Ледовая армия

А за каждого Неприкасаемого полагалась награда. Хорошая награда.

Иногда люди предают идеи просто из-за больных коленей. Галай прочитал его мысли:

— Я ведь вам, считай, подарок делаю. Несу монетки в узелке за товар, которого у вас и нету давно. Могу даже чуть сверху дать. Между нами, конечно.

Будь старику лет на десять меньше — торгаша бы уже выволакивали на центральную улицу Барроухельма. Но... Сейчас наступило время таких, как он — скользких, неприятных. Все летело на корм Темному Богу.

Этот потерянный во времени город превратил его в раздавленного старостью одиночку, у которого не осталось ничего от жизни. Лишь номера в книге учета и деньги. Серые курьеры с пустыми, отмеченными морозами лицами. Молчаливый ритуал открытия и закрытия Торгового поста и тишина. В этих краях не было места радости. Вся она шумела где-то за пределами кельи, на железной улице блуждающего города.

Здесь же молчали. Молчал он, молчали Неприкасаемые. Вымуштрованные, самодостаточные люди-инструменты.

Когда он выбирал путь служения Ордену, то не думал, что закончит его вот так, рассыпающимся и разочарованным стариком. Он жаждал славы общего дела. Хотел, чтобы мир стал чуточку безопаснее, чтобы когда-нибудь услуги воинов-телохранителей стали доступны даже беднякам.

Брошенные дети, бродяги, потерянные в мире Пустыни, обретали в Ордене шанс немного изменить этот мир к лучшему. И он отметал любые сделки, способные опорочить имя Неприкасаемых.

Когда-то. Теперь на первом месте были колени.

Он отложил книгу в сторону. Вытащил из стопки тонкий, почти прозрачный лист выбеленной кожи и нацарапал на нем несколько цифр.

Галай глянул, по-деловому кивнул:

— Это ведь за двоих?

— Нет. За одного.

Галай тяжело выдохнул:

— Дорого...

— Решать вам, — пожал плечами торговец. Безразличие далось ему нелегко. Вот бы сейчас заорать ему в лицо: «Да что ты тут мне душу сомнениями выворачиваешь, шаркуний выродок?!». Вместо этого торговец положил ладони на стол, намереваясь встать.

— По рукам. Я вернусь завтра. Потребуется больше средств, чем я рассчитывал.

— Это Неприкасаемые. Пусть даже и беглые. Не шлюхи с нижнего города.

— Понимаю, понимаю. Но дорого!

Старик никак не отреагировал на его слова. Он открыл книгу с рабочими записями:

— Я подготовлю сопроводительное письмо. Мне нужно имя того, с кем заключается контракт.

— Фарриан. Фарриан ан Лавани, — сказал Галай. — Я выступаю как его доверенное лицо. Вы же слышали об «Офаррительных дарах Светлого Бога»?

— Нет, — отрезал старик. — Приходите завтра.

***

Фреты вышли на мелководье. Вздымая столбы воды и каменной крошки, они поползли по длинным скальным языкам к лесу. Берег горел. Над деревьями тянулся черный дым. Прибрежную косу обороняли особенно хорошо. Ледоходы сразу попали под шквальный огонь артиллерии. Вспышки, лязг, грохот. Один из фретов развернулся из-за порванного трака. Два других зачадили.

Шаппы Содружества, стоящие на отдалении и не рискующие льдом, попытались поддержать десант огнем. Ядра падали на позиции защитников уже на излете.

— За Добро! За Добро!

Из распахнутых трюмов на землю выбирались солдаты Бродячих Городов. Осколки скал секли людей, вспышки поглощали их, но на Берег выкатывались следующие корабли. В прорыв отправили все фреты, освободив фланги. Долгое стояние, во время которого врагу удалось укрепить оборону, наконец завершилось, и Содружество бросило свои силы вместе с туманом.

Ночному небу добавилась свежая волна, кроме привычных синих и красных вспышек горизонт озарялся белыми зарницами. Войска Берега давно уже не владели морем вокруг родной земли. Сейчас все способные сопротивляться стали частью острова. Лобовые удары ледоходных армад ушли в прошлое после первых поражений Берега. Так что теперь любой холм мог оказаться кораблем защитников.

