Холодная кровь

– …Сейчас ты кипишь яростью, – зашептала она в ухо, – напрасно изводишь себя бессмысленными метаниями. Но послушай меня, сейчас нельзя покидать княжества надолго, а поиски Когана отнимут не дни и недели, а годы. Ты нужен здесь. Старейшины видят в тебе будущего правителя, они видят в тебе силу, ты не должен сейчас уходить.

– Занять княжеский стол, не зная, что случилось тогда, много зим назад, с отцом? Не узнав, почему он покинул княжество? Нет, Домина. Если ты говоришь, что он жив, я обязан его найти.

– Всё верно, – прошептала ещё глуше, скользнув краями губ по шее, – но не сейчас, Анара́д…

– Потом уже может быть поздно.

Домина вдруг убрала руки, прекратив доставлять удовольствие. Послышалось шуршание, а следом её платье бесшумно скользнуло на пол сбоку от него. Анара́д развернулся. Глаза Домины в тени золотистых волос зияли колодцами, были холодны и далёкими – от них можно было оцепенеть, но только не ему, не Анара́ду. Он огладил её взглядом: её грудь, покрывшаяся мурашками со сжатыми топорщащимися сосками от движения воздуха вздымалась обрывисто, мягкий живот, и ниже… Анара́д сам не помнил, как притянул её к себе, припадая губами к ложбинке между грудями, накрыв ладонями, стиснул их. Домина откинула голову назад, запустила пальцы в волосы, вороша их. Всколыхнулась и прокатилась по телу горячая волна, будоража.

– Ты очень много значишь для меня, княжич, – прошептала глухо, опускаясь на его колени, прильнув всем телом. Анара́д огладил плечи, смял бёдра крепче, плотнее рванул на себя – все мысли разом смыло оголившееся дикое желание, когда его палец – сначала один – проник во влажное лоно, потом и другой. Стон Домины влился в уши, упав на самое дно, разносясь оглушительным эхом во все стороны. Анара́д слизал чуть солоноватую проступившую испарину с соска, потом с другого. Домина задвигалась в такт его движениям, насаживаясь ненасытно, отчаянно, пока в глазах княжича ослепительно вспыхнуло.

Домина, задыхаясь, слепо ткнулась лбом в его лоб, но Анара́д видел совершенно не её, а серо-синие полные ярой спеси глаза другой. Анара́д зло зашипел, оскаливаясь, рванул завязки на штанах, ворвался в тугое лоно слишком резко и грубо, но Домина с бурным вожделением приняла его в себя целиком, поддавая бёдра его ударам, подпрыгивая от жёстких толчков, вцепившись, как в спасительный берег, вскрикивая на волнах блаженства, которое вскоре подхватили и его, унося прочь в бездонную пучину горячей страсти. Он подумает обо всём утром.

Глава 4

Как ни удивительно, спала Агна на новом месте крепко, и снились ей леса зелёные, облитые тягучим жёлтым солнечным светом. Казалось, воздух светился и пах, наполненный цветочной патокой, и был так сладок, что дышалось с трудом, и голова шла кругом. Еще снилось поставленное неведомо кем средь чащи лесной древнее капище, громоздились птицы на вершинах деревянных, от времени мхом покрытых истуканов. И так хорошо было, спокойно на душе в этом месте, что уходить никуда не хотелось, сидела бы до самого заката и слушала, как шуршит трава под ногами, колышет ветерок соцветия белых ромашек, как звенит воздух чистотой, и поют птицы. Агна закрыла глаза, наслаждаясь священным торжеством жизни, сама становясь частью его, как вдруг что-то случилось – смолкли птицы, и потемнело вдруг разом, подул холодный ветер, нагнав на ясное небо глыбы сажевых туч. Агна почувствовала, как тонуть начала, теряя твердь под собой, глянула вниз – ноги вязнуть стали, будто в песке зыбучем, утягивая под землю, что топкой, как трясина, становилась.

Агна всколыхнулась в постели, да так, что зацепила случайно крынку с водой, что на ночь рядом с собой поставила, опрокинула ее, та об пол и раскололось на черепки, разбрызгав воду. Послышался топот за дверью, створка распахнулась.

–Ты чего? – просунула простоволосую голову одна из челядинок – переступать через порог не решилась.

– Приснилось что-то, – рассеяно ответила Агна и провела по растрепавшимся волосам дрожащей рукой. Отдышаться не могла, но страх постепенно отпускал, боль, что скручивала всё тело, помалу унялась.

– Жили себе спокойно, нет вот – пустили неведомо кого, – просочилось недовольное ворчание в щель из соседней клетушки.

