Страница 19 из 21
Весной мы, школьники, давали в гришановском клубе концерт на немецком языке. Анна Фёдоровна готовила его с нами долго. Задействованы были все классы. Старшие ставили пьесы, а младшие пели песенки и рассказывали стихи. Волнений перед выступлением было море! Мы оживлённо бегали за кулисами, что-то спрашивали друг у друга, смотрели, всё ли у нас в порядке с одеждой. Анна Фёдоровна отдавала приказы коротко, громко и строго. Все моментально приходили в чувство и выполняли приказы быстро и беспрекословно. Народу было, как всегда, полный клуб. Концерт прошёл на ура. Так пролетел шестой класс. Людка закончила восемь классов, в Гришанках больше не было. Надо было определяться, куда идти учиться дальше.
Приехали в гости Зоя с мужем Борисом. Борис громко рассказывал:
– Ох, и напугала меня недавно тёшша.
– А чё такое?
– Дак сидим с братом ночью на крыльце, потихоньку выпиваем, разговариваем. А тут по улице машина прошла. На ухабе тряхануло её как следует, и чё-то выпало. Потом тут же другая машина прошла, и тоже выпало. Ну, мы выходим посмотреть, а там – мать честная! Брёвен здоровенных штук десять, если не больше! Мы, конечно, без лишних слов давай их затаскивать во двор. Вдруг, слышим: кто-то идёт и тихонько покашливает. Мы перепугались, думаем: всё, застукали нас. Притаились. Гляжу – тёшша! В три ночи в Воткинске! Откуда?!
Мама негромко смеялась:
– Дак Паска. Я на всенощной была. Вот из церкви и шла…
– Ага! Дак, видно, твоими молитвами нам Бог-то подал на половину дачи.
– Смейтесь, смейтесь. Время придёт, дак вспомните Бога-то.
Летом мама сказала нам с Людкой:
– Поезжайте в Гришанки, заберите документы из школы, повезёте в Июльское, там будете учиться.
– А мне-то зачем? Мне ещё два года в Гришанках учиться.
– Я, што, вам ещё в разные места котомки собирать буду? Вместе в Июльское перейдёте.
– Мам, я не хочу из Гришанков уходить! У меня там подружки!
– Подружки! В Июльском будут подружки, ещё лучше даже.
– Ма-ам! Я не хочу!
– Мало ли что ты не хочешь! Поедете и заберёте.
На следующий день мы с Людкой пошли в Гришанки. В школе было непривычно пусто и тихо. Поднялись по винтовой деревянной лестнице на бывшую колокольню.
– Здравствуйте, Анна Фёдоровна, мы приехали за документами.
– Здравствуйте, девочки. Куда собираетесь?
– В Июльское. Я в десятый класс, а она вместе со мной.
– Да, ну конечно, вам лучше в одной школе учиться.
Она выдала нам документы, и мы тут же поехали в Июльское. Это оказалось огромное по сравнению с Гришанками село, широкое и пыльное. Школу мы нашли быстро. Приняла нас завуч – Антонина Ивановна, очень полная и властная женщина. Посмотрела наши бумаги и сказала:
– Хорошо, девочки, приходите первого сентября, там узнаете, в какой класс мы вас записали.
У меня начиналась новая жизнь. Школа в Июльском была совсем другая. Это было деревянное одноэтажное здание, построенное изначально как школа. Оно было гораздо больше, чем бывшая церковь в Гришанках.
Первого сентября оказалось, что и учеников здесь гораздо больше. Я, например, оказалась в седьмом «В» классе, а Людка – в девятом «Б». А в Гришанках каждый класс был один.
Жить и учиться в такой школе оказалось гораздо интереснее, чем в Гришанках. К тому же в Болгурах те, кто учился в Июльском, считались вообще взрослыми. С ними и разговаривали-то по-другому. Оказалось, что я только выиграла от перевода в другую школу. Но одна проблема оказалась общей. Мест в интернате на всех желающих не хватало, поэтому здесь тоже чередовали их через год. Мы с Людкой, как ученицы невыпускных классов, да к тому же вообще новички, мест не получили. Пошли искать квартиру. Нашли недалеко от школы. Хозяева жили на втором этаже, мы на первом, полуподвальном. Хозяева были люди весёлые, но пьющие, поэтому часто сверху слышались шум и гам, а бывало, что баталии разыгрывались перед нашими окнами.
Новыми подружками я и правда обзавелась быстро. Вообще, жизнь в июльской школе была интенсивнее и интереснее, чем в Гришанках.
