понял это и бросился за ним, он пропал, как будто растворился в воздухе, однако он был очень высоким и тощим, и затеряться в толпе так быстро никак не мог.

– Можно дать этому случаю тысячу разумных объяснений, не требующих никакой магии, – пожал плечами Мелан.

– Конечно, – кивнул Вийон. – И мой ум сразу же отыскал одно из них: этому человеку о моем интересе могли рассказать другие корзинщики. Но чем больше я думаю об этом случае, тем страннее все выглядит в свете иных событий, которые стали случатся в последние дни. Так вышло, что я задолжал Бейзу, и теперь он требует, чтобы я сделал для него корзину желаний – а я никогда ни о чем подобном даже и не слышал! Но едва ли не сразу же обнаруживается, что о такой вещи слышал мой товарищ, Майрын, а теперь еще и незнакомец намекает, что что-то знает о ней же, но уходит прежде, чем я успеваю понять, о чем речь! Я в большом замешательстве. И хочу спросить: может ли быть так, чтобы обитатели снов являлись к нам во время бодрствования? Может быть, этот худой разноглазый мужчина мне лишь померещился? Но померещился не так, как мерещится то, чего нет, а как то, что существует иначе – подобно снам, или духам, или невидимым силам, что окружают нас, но остаются сокрыты от всех, исключая немногих, посвятивших себя магии? Пусть я слаб и не знаю, как быть, но что, если мой долг имеет большее значение и больший вес, чем я? Тогда его вес мог бы привлечь к себе силы, которые я сам никогда бы не смог и не осмелился бы вызвать. Не могло ли появиться в таком случае нечто вроде щели, через которую эти силы или их посланники могли бы просачиваться из одного мира в другой на короткое время. И если это так, мог ли этот мужчина быть порождением сна? Ушел ли он потому, что сообщил все, что собирался или потому, что я не понял послания? Не знаю, как мне быть и что делать в этой ситуации, ведь я даже не понимаю, что происходит, и от того строю догадки.

– Конечно, могло быть и так, как ты говоришь, – со значительным видом Мелан Ортцен кивнул несколько раз. – Хотя, впрочем, могло быть и иначе… А что говорят звезды? Тебе известен свой гороскоп на сегодняшний день?

– Известен – и на сегодня, и на несколько последующих дней. Астролог сказал мне, что все пребывает в неопределенности и может повернутся и к добру, и к худу, в зависимости от моих решений. Пожалуй, это худшее предсказание из всех, ибо если знать о грядущей беде, то к ней хотя бы можно подготовиться или подумать, как избежать ее, а если не знать ничего определенного, то случившееся слишком легко может застать врасплох.

– Это верно, – согласился Мелан. – Но если будущее зависит от твоих решений, то какое же решение ты принял?

– Пока еще никакого, ибо я даже не знаю, с чего начать…

Он не договорил, потому что к столу Мелана подошел покупатель и стал выбирать товар, а продолжать в такой ситуации серьезный разговор, мешая и Мелану, и покупателю, не следовало. Покупатель долго выбирал и в конце концов приобрел маленькую плетеную птичку, которую можно было как подарить ребенку, так и повесить в качестве украшения под потолком. Не успел он отойти, как подошла еще одна женщина, которая ничего не купила ни у Мелана, ни у Вийона, хотя долго разглядывала выставленные на прилавок товары, щупала их и чуть ли не пробовала на вкус, а когда и она ушла, прошло уже слишком много времени и Вийон понял, что доверительный тон и настрой потеряны, и Мелан, вероятнее всего, ничего ему уже не ответит. Он знал совершенно точно (хотя и не мог сказать, откуда), что если попытается вновь начать разговор – Мелан ничего не ответит, кивнет или пробормочет что-то для проформы, но ничего не скажет по существу. Такое иногда случалось с ним и раньше (как, наверное, и с каждым человеком): точное понимание того, что произойдет через короткое время, если действовать определенным образом – и, как и большинство людей, обычно он отмахивался от этого чувства, ибо слишком желал иного развития событий и полагал, что может его достичь, совершая те самые действия, относительно которых интуиция говорила обратное. Но сегодня он не стал отмахиваться: жизнь и так уже преподнесла ему за короткое время немало неприятных сюрпризов и поставила задачи, которые он не мог решить, чтобы еще и терять время и силы на вопросы, которые все равно останутся без ответа. Поэтому он ничего не сказал, а вернулся к своим товарам, высматривая покупателей и тщетно пытаясь отыскать ответ в собственном уме.

Удивительно, но судьба вознаградила его за сдержанность и молчание. Когда стемнело и торговцы уже укладывали свои товары и покидали рынок, Мелан Ортцен вдруг сказал:

– Рыбу не ищут на ветках, а за косулями не выходят в море. Если ты задаешь вопрос, то следует искать ответ там, где его возможно найти, а не действовать наугад. Если разноглазый мужчина вышел из сна, то следует искать его во сне, разве это не очевидно? И если там ты его не обнаружишь – вот тогда уже стоит подумать о том, откуда еще он мог появиться и почему так себя повел.

Вийон обдумал услышанное.

– В этом что-то есть, – согласился он. – Но как мне его найти? Ведь я же не сноходец.

Мелан Ортцен пожал плечами.

– Ты так говоришь, как будто бы я могу изменить это обстоятельство или заняться поисками вместо тебя. Не перекладывай свои дела и беды на чужие плечи, Вийон: никто в таком деле не скажет тебе точно, как быть и что делать, а если же некто и найдется, то, вероятно, означать это будет, что ты попал в беду еще худшую.

С этими словами Мелан Ортцен повернулся к Вийону спиной и склонился над своими товарами и стало ясно, что разговор, по его мнению, окончен. Вийон не стал настаивать, собрал непроданные корзины и вернулся в сарай Бейза. За сегодняшний день он выручил несколько медных монет, и поэтому смог купить себе еды. Мелан сказал все правильно: если обитатель снов явился во время бодрствования, но пропал прежде, чем Вийон понял, что происходит, то искать его следовало уже не наяву. Устроившись поудобнее на вязанках прутьев, Вийон закрыл глаза и постарался заснуть. Но сон, как часто и бывает в таких случаях, никак не наступал, а когда все же охватил ум и тело усталого корзинщика, то пролетел незаметно, ничего не оставив к утру. Возможно, Вийон в этом сне отыскал все ответы на мучавшие его вопросы, а возможно, и нет – все это не имело никакого значения, ибо Вийон ничего не запомнил, и чем сильнее утром корзинщик пытался вспомнить то, что видел ночью, тем все более блеклыми и неопределенными становились ускользавшие от его внимания образы. Затем стали подходить другие корзинщики, и ему, как и всегда, пришлось переключиться на разговоры с товарищами и на привычную работу. Флеб запаздывал, и трудно было винить его в этом, если белокурая хали на деле была хотя бы вполовину так хороша, как описывал ее вчера молодой корзинщик. Вийон, конечно же, не преминул поведать во всех подробностях, какой неожиданный сюрприз преподнесла Флебу судьба; его рассказ, как и следовало ожидать, вызвал большое оживление, шутки и дружескую зависть со стороны Огиса и Майрына. Когда Вийон закончил, то подошел, наконец, зевающий Флеб. Корзинщики немедленно стали расспрашивать его о Лорене, посмеиваться и подзуживать сообщить что-нибудь о таких деталях прошедшей ночи, каковы разумный человек никогда не станет обсуждать даже с самыми близкими друзьями.