Ледовая армия

— Как ты его нашел? Расскажи, — спросил Фарри. Он был ниже Гушлака, но смотрел все равно как-то свысока.

— Мужика этого?

— Да...

— Ну. Заглянул утром...

— Врет, — сказал я.

— Да шаркунь твою, Эд. Понятное дело, что врет, — не улыбнулся Три Гвоздя. — Очевидно же. Он и зарезал шерифа.

— Я не убивал его! — вскрикнул Гушлак. — Нет!

— Друг мой, надеюсь, ты не станешь мне говорить, что прогуливался тут утром и вдруг решил заглянуть в одну из десятка позабытых обоими богами подсобок корабля? — Три Гвоздя почесал шею. — Я десять лет прослужил в дознавателях, такие, как ты, считают, что все подозрения с себя снимут, если вдруг найдут труп сами. Устал я от вас!

Гушлака затрясло. Он затравленно сжался и быстро-быстро замотал головой.

— Правда! Я не знаю. Я не убивал его!

От его ужаса у меня вспотели виски.

— Тройка... — сказал было я, но почувствовал ярость дознавателя. С виду ж он по-прежнему слегка улыбался, глаза блуждали. Мысль прекратить пугать парнишку ушла сама собой. У Тройки шла своя игра и он боялся, что я и ее сломаю.

— Он врет... — соврал я.

— Нет! Нет! Я не убивал! Не убивал! Это ложь! Он лжет! — закричал парень. О, как он меня ненавидел в этот миг. Я впитывал его ненависть, запоминал ее.

Жерар положил руку ему на плечо. Добрый дядюшка-смерть.

— Капитан будет недоволен, Гушлак. Очень недоволен.

— Я был тут, но не убивал. Я спрятался. Там бой был, а я испугался. Я спрятался. Там за полками! А потом этот... Я слышал. Он такой: «Ого, кого я вижу у нас на борту», — а потом захрипел страшно. Так страшно. Этот... Он затащил его сюда.

— Кто «он»? — вставил в его лепет Тройка. Проклятье, он был здесь как ледовый демон в замерзших пещерах. Ловок, знающ, убийственно точен.

— Я не знаю. Он молчал. Он молча его убил, молча затащил. Я не слышал его и не видел. Мне было так страшно. Я не убивал его. Я прятался. Он затащил его сюда. Потом что-то делал в коридоре, недолго, а затем ушел. — Выпалил Гушлак. — Я полночи простоял здесь, все боялся, что он стоит снаружи и ждет. Проверяет… Но я не убивал!

— Почему сразу не пришел, не признался? — спросил Фарри. — Что за дурацкая хитрость такая?

Тот стушевался.

— А?

— Потому что трус, — вдруг успокоился парень. Как-то даже приосанился, признавшись самому себе в собственной слабости и приняв ее. — Просто потому, что трус. Думал, что герой. Думал, что буду биться, как и все, а не смог. Спрятался. И когда там кто-то захрипел, когда его сюда затаскивали — не вышел. Подумал, что он и меня...

— Этого недостаточно. Повтори медленно, что случилось, — прервал его Три Гвоздя. — С самого начала.

Я отошел немного, чтобы заглянуть в комнату, где умер ан Найт. Неприятный запах проник в ноздри. Тяжелый и острый. От него выступала испарина, как от лихорадки. Объятый вонью ан Найт лежал на полу, укрытый тряпьем, как куча мусора. Под ним чернела лужа крови.

Горло сдавило от накатившего всхлипа, и я закашлялся, делая вид, что меня тошнит. Мы не были друзьями. Но когда-то шериф спас нас всех. Когда-то он изменил мою жизнь, пусть после и пожалел, наверное, об этом.

Я запоминал горечь и боль, которые уселись мне на плечи. Машинально, словно потом пригодятся.

* * *

Только после этого мне удалось помыться. Я с наслаждением смыл с себя вонь и грязь прошлого. Сидел в железной ванне, в облаках пара, и менялся. Очищался. Вода лилась из крана, и я с детским восторгом то закрывал трубу, отчего поток наливался силой, то отпускал руки, и радовался его свободном падению.

Когда я вышел в коридор, в чистой одежде, благоухающий — то даже поймал себя на беззаботной улыбке. Прошло меньше суток с того момента, как я напивался в кабаках Барроухельма. Сотни, а то и тысячи людей отправились кормить шаркунов за это время. А я радовался чистоте.