Фреты Содружества выползали на берег. Пушки на верхней палубе плевались снарядами по артиллерии. Из леса, ломая деревья, к ним выкатился дымящийся шапп островного государства. Развернулся на месте, выстраивая борт с пушками. Заглох, получив удар кого-то из боевых шаманов Содружества, но позицию занять успел.

Пехота Бродячих Городов уже добралась до артиллеристов, и там закипела схватка. Ратники Берега, сражающиеся на родной земле, стояли насмерть.

Небо вспыхнуло еще раз. Но теперь желтым. Громыхнул шапп Берега, и разорванное железо завизжало по бортам фретов десанта. Туман перемешался с едким запахом энги и черного порошка. Осколки посекли людей, выбирающихся из недр кораблей.

— За Добро!

Человеческая волна окутывала укрепления за укреплениями. Хлипкие стены сметались ледоходами Содружества. Один фрет увяз, покосился и рыл гусеницами скалу, высекая из нее искры. Другой крошил траками жилые дома, прокладывая путь в поселение.

— За Добро!

Где-то истошно кричала женщина. Визжали дети. Содружество наступало, чтобы вернуть подледному души, связанные с Черными Капитанами. Время Добрых пришло.

Теперь Пустыня изменится.

Небо вспыхнуло новым цветом. Цветом огня.

Изрешеченный ответным огнем, в лесу утих шапп Берега. Фреты ползли по склону вверх, с верхних палуб плевались смертью пушки. От полосы воды шла цепь бойцов, прочесывающих то, что могло уцелеть после первых волн.

— Смерть Черным Капитанам!

Небо стало огнем и обрушилось на головы наступающих солдат. Рев пламени сожрал истошные вопли. Один за другим вспыхивали фреты Содружества. Смерть с небес не разбиралась в принадлежностях и забирала как защитников Берега, так и захватчиков. Люди сгорали, не осознавая, что умирают. Ходячие факелы успевали сделать несколько шагов, прежде чем ткнуться в пылающую землю.

Где-то далеко шаппы Содружества начали было перестраиваться в новые боевые порядки, чтобы встретить неожиданного врага во всеоружии, но огонь обрушился и на них. Лед затрещал, застонал. Тяжелые корабли исчезали во вспышках пламени, проваливались в воду, переворачивались и уходили в стылое небытие.

Долгая война за Берег подошла к концу.

Глава первая «Такая новая, удивительная жизнь»

Утром повесился Динар. Я вышел из своей каморки, когда пришла пора заступать на смену, и увидел, как он висит над улицей, приветствуя холодным трупом идущих на мануфактуру бедолаг. Внизу уже копошились стражники, а худой парнишка в черной форме Барроухельма пробирался по узким железным лестницам-ходам, чтобы обрезать веревку. Железный настил гудел, лязгал. Пахло сыростью. Визжали петли дверей, и наше лежбище, облепившее потолок и стены сотнями железных коробок, исторгало из себя живую человеческую плоть. Сотни маленьких созданий, без которых гигантский стальной монстр не протянет и недели, расползались по огромному городу, и лишь единицы поднимали глаза на мертвеца над их головами.

Жилая клеть Динара была в двух перегородках от моей. Сосед. Пару раз мы болтали, а однажды он разоткровенничался и вывалил на меня свою историю. Признаюсь: не хотел я ее слушать и уж тем более чувствовать. Поэтому, пока он изливал мне душу, я старательно представлял себе танец полуголых красавиц на черно-красном снегу. И когда Динар затих, мы еще долго молчали, глядя на фонари нижней улицы. Мой собеседник считал, что его история меня тронула; я был рад, что он не эмпат. Это случилось две недели назад. Будто вчера и в то же время в прошлой жизни.

Война забрала у молодого парня правую руку и сделала из правой же ноги несгибаемую жердь. Шаманы да врачеватели сотворили чудо, когда вытащили его из объятий смерти. И молодой парень, который среди первых вступил в армию Добрых и отправился сражаться с демонами Черных Капитанов, уже через полгода вернулся назад изуродованным, никому не нужным калекой. Разум Динара так и не покинул того боя, где полегли его товарищи. Он все еще выл от боли там, на льду, среди мертвецов, перемолотых траками союзного ледохода. Обычная ошибка. Приняли за врага. Такая вот судьба.