Страница 8 из 23
Впервые за все лето было пасмурно с самого утра. Небо было бесцветным, дома – бледными. Между серыми крышами домов не мелькали дутые облака, окна не отражали жарких солнечных лучей. Ночью жара словно треснула, надломилась, и из самого ее сердца теперь вырывались теплые, но не обжигающие потоки, которые приносил ветер. Казалось, Москва в тот день задремала, убаюканная в колыбели августа.
Я сидела в небольшом кафе недалеко от Лялиного переулка и смотрела, как за широкими окнами с размашистой надписью Lilla rosso проходили редкие пешеходы в теплых свитерах. Казалось, все два месяца лета люди опасливо надевали шорты и футболки и теперь, когда первые прохладные потоки едва охладили город, они с готовностью и завидным энтузиазмом облачились в теплые вещи, будто все это время только и ждали подходящего случая, чтобы их надеть.
Оторвав свой взгляд от переулка, я опустила чашку с горячим чаем на блюдце и неспешно перевернула страницу слегка потертой книги. Но мысли мои были рассеянны, и я, отодвинув от себя книгу, откинулась на спинку стула.
Этти, в простом голубом платье, с серьезным, сосредоточенным лицом, неторопливо пересекала дорогу. Я ждала ее уже около двадцати минут, но это было нормой. Этти не имела привычки быть пунктуальной. Она всегда опаздывала и никогда за это не извинялась.
Почти каждую субботу мы встречались с Этти в кафе Lilla rosso за одним и тем же столиком, обедали, а после шли на какую-нибудь художественную выставку, дневной спектакль или в кино. Этти трудно было вытащить куда-нибудь среди недели – она не относилась к тому типу людей, которые собираются за пятнадцать минут. Жизнь Этти и ее сестры Александры со стороны выглядела привлекательно и даже могла вызвать у стороннего наблюдателя чувство зависти: достаток, ум, красота – казалось, все было при них. Однако наблюдатель этот видел только верхушку айсберга, даже не догадываясь о том, сколько сил и терпения скрывалось под темной водой.
Однажды в отвлеченном и ничем не примечательном разговоре одна моя приятельница сказала мне следующее: «Какие же вы подруги, если встречаетесь в лучшем случае два раза в неделю и не обсуждаете в ежевечерних переписках по интернету прожитый день?» Тогда я не нашлась с ответом и только рассеянно пожала плечами. Но теперь, наблюдая за тем, как моя милая Этти, зайдя в кафе, обернулась ко мне и как на ее симпатичном точеном личике появилась самая прекрасная из всех улыбок – так улыбаются друг другу люди, когда ничего друг от друга не ждут, – я могла бы с уверенностью ответить: «Мы подруги, потому что можем без труда продолжить разговор, начатый энное количество времени назад, и продолжить так, будто не было нелепых и долгих пауз».
Этти подошла ко мне и нагнулась, целуя меня в щеку. Ее прямые, как стрелы, длинные темные волосы коснулись моего лица, и меня опахнуло теплым ароматом ее духов.
– Как дела? – улыбнулась я Этти, когда она, опустившись на стул, придвинула к себе меню.
– Отлично, – улыбнулась она мне в ответ. Этти в исключительных и редких случаях предавалась меланхолии.
Изучающе просматривая названия блюд, Этти некоторое время молчала. Я смотрела, как ее глаза пробегают по строкам, ни на чем не задерживаясь.
К нам подошел официант с блокнотом. Этти, мельком взглянув на него и снова вернувшись к созерцанию меню, заказала салат «Полло ди баче». Она всегда заказывала этот салат, предварительно обязательно просмотрев меню. И даже если мы заходили в какой-либо другой, но непременно итальянский ресторанчик и она заказывала себе пиццу, то пицца тоже обязательно была «Полло ди баче». Было это просто вкусовым предпочтением или обыкновенным неумением принимать самостоятельные решения, я не могла с точностью определить.
Заказав тарт с рикоттой, лимонной цедрой и цукатами, я протянула меню официанту, и он удалился.
– Куда сегодня идем? – весело спросила я. – В Москве открылось несколько новых выставок…
Протяжный гортанный звук, выражающий сомнение, неожиданно оборвал меня. Я вопросительно посмотрела на Этти.
– Мне нужно быть дома в час, – сказала она спокойным, непринужденным тоном.
– Как это – в час? – растерянно заморгала я. Мои наручные часики показывали двадцать пять минут первого.