В каюту я вошел в своем обычном настроении. Фарри потянул носом, одобрительно кивнул и приказал собираться к капитану. Он не спросил, хочу ли я. Просто сказал, что мы туда идем. И это мне понравилось.

Мы сидели в рубке с видом на сверкающую льдом Пустыню, на огромном столе была раскинута карта, и ее ярко освещало солнце. За стеклом обзорного купола затаился мороз. Здесь все казалось таким домашним, таким теплым. Вдоль стен тянулись застекленные стеллажи с закрывающимися на ключ книжными полками. Мне безумно хотелось коснуться кованых замков в виде голов невообразимых рогатых монстров. Монокль любил все странное.

Я сдержался. Убрал руки за спину и просто смотрел, как блестят на солнце кожаные корешки увесистых талмудов. Здесь, должно быть, хорошо завтракать. Просыпаться, заваривать себе чаю с травами и, сидя на кресле, смотреть на то, как твой корабль побеждает Пустыню. Как в добрых сказках.

Да, месяцы жизни в городе-содружестве почти отвратили меня от зимы. От настоящей зимы. Бродячий город всегда сопровождает облако ледяной пыли. В нем нет такого покоя, как здесь. И в нем Пустыня кажется чем-то романтичным. Хотя вся поэтика стынет, стоит выйти на лед.

Я засмотрелся на горизонт, где встречался снег и невероятно синее небо. Чуть левее от нас шла линия черных столбов-путевиков, указывающих путь штурманам и капитанам. Там, снаружи, дул ветер и сдувал с заструг сверкающую порошу.

— Почему мы идем по тракту? — спросил я.

Монокль кашлянул, а Фарри посмотрел на меня очень странно. Я понял, что прервал их, и смутился.

— Просто... Если нас ловит Цитадель...

— Я знаю, что делаю, — очень тихо сказал капитан.

— Простите…

— Нам нужно найти точки соприкосновения, Фарриан, — продолжил Барри. — Ан Найт все уравновешивал, и меня это устраивало. Теперь придется договариваться. У нас ведь по-прежнему одна цель — дойти до Южного Круга и увидеть, что же там, все-таки, находится. Не ошибаюсь?

Фарри кивнул.

— Тогда оставь команду мне. В конце концов, ты для этого меня и нашел, чтобы я выполнил то, что умею делать хорошо? А если мне будут мешать, если будут рисовать команде вторую голову у капитана — кончится это плохо. Понимаешь? Мы можем общаться здесь, после всего. Можем обсуждать и даже спорить. Но все решения по команде должны исходить от меня.

— Ты про Гушлака? — догадался Фарри.

— Про него. Он из Навигаторства. Я взял его на замену нашим водным штурманам.

— Он струсил, а мы едем совсем-совсем не на прогулку. Что если он струсит еще раз? В самый важный момент?

— Многие трусят, — откинулся на спинку Барри Рубенс. — Я бы опасался тех, кто ничего не боится. Сейчас даже я боюсь. Фанатики подложили нам льда за шкирку.

Он ткнул пальцем в Пустыню.

— Это место и в мирное время опасно. Что теперь будет — страшно представить. И нам нужен каждый человек. Даже если он боится. Я всегда был вольным капитаном, Фарриан. Я видел много разных людей. Если ты сходу начнешь их сгибать — они сломаются. А его знания могут пригодиться. Пустить его под траки, так как он не настолько отважен, как бойцы штурмовой команды — это перевод людей. Оказаться в море без тех, кто обучен водной навигации, пусть даже и воды ни разу не видел, я бы не хотел. Он может быть полезен.

Фарри молчал. Он скрестил руки на груди и плотно сжал губы.

— Я понимаю, что ты молод. Горяч. Можешь натопить энги столько, что она от вспышки не согреет, а спалит все к собачьей матери. — Рубенс покачал головой. — Но давай командой буду заниматься я. У нас на борту кроме моих людей и твоей банды еще четыре десятка искателей приключений и целая группа из Клинков Восходящего Солнца.

— Клинки на борту? — я слышал про них. Проповедники в рыжих одеяниях встречались и в Барроухельме. Они бродили по кабакам и обещали пришествие тепла, если мы отвернемся от почитания Темного Бога.

Мой вопрос был не к месту, и совсем не ко времени.

— Да. Моего старого шамана сгрызла гниль Южного Круга, а новые все были слишком воздушны, чтобы на них рассчитывать. Тас Бур — идеальный вариант. Чтобы заполучить одного — нужно было взять всех.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.