Подари мне надежду

– Папа, я всё это понимаю. Только мы давно не дети. И она должна с этим смириться, что мы будем строить свою жизнь сами, делать ошибки, падать и снова подниматься. Она должна принимать всё это.

– Она научится этому и примет ваши отношения с Машей. Только дай ей время. Сейчас нам всем тяжело и лучше сплотиться, чем жить разобщённо. Так будет лучше для всех нас и в первую очередь для тебя.

Ростислав молча смотрел в стекло, словно раздумывая. Спустя несколько минут, повернулся и посмотрел на отца.

– Может быть ты и прав, папа. Может ты и прав.

Андрей Николаевич обнял сына и медленно направился вместе с ним к дивану.

– Лучше расскажи мне обо всём, что происходит. Я ведь ничего толком не знаю. Может, я тоже смогу хоть чем-нибудь тебе помочь.

Ростислав вздохнул и принялся рассказывать отцу все события прошедших нескольких дней.

Ирина Александровна долго стояла у закрытой двери спальни и не решалась войти внутрь. Осторожно коснувшись рукой дверной ручки, она слега нажала на неё и вошла внутрь комнаты, резко останавливаясь на пороге.

Маша лежала на кровати, крепко прижимая к себе Максимку, и тихо напевая ему колыбельную, нежно поглаживала его рукой по волосам. Заметив мать Ростислава, она испуганно на неё посмотрела и попыталась подняться, но Полонская показала ей жестом остановиться, и поднесла указательный палец к своим губам.

Когда Маша снова легла на подушку, женщина подошла ближе и присела рядом с ней на постели. Она с улыбкой вглядывалась в сладко посапывающее личико своего внука и спустя несколько минут снова перевела взгляд на Урбенину. Долго всматривалась в её лицо и когда Маша, подняв глаза, посмотрела на неё вопросительно, женщина тихо заговорила:

– Маша, я могу с вами поговорить?

Мария молча кивнула, и осторожно переложив малыша на подушку, прикрыла его одеялом и поднялась с постели.

Они вышли в соседнюю комнату и остановились у окна.

Маша молча смотрела в стекло. Обернулась лишь только, когда рука матери Ростислава коснулась её плеча. По щекам женщины катились бесконечные слёзы. Она пыталась что-то сказать, но из горла рвались лишь всхлипы и рыдания становились всё громче.

Урбенина вышла на кухню и вернулась со стаканом воды. Подав его в руки женщины, она усадила её на стул.

– Ирина Александровна, успокойтесь, прошу вас, – Маша погладила её по плечу рукой.

Полонская подняла на неё глаза.

– Спасибо тебе, девочка…

– За что?

– За то, что не оставила Ростислава в беде. За то, что готова разделить с ним его боль и проблемы, – женщина снова расплакалась. – Ты прости меня. Прости, умоляю. За мой дурной язык, за то, что не поверила своему сыну и не приняла его чувств к тебе. Я ведь привыкла, что в его жизни были одни ошибки и поверить, что ты можешь быть настоящей, а не очередной искательницей богатства и роскоши, не смогла. Каюсь и казнюсь теперь. Только разве вернёшь назад всё то, что успела наговорить тебе и твоему отцу, – женщина снова уткнулась лицом в платок.

– Ирина Александровна, успокойтесь, пожалуйста. Давайте я вам налью успокоительного лекарства. Вы сами не сможете успокоиться.

– Не волнуйся за меня, девочка. Я в порядке, – женщина натянуто улыбнулась. – Ты не сердишься на меня больше?

– Я на вас и не сердилась. Я привыкла за те несколько лет после ДТП, что на меня смотрят косо и тычут пальцами. Поэтому услышать от вас все нелицеприятные обвинения в мой адрес было горько, но ожидаемо. Я понимаю, что вы просто хотели для вашего сына лучшей судьбы и лучшей женщины, чем я.

– И ошибалась в этом, наивно полагая, что безупречной внешностью и лишь деньгами можно построить счастье. Только забыла, что мой сын всегда был особенным, и его взгляды на жизнь всегда отличались от всех остальных. Он ведь у меня романтик, с того самого момента, когда ещё был мальчишкой. Думала, повзрослеет, изменится, а теперь думаю и хорошо, что он такой и лишён этой современной тенденции, гнаться за чем-то призрачным всю жизнь, а выбрал в твоём лице простое земное счастье, – женщина подняла руку и погладила Машу по голове. – Я очень рада, что вы сделали по своему и тем, что до сих пор вместе доказали мне, что я была не права. Я очень рада, что мой сын сделал выбор в твою пользу, девочка, и очень надеюсь, что вы будете непременно счастливы, несмотря ни на что.