Глубоко вздохнув, Этти бросила взгляд на окно.
– Вечером к отцу приезжает какой-то приятель, – сказала она. – Они не виделись лет пятнадцать…
– И?.. – Я пытливо посмотрела на Этти.
– Ну… я должна быть дома.
– Эм… – протянула я, подбирая слова. Сердце мое начинало раздраженно постукивать. – А ты зачем сейчас нужна?
Этти некоторое время медлила с ответом.
– Сашка уехала вчера к подруге на день рождения, который проходил в ночном клубе, – наконец ответила она. – Папа не пускал ее… В общем, нужно помочь маме… Я и сама сейчас еле вырвалась на полчасика.
Я разочарованно опустила глаза.
– Почему ты не написала мне раньше?
– Я решила, что скажу при встрече.
Интересная позиция. Внезапно в моем горле образовался маленький плотный комок – чувство обиды.
– А еще у меня для тебя новость, – сказала Этти прежде, чем я успела что-либо ответить. – Я буду поступать в аспирантуру.
Комок мгновенно исчез.
– Да ладно? – я во все глаза посмотрела на подругу. – Ты серьезно?
– Да, – усмехнулась моему пораженному взгляду Этти.
– Почему ты вдруг так решила?
– Ну… после окончания университета я долго думала о том, что мне делать дальше, и решила, что рано или поздно мне все же придется в ней учиться. Так почему бы не сделать этого сейчас?
– Это… довольно неожиданный поворот… – выдохнула я, невольно в растерянности касаясь пальцами сережки на правом ухе.
Этти заметно оживилась.
– Мы долго думали с родителями, как нам лучше поступить, и вот решили, что будет лучше пойти сейчас в аспирантуру. Это хорошо для моей будущей карьеры.
– На работу устраиваться ты сейчас не будешь? – в вопросительно-утвердительном тоне произнесла я.
– Пока нет. Кстати, – глаза Этти блеснули, – как у тебя дела на работе? Сколько ты уже там работаешь?
– Две недели.
– И как? Все нравится? Коллектив хороший?
Что можно понять за две недели?
– Да, все в порядке, – ответила я. – Правда, пока все очень непривычно. Первый рабочий день…
Мой первый рабочий день прошел особенно тяжело – суматошный, смятый, покрытый пеленой волнения, а оттого смутный. Домой я вернулась в восьмом часу вечера, уставшая до тошноты. В отличие от коридора, в котором находились кабинеты начальства, отделы не отличались особенной тишиной и безмолвием. Когда из пустого, погруженного в полумрак коридора я вошла в залитый светом отдел, мне показалось, что я с головой погрузилась в кипящее море из телефонных звонков, треска клавиатур и разговоров. Как потом выяснилось, все отделы на этаже разделялись только шкафами с папками, иногда прозрачными перекрытиями из стекла, а высокие панели на рабочих столах были единственной возможностью спрятаться от любопытных глаз коллег. Иными словами, со своего рабочего места каждый мог видеть все, что происходит в том или ином крыле этажа.
Я не стану вдаваться в подробности своих первых рабочих дней, потому как описание их не станет играть никакой роли в дальнейшем развитии событий. Скажу только, что моя работа оказалась максимально рутинной, необыкновенно бумажной и совершенно неинтересной. Другими словами, такую работу всегда дают новичкам – она не имеет особенной значимости, однако отнимает огромное количество времени.
Я не солгу, если скажу, что в первые три дня на обед я не ходила. Во-первых, организованного места питания, то бишь столовой, в здании не было. На первом этаже было несколько небольших кафе, две кофейни и одна кондитерская, однако их я видела только мельком, когда шла по утрам к главному стеклянному входу. Но в первые два дня мне принесли такое количество документации, что я не смогла мысленно охватить весь объем работы, чтобы правильно и продуктивно распределить его, и вообще не покидала своего рабочего места, так что отвлечься на небольшой перекус, состоявший из злакового батончика с йогуртом, мне удавалось только к самому концу рабочего дня. В последующие несколько дней я так же брала с собой яблоки или шоколадки и перекусывала второпях, не отходя от компьютера. В первый день во время обеденного перерыва ко мне подошла моя непосредственная начальница, женщина немолодая и довольно упитанная, и предложила пойти с ней и еще несколькими немолодыми сотрудницами на обед. Но я вежливо отказалась, сославшись на то, что не голодна. Больше ко мне никто не подходил.