– Просыпаться уже пора, а ты спишь всё, – шикнула в ответ старшая, возвращаясь к себе, так и не сказав Агне ни слова больше.

Оставшись одна, Агна оглядела простую, но не малую клеть, куда вчера привели её переночевать, а то, что к чернавкам подселили, её нисколько не удивило – с княжичей станется. Да и не знают они, кто она и чьего рода, потому сердиться на них не следовало, но не получалось, ведь как не плети нить, а привезли её сюда силой. Да если и узнают, нрава скверного всё равно не спрячешь. Им хоть чернавка, хоть княжна – всё одно, если в крови жестокость холодная – она никуда не денется.

Остатки страшного сна сползли с Агны, покалывало только кончики пальцев да ступни, и сердце ещё билось неспокойно, и пот этот липкий на шее и вдоль спины проступил – душно. Во рту сухо, а вода вся на полу осталась. Сон растолковать несложно было, ведь увязла она на беду тут – и не гадай, всё и так ясно. И чего ждать от неприятелей? Не знала княжна, а потому готовой нужно быть ко всему. И всё же вразумить не могла она – зачем потащили с собой? Издёвки ради? Ведь всё одно не скажет ничего, и не смогут выпытать из неё ни слова – это она с самого начала дала понять, а то, что Вротислав охоч руки свои пускать – управу Агна на него найдёт.

Вспомнила княжна – вчера о́трок прибегал, оповестил, что братья толковать с ней утром станут – повернулась, рукой скользнула под подушку, нащупав прохладу стали, сомкнув пальцы, нож вытащила, к груди приложила, согревая отцов подарок у сердца – пусть только попробует приблизиться! Не зря Воймирко малость обороняться учил от зверя лесного – княжичи от тех не шибко отличались. Посидев ещё немного, Агна откинула тяжёлое меховое покрывало, поднялась торопливо, надев мягкую обувь – пол холодный в это время. Прошла к столу, взяв лучин, подожгла от углей в очаге, расставила в клети, стало ещё спокойнее.

Тихонько собрала осколки и на стол их положила, к окну прошла, отодвигая волок – свежесть утренняя пахнула в лицо запахом осени глубокой и холодной, на небе бледном ещё стыло блестели бусинками звёзды, но скоро и они погаснут – утро занималось хоть и медленно, но неотвратимо, как и должно быть. Да не желала она такого скорого утра, и видеться с осхарскими княжичами. Впору хоть побег учиняй. Агна даже разозлилась на себя за собственное малодушие, да только как не тревожиться, ведь от о́трока узнала, что князя Найтара в городище не было, и вернётся неизвестно когда. Закрыв окошко, Агна вернулась к постели, заправила её хорошенько, нашла наряд в мешке своём с добром скромным. Выбрала платье попроще, что имелось у неё, из мягкого льна – под низ, и ещё одно – тёплое из сукна не крашенного, и пока одевалась да волосы в косу тугую заплетала, послышались голоса за дверью – просыпалась челядь. Недовольное ворчание и смешки обрывистые, шёпоты – наверное, о ней толковали, о чужеземке, что княжичи с собой приволокли. Как бы Агне это не нравилась, а поделать ничего не могла, пока она здесь пленница, и никто не поверит ей, посмеются только. Только князя ждать – уж он-то её речи поймёт. Должен.

Как в клети совсем светло стало, Агна погасила лучины. Не знала, чем себя и занять. К окну подходила, выглядывала, да только, кроме клочка неба да высокой городни из толстых вязовых колод, ничего и не видела. Тогда неутешно на лавку опускалась, кладя ладонь на рукоять, что спрятана были в складках платья, на дверь запертую смотрела, слушая зыбкую тишину – чернавки уж все разошлись, поутренничав, по делам своим, к ней не заходили, и Агна поняла, что неспроста – видать, приказали. Как ещё замок на дверь не повесили. Да куда оно побежит? Тут в самом тереме заблудишься, один детинец чего стоит, огромный со стенами дубовыми в два ряда, башнями высокими – не так просто пройти мимо стражников. Родной Збрутич – не маленькое княжество, а против Роудука и не поставишь. Стены массивные так и давили, хоть отстроен, видно, не так уж давно – по срубкам, ещё не иссушенным солнцем, не почерневшим от времени. Неприветливые были стены, а может, отвыкла она от хором высоких сумрачных – всё на воле да на земле. Когда за дверью шаги торопливые гулкие послышались, княжна так и вспорхнула с лавки, вытягиваясь тетивой, да напрасно – чернавка пришла. Из разговора вчерашнего помнила имя её – Катая. Та, что раздосадована шибко была её появлением.