– Постараемся. Я уверена, что всё рано или поздно разрешится, и мы сможем, наконец, жить спокойно.

– Но почему здесь? Почему не у нас? У нас большой дом. Ты же была там. Прекрасная природа и свежий воздух. Я осенью выхожу на пенсию и могла бы во всём вам помогать.

– Ирина Александровна, спасибо вам большое за предложение. Но вы же сами понимаете, такие вопросы решаются только вместе, и пока мы со Славой приняли решение жить в этой квартире.

Женщина вздохнула.

– Ну, смотрите сами. Но хотя бы по выходным приезжайте к нам. Я буду ждать вас. И Максимку непременно берите с собой. А то, моя нерадивая дочь так редко его ко мне привозит.

Маша улыбнулась.

– Хорошо, обещаю вам, что как только проблемы немного улягутся, мы обязательно приедем к вам в гости.

Яркий свет загорелся в комнате и на пороге появился Ростислав.

– Вы чего в темноте сидите? – он улыбнулся, заметив сидевших рядом маму и Марию.

– Разговариваем, а для этого свет не нужен, – Ирина Александровна поднялась на ноги. – Ладно, дети, мы поедем, а то и так свалились на вас, как первый снег на голову. Папа, где? – обратилась она к сыну.

– В гостиной. Мы решили немного нарушить ваше уединение, опасаясь как бы…

– Ну что ты, что может быть между нами плохого? Просто, наконец, твоя мать к своим преклонным годам, наверное, начала прозревать и видеть гораздо больше, нежели прежде, – она подошла к сыну и, поцеловав его в щёку, пристально всмотрелась в его глаза. – И понимать, что прежде была абсолютно не права. Машенька, мы поедем. Спасибо за разговор, – она обернулась и посмотрела на Урбенину.

– Вам спасибо за этот разговор, – Маша подошла ближе. – Я вас провожу.

Они направились вместе в прихожую и, попрощавшись с родителями, вернулись на кухню, чуть дольше задержавшись у окна. Пристально всматриваясь в стекло, Маша смотрела на Ирину Александровну, которая под руку с мужем направлялась к своей машине, прячась от дождя под большим чёрным зонтом.

Почувствовав руки Ростислава на своих плечах, она улыбнулась.

– Что ты сделала с моей матерью? Её после вашего разговора просто не узнать, – он нежно коснулся губами её затылка.

– Слава, она просто истинная мать. По-настоящему преданно любящая своих детей, может в чём-то чрезмерно и жадно. Я её очень хорошо понимаю, хотя пока у меня нет своего ребёнка.

Он развернул её к себе и пристально всмотрелся в её глаза.

– Извинялась перед тобой?

– Да. Хотя знаешь, я на неё не обижалась ни одной минуты. Понимаю, что мы все обычные люди и ошибки, которые иногда совершаем, даже невольно, нам свойственны. Ведь мы живые люди с постоянно меняющимися в нас эмоциями, привычками и элементами наших характеров, которые подчас трудно исправить. Да, и к тому же, не суди, да не судим будешь, ведь так говорят в народе, особенно если это относится к родителям любимого человека.

Ростислав коснулся губами кончика её носа.

– Ты моя мудрая женщина. Самая мудрая на свете. Лучшая и самая любимая… – он обнял её руками и крепко прижал к себе.

Пристально всматриваясь в бесконечные потоки дождя за стеклом, почему-то сейчас он испытывал внутри своего сердца необыкновенное облегчение и непонятное для него самого лёгкое ликование и торжество. Ему было так комфортно в эту минуту в этой небольшой квартирке, где они обрели своё временное пристанище. За окном бушевала непогода, а в его маленьком крошечном мирке царил мир, покой и любовь.

Любимая женщина была рядом и пусть пока в чужом, но всё же в их доме, где царил уют и красота, созданные её заботливыми руками. И разве нужно ему сейчас ещё что-нибудь большее, чтобы укрыться от бури, которая разыгралась в его жизни не на шутку. Несмотря ни на что, он был счастлив сейчас, как ещё никогда не был счастлив в своей жизни.