Шанс

– А у них здесь есть химчистка?

– Да, хозяин магазина примерно объяснил где. Но думаю, все равно идти придется по приложению.

– Ты уверен, что она все еще открыта? – жена с сомнением смотрит на часы в холле, которые показывают чуть больше пяти ПП9 – город маленький, думаю, у них все закрывается ближе к трем.

– Заодно и проверю.

Альма зябко поглядывает в окно:

– Ну не знаю. Погода мрачная и уже начинает смеркаться. Саманта говорила..

– Мы же уже определились, что сказанное Самантой надо делить надвое, а лучше на четверо – для мягкости слов кратко улыбаюсь и щелкаю ее по носу – я быстро.

Мысль о том, чтобы оставить это пальто на ночь – ввергает меня в тревожное и навязчивое состояние. Почему-то в моем воображении представляется, что микробы, перекочевавшие с рук этой чахоточной (а то, что они обязательно там были и обязательно перекочевали – мое воображение даже не ставит под сомнение), непременно размножаются в геометрической прогрессии. И что за это время они уже, должно быть, оккупировали всю верхнюю часть пальто – а за ночь так и подавно населят все пальто, вывалятся из пакета, подобно стае тараканов, и разбегутся по всему дому.

Больше похоже на параноидальный бред – но с такими мыслями спокойно работать (да и просто заснуть) я не смогу. Конечно, прачечная и правда может быть закрыта, но так я хотя бы сделаю все, что в моих силах.

– Я пока приготовлю стейки на ужин – сообщает Альма – только давай действительно быстро, минут через сорок они будут готовы.

– За сорок минут я успею обойти весь город раза три – улыбнувшись, выхожу из дома, держа пакет с пальто едва ли не двумя пальцами, точно чашку чая в глубоко почтенных семьях прошедшего столетия.

Что ж, на счет погоды Альма угадала.

Саманта нет. Говорила, будет дождь по прогнозам, но дождь так и не наступил. Зато и правда нахмарилось, потому и без того ранние сумерки сегодня пришли еще раньше. Что ж, кто знает, может в этом городке так всегда.

Достаю телефон свободной рукой (что в этом огромной дворовой, видавшей виды, куртке сделать крайне сложно, не натянув ее до пупа) и вбиваю химчистку. Прилагаю достаточно усилий, чтобы найти маршрут, потому что, оказывается, называется она не химчистка, а прачечная. Что ж, надеюсь, это просто более комфортное для этого городка название и мое драповое пальто от армани стоимостью почти что полторы штуки баксов – не просто сунут в машинку, в которой так же беззаботно получасом ранее крутились чьи-то хлопчатые трусы трехтысячилетней давности.

Надеюсь, они знают, как надо вести себя с пальто.

Хотя почему-то с каждым шагом уверенности все меньше. А об одной мысли, что когда-то я купил себе пальто за полторы штуки баксов и настолько не придал этому значения, что уже в этот же день оторвал фирменную бирку – кажется абсурдной. Да, сейчас она мне кажется абсурдной – ведь я вывалил двойную от этой суммы за несколько месяцев аренды дома, и это-то считается слишком дорогой арендой. А там отдал просто за имя производителя, особо не выбирая ни фасон, ни цвет. Что примерил, то и взял.

Да это было прекрасных пять лет назад. Когда банкноты торчали у меня из всех щелей, и я только успевал их хватать и вручать в руку каждому продавцу элитных бутиков. Это было тогда, когда мое имя не путали с Гарри, точно знали какой у меня рост, какого числа день рождение, сколько лет моей жене и сколько недель подряд фильм по моему сценарию бьет рекорды в прокате.

Да, это были прекрасные пять лет назад. Великолепные пять лет назад.

Черт возьми, я бы отдал все, чтобы вернуться туда хотя бы на месяц. Отдал бы за этот месяц все эти бесполезные, бесплотные и унылые пять лет последующей жизни и тысячи говеных листов сценариев, которые никто не прочитал даже дальше двенадцатой страницы, не скрутившись с рвотным позывом у толчка. Отдал бы и их, и все предшествующие им двадцать семь лет своей жизни.

Всего лишь за месяц того времени.

Бреду по улице, сверяясь с телефоном и стараясь заворачивать на нужных поворотах. Впрочем, их не так много, чтобы пропустить. Смотрю на деревья, на весь это блекло-грязно-серый пейзаж и единственное, что я ощущаю – разочарование и гнев.