Июльское находилось в двенадцати километрах от Болгур, поэтому пешком мы уже не ходили. Выходили на тракт и ехали на попутках: либо на автобусе, либо на грузовых, в кабинах. Ни разу за время учёбы я не слышала, чтобы какой-нибудь шофёр хоть как-то обидел школьницу или школьника. Остановка была на середине затяжного крутого подъёма. Несмотря на это, шоферы останавливались, сажали нас в кабину и выползали дальше в гору. Везли бесплатно.
– Мам, давай телевизор купим!
– Телевизор?.. На што он тебе?
– Как на што? Смотреть. У всех уже есть, только у нас нету.
– У кого у всех-то?
– У Дьячковых есть, у Ходыревых есть… Ну чё, купим?
– Надо с отцом поговорить…
– Па-ап!
– Купим, купим!
– Ура!!!
Купили чёрно-белый небольшой телевизор марки «Снежок». Вызвали для настройки мастера из Воткинска. Пришли почти все соседи:
– Гляди-ка, как ятно показыват. Нет, у нас гораздо хуже, надо тоже мастера позвать.
– Дак у нас сперва-то тоже плохо казало.
– Ну щас-то, погляди-ка, Лиза, каждую ресничку отдельно видно, куда уж лучше-то.
Под шумок я настояла, и купили по дешёвке ещё шифоньер, комод и диван. Одна молодая семья уезжала в Нижний Тагил, у них и купили. Из зала вынесли огромную старинную лавку, стоявшую вдоль стены. На её место поставили диван и шифоньер. Напротив дивана поставили комод, а на него – телевизор. Был год тысяча девятьсот шестьдесят седьмой. Теперь я себя чувствовала девушкой из приличной семьи, и чувство это было очень приятным.
Моё удовольствие от жизни подпортил Борис. Однажды мы с ним вскапывали грядки в огороде и разговаривали «за жизнь». Я рассказывала, что нынче вступила в комсомол, что меня даже на месяц раньше срока приняли.
– А вот на што ты в комсомол вступила?
– Как на што? Чтобы быть в центре жизни. Я же не таракан запечный – сидеть и ничем не интересоваться.
– Да чё он тебе даст, этот комсомол? Вот вы взносы сдаёте?
– Ну сдаём.
– Вот для этого вас, дураков, в комсомол-то и заманивают. Начальники в дома отдыха ездят на ваши взносы, а дети их – в пионерлагеря.
– Чё болтаешь-то?
– Чё болтаю? У вас в школе практика была?
– Ну была.
– И чё вы делали?
– В школьном саду работали.
– Ага. А кто потом ягодки собирает в этом саду?
– Не знаю.
– Дура ты, Катька! Ты вот тут ворочаешь лопатой, как мужик, да ещё и радуешься, что тебе взносы позволяют платить. А ты в пионерлагере была хоть раз?
– Нет, не была.
– Ну ты копай глубже, кидай дальше! А в лагерь за тебя съездят, не переживай! И ягоды соберут!
Ответить мне было нечего. Настроение как-то завяло. Я впервые задумалась, а так ли уж хорошо я живу, как мне рассказывают.
К этому времени папа начал сильно пить. Дома разгорались нешуточные скандалы. В такие периоды дома было не только скандально, но и грязно. Папа, как взбунтовавшийся школьник, вёл себя вызывающе. Ходил в грязных сапогах, курил махорку без вытяжки, всё разбрасывал.
В один из таких дней, летом, когда учёба уже закончилась, перед нашим домом остановился «запорожец». Я выглянула в окно и увидела, как из него выходит Людмила Николаевна – моя учительница по литературе. Боже мой! Принимать её в такой грязи?! Стыд-то какой! Я пулей выскочила из дома и юркнула в огород. Пришла домой только вечером. Мама сообщила мне:
– Приезжала с Июльска учительница твоя. Ты чё спряталась-то? Она говорит, видела, как ты в окошко выглядывала.
– Ничего я не выглядывала, я на угорах была.
– Ну, в общем, она велела передать, что самых лучших учеников из школы в Москву повезут. Ты тоже есть в этом списке.
– Не поеду я.
– Как это ты не поедешь? Ты што, Кать? Москву тебе покажут бесплатно, расскажут всё! Поезжай, Катенька. А если тебе стыдно, что дома грязно было, дак ты на это не смотри. Учительница твоя, наверно, ещё и не такое видала. Уж не самые же мы плохие.