Страница 9 из 15
Непонятный шум под полом тем временем то появлялся, то исчезал. Этой ночью мы часто просыпались и молча переглядывались в испуге. Всё напоминало какой-то фильм ужасов, в котором мы были жертвами, а садист-убийца нагнетал обстановку.
Ноон
Шел четвёртый день со знакомства с Альтером. Может в силу возраста, а может в прошлой жизни я поднимался так же рано. Очень тихо шёл заниматься самыми заурядными делами: чистил зубы при помощи нити и умывался. По окончанию комендантского часа прогуливался за свежей водой для юного соседа.
Сегодня утром к моим ежедневным делам добавилась смена повязки на травмированном пальце. Подготовил кусок ткани и теперь размышлял, чем можно обработать порез. Кроме чистой воды дома ничего не оказалось. Осторожно стал раскручивать с ожиданием того неприятного ощущения, когда ткань бинта приклеивается к ране и её нужно плавно оторвать. Как же оторопел, когда размотал всё без боли, а раны на указательном пальце не оказалось. Не было ни ссадин, ни мозолей, которые получил за все эти дни. Я взглянул на руки почивающего Альтера. Его лопнувшие волдыри оставались на месте. Это было очень неестественно. Меня страшили перемены, которые в себе чувствовал и растолковать не мог. Решил, что лучше будет обратно забинтовать палец и заняться любимым делом.
Местный нефритово-жёлтый рассвет был упоителен. Ещё красивее его делали редкие прямые облака, словно расступающиеся перед светилом. После сна от первых лучей этот мир становился более приветливым. Мне нравилось стоять у ромбовидного окна и созерцать. В первый день я даже вылез полюбоваться рассветом на улицу. Азордные, которые в этот момент прочёсывали улицы, запретили мне покидать дом до окончания комендантского часа. Поэтому, когда Альтер открывал глаза, чаще всего видел меня, стоящего у окна.
Сегодня жара поднялась раньше обычного. Меня восхищала преданность делу облитого потом Стру: утренний каждодневный обход ради проспавшего бедолаги. Но сегодня ему не повезло. Я всегда встаю рано, а Альтер уже очнулся, когда начальник к нам наведался. Так что к моменту его визита мы уминали вчерашние лепёшки. Они были не настолько лакомыми, по краям уже образовалась чёрствая корка.
Я долго колебался, но решил поделиться с Альтером своими переменами. Мне любопытно его молодое мнение. Можно было бы узнать у Стру, но интуиция меня останавливала. С коллег по работе совсем никакого проку: их неразумные головы заполняли только плотские мысли. Хотя женской ласки здесь действительно не хватает.
– И всё же, Альтер, в интересное место мы попали.
–Ага. – Он уплетал еду за обе щёки.
– Помнишь, после болезни, я говорил, что во мне что-то поменялось.
– Ага.
– Сегодня я увидел первые перемены.
– Что случилось? – сначала не особо заинтересованным тоном прозвучал его вопрос.
Вместо того, чтобы рассказывать, решил продемонстрировать. Аккуратно размотал травмированный вчера палец. Пореза, с которым Альтер предлагал обратиться к врачу, не оказалось. Юноша выронил лепёшку и с удивлением воскликнул:
– Как так?! Где глубокая рана! Меньше, чем за несколько недель, она бы точно не зажила.
– Пока мне и самому трудно всё осознать. Видимо, мы много интересного не знаем.
– Может, здесь все раны так быстро заживают. Хотя нет, мои мозоли на месте. А у вас… а у вас даже мозоли зажили!
– Как ты думаешь, Альтер, почему?
– Сначала странная болезнь, потом на вас раны стали заживать за ночь. Еда и быт у нас одинаковы. Может, вы в прошлой жизни были не простым человеком?
– По-моему, самым заурядным. – Начал бережно заматывать палец обратно в тряпку, ибо меня не на секунду не покидала мысль, что такие вещи лучше утаить.
– Зачем вы бинтуете здоровый палец?
– Ты помнишь, юноша, как начальник Стру расспрашивал нас? А после всю ночь под нами творилась какая-то суматоха. Звучит как старческая паранойя, но мне кажется, что эти события связаны. Нас держат под наблюдением. После подозрений начальника стали следить более тщательно.
– Может, нам наоборот кому-то рассказать? Стру, например, кажется вполне вменяемым.