Если все дело действительно во вдохновении, что дает этот город творцам – то где мое вдохновение? С самого приезда я провел пока на улице времени больше, чем в доме. Даже ознакомился с местным колоритом – чахоточной бомжихой, придурком-Стивом-владельцем-магазина и даже каким-то лысым идиотом, пусть и издалека. Познал большинство прелестей этого городка, начисто лишенных как любопытных человеческих, так и животных глаз на просторах улиц. И где тогда мое вдохновение?

Почему у меня все еще не появилось жгучее желание сесть и начать работу? Почему рука не горит в нетерпении, а в голове тысяча идей и развилок сюжета не борются друг с другом за первенство с таким рвением, что кажется, будто череп расколется надвое? Почему во мне все так же настолько пусто, что я тащу пальто в какую-то вшивую прачечную, вспомнив о своем недо-сценарии лишь раз – когда Альма заявила, что не нашла мне рабочего кабинета?

«Потому что дело не в месте, придурок – слышу в своей голове надменный голос Чарли Грейс – а в твоей голове. Там либо что-то есть, либо нет. И если там ни черта нет, то смысла в твоих жалких действиях не больше, чем в поливке клочка земли без посаженного ранее зерна, надеясь, что что-то там прорастет по воли божией. Ты обречен. Твои действия импульсивны и безрезультативны. Ты отчаялся и просрал последние бабки, снятые со счета, на эту аренду. И только теперь начинаешь понимать, как это было глупо. Тебя вышибли с команды Голливуда, скоро вышибут с команды семьи, а после ты вылетишь с команды жизни и кончишь, как твой отец, потому что ты такой же чертов придурок, Гарри».

– Я Генри – цежу, лишь секундой позже осознав, что сказал это вслух своей же собственной мысли.

Впрочем, подобное явление для сценаристов не редкость (обычно, если речь идет не о мнимом разговоре с собственных агентом, а о сюжете – подобное даже способствует его развитию), но лучше его не демонстрировать на улице, если не хочется получить лишних вопросов.

Еще немного удлиненных теней, и наконец я дохожу до злосчастной прачечной. Кажется, к этому моменту, если обнаружу ее закрытой – просто взорвусь, хотя прошел не более десяти минут. Но нет, подойдя и глянув на покореженную и отчасти выцветшую табличку, замечаю, что работает она ежедневно (кроме, конечно же, воскресенья) до 7 ПП.

А когда дергаю дверь на себя – над головой противно звенит одна из тех безделушек, которые, кажется, вымерли еще в нулевых. Эта безделушка с кучей длинных штук, которые и звенят, отбиваясь друг от друга – и одна чиркает мне прямо по затылку, поскольку эта ерундистика повешена слишком низко:

– Черт!..

– Извините! – слышу тут же голос откуда-то из глубины зала.

Поспешно прохожу внутрь и вижу девицу не старше лет тридцати. Однако, определить это можно лишь по недостаточно глубоких бороздам морщин около рта и глаз – в целом видок у нее довольно такой себе. Она улыбается:

– Майк повесил слишком низко, я говорила ему, но он сам метр с кепкой и не хочет перевешивать. Вернее, говорит, что перевесит, но так за два года дело и не дошло. А когда..

– Здравствуйте – слабо киваю, желая прекратить этот поток словоизвержения. Мой отец его бы

(Мать твою, Генри, у тебя словесный понос случился после часового долбанного запора!? Так заткни щель и дай посмотреть мне чертовы новости, щенок!)

назвал иначе. Тут все такие болтливые?

– А да, извините – повторяет она, улыбаясь еще шире – здравствуйте.

Ощущаю запах сырости, затхлости, но совершенно не слышу шума запряженных машин. Видимо тут с людьми зимой так же негусто, как и в магазине. Быть может, все даже еще хуже.

– Я Хельга.

Теперь я вынужден назвать свое имя в ответ, хотя это совершенно нелепо и, по большому счету, совершенно ненужно для того, чтобы отдать мое пальто, заплатить деньги и уйти.

9

ПП – После Полудня (время от полудня до полуночи). ДП – До Полудня (время от полуночи до полудня). Стандартное двенадцатичасовое определение времени в США.