– Интуиция подсказывает, юноша, что лучше о происходящем никому не говорить… Никому.
– Да-да, я заметил, что вы не хотите ничего рассказывать. Но если снова случится что-то непонятное и сильно пугающее, я пойду и всё ему доложу!
– Может, это будет правильно…
По Альтеру было видно, что ему ситуация с моими переменами и слежкой нравится. Молодёжи нужно как-то развлекать себя. Ему доставляет удовольствие, когда рассказываю, что мне показалось неестественным. Он явный любитель мистики. Когда Альтер общается с кем-то знающим об этом мире больше него, задаёт много вопросов. Мне пытливость юного соседа очень даже импонирует. Ведь в этот момент и я узнаю новое.
Мы продолжали трудиться отдельно. Наших коллег заботила только женская сторона города, хотя сегодня они поговорили и о еде. Мы с Альтером немного не вписывались в местную строительную «фауну» и напоминали нелюбимых родственников, которых если и куда приглашают, втайне надеются, что они откажутся и не пойдут.
Я делал вид, что рана осталась и когда брал предмет, изображал боль. Хорошо, что здесь оказалось много примеров «болей»: рабочие с перебинтованными пальцами, руками, ногами, головой и один с пробитой ягодицей. Бедолага сел на гвоздь. Я отлично сливался с изувеченной толпой.
Отработав день, мы возвращались домой.
– О чём задумался, юноша?
– Если честно… мне захотелось поэкспериментировать и травмировать вас сегодня. Заживёт ли до завтра…
– Мне бы не хотелось себе вредить, и ты меня пугаешь такими предложениями, – с нотками настороженности ответил я.
– Понимаю и не настаиваю, – с грустью произнёс Альтер.
В Адвене всё новое, непривычное, неестественное. Сначала даже от цвета неба захватывает дух, но потом наступает время, когда не знаешь, чем себя занять, и от этого очень тоскливо. Особенно это видно по Альтеру, который ложился на матрас и изучал армиллу. Иногда просто включал и выключал её. Пытался понять, как она работает. Никаких заклёпок или болтиков, чтобы разобрать, не было, только намертво затворённая застёжка.
Я в такие моменты размышлял об искусстве. На каком оно этапе? Есть ли и какая здесь музыка, легенды, картины и так далее? Стру как-то сказал, что искусством занимаются в районе Диламии. Лично я в любой момент был готов к знакомству с местным творчеством.
Неподъёмную тоску нарушил громкий звук, напоминающий удар в гигантский гонг. Сигнал тревоги, после которого все сразу выбежали на улицу. Звон доносился с высоких башен. При этом сначала забила тревогу одна башня, потом другая и все остальные. В какой-то момент тревожный сигнал подхватила самая ближайшая к нам башня. Рокот был очень громким и эхом разносился по округе. Все выходили на улицу и всматривались в небо.
В серых густых облаках медленно плыли в нашу сторону огромные овальные тени. Из башен навстречу им устремились лучи света из прожекторов. Тени делались темнее и отчётливее, пока из них не стали выплывать громадные удивительные рыбоподобные создания. Они были бочкообразной формы, светящиеся огромные плавники расставлены тремя парами в стороны. Головы выглядели так, словно их кто-то выложил брусчаткой, а сравнительно небольшие круглые рты не закрывались. Создания выглядели гигантскими, метров пятьдесят в длину, не меньше. В небе вырисовывалось около двадцати теней.
Самое любопытное, что, когда они появились из облаков, вдруг стало так тихо, город замер. Толпа замолкла в ожидании чуда или катастрофы. Всё накрыла утробная глухая аура, очень пугающая и давящая. От этого у меня не раз пробежали мурашки по телу.
Вдруг одна «рыба» издала странный гудящий басистый звук. Её подхватили другие, а за ними и весь мир. Меня словно парализовало. Рокот заполнял каждую клетку моего заворожённого тела. Только и смог глядеть вокруг: соседи стояли на улице и оцепенело смотрели в небо. Альтер так же стоял без движения. Оторопелая толпа стала походить на однообразную массу, словно единый плоский организм, который мог раздавить этот гортанный многоголосый стон. Невероятные создания даже не замечали нас. Какое дело божественным творениям до рабочих муравьёв? Они были вольны, движения их раскованы, могучие тела подчинялись только инстинктам.