Страница 6 из 40
— А каким он оказался? — Катарина уселась поудобнее, настроившись слушать.
— Ну, он оказался человеком, — пожала плечами Энни. — У него было ровно две руки, две ноги и никаких рогов и хвоста.
— А подробнее? Он красив? Какого цвета у него глаза?
— Он не урод, — Энни задумалась. — Моложе Зубодера и даже моложе отца Франца. Руки у него изящные такие и пальцы длинные, и под ногтями грязи нет.
— Рассказчица ты конечно та еще, — разочарованно протянула Катарина. — Уж про его ногти я хотела бы узнать в последнюю очередь. Расскажи хоть, что вы с ним делали.
— Он напоил меня чаем и отвез домой.
— Он не рассердился на тебя за капусту?
— Думаю, нет. Во-первых, у него ее предостаточно, а во-вторых, я ее забыла у него на кухне.
Неизвестно, что еще спросила бы Катарина, если бы не внезапно появившаяся Ханна. Увидев на полу лужицы воды, она заворчала:
— Ведра вынесла, а полы вытирать старушка Ханна должна.
— Я вытирала их.
— Чем так вытирать, лучше не вытирать вообще.
Катарина хоть и жила в гостях у дядюшки неделю, но так и не привыкла к такому поведению прислуги. В их городском доме и кухарки, и горничные были безупречно вышколены. Мать без сожалений порола их за малейшую провинность и расставалась с ними, как только видела, что их ресурс исчерпан.
Продолжая брюзжать под нос, Ханна вытерла пол, но не ушла, как того ожидала Катарина, а распахнула дверь и встала возле нее, как часовой.
— Маленькой госпоже пора спать, — это адресовалось Катарине, но она сделала вид, что не услышала служанку.
Но настойчивости Ханне было не занимать.
— Завтра приедет ваша матушка, и она не обрадуется, узнав, что вы не соблюдаете ваш режим.
Катарина нехотя вышла из комнаты — ей еще нужно было столько всего узнать. Ханна убедилась, что Катарина скрылась за дверями своей спальни, и только потом отправилась в крошечную каморку у кухни, которую она делила с Жаном.
Если Катарина любила понежиться в кровати, то Энни, напротив, вскакивала, как только солнце касалось лучами ее щек и ресниц. Закутавшись в одеяло и переступая босыми ногами по холодному полу, Энни подошла к окну и чуть не задохнулась от возмущения. По дорожке к воротам, закатав штанины и закинув удочку на плечо, спешил Жан. За забором его поджидал Франц. Мальчишки перекинулись парой фраз и, зубоскаля, поспешили к реке. А ведь они еще позавчера договаривались, что пойдут на рыбалку вместе. Ух, она им этого не простит!
Позабыв о холоде, Энни скинула с плеч одеяло, на ходу сунула ноги в башмаки, натянула мятое платье и — поскакала вниз по лестнице.
Да они о ней даже не вспомнили! И никакого сожаления и бесконечной грусти на их рожах замечено не было.
И когда ей до свободы оставалась считанная пара шагов, путь ей преградила будто из-под земли выросшая фигура Ханны.
Спустись Энни минутой раньше или минутой позже, ей бы удалось улизнуть. Ханна поставила ведро с молоком на пол и встала в дверях, сложив руки на груди.
— Ханночка, милая, пропусти, пожалуйста, они же сейчас уйдут, — пропищала Энни.
— Помнится мне, вчера вечером батюшка запретил тебе покидать дом.
— Он погорячился. И уже забыл об этом.
— Нет.
Ханна была непреклонна и стояла как монолитная, бездушная глыба.
— Но Жан же ушел. А он тоже наказан.
— Жан вчера получил свое.
— Так накажи и меня. Отхлестай полотенцем. Только быстренько.
— Я бы с радостью, но господин такое не одобрит.
— Так нечестно.
Энни поняла, что спорить с Ханной бесполезно, топнула ногой и шмыгнула на кухню. Между тем Ханна, пройдя за ней, перелила молоко в кувшин, излишки вылила в кружку и с ломтем еще горячего хлеба протянула ее Энни.
— Ханна, — Энни отхлебнула молоко и слизала белые «усы» над губой, — скажи, а правда у герцога было шесть жен? И почему они умерли?
— А тебе пошто?
— Да так, интересно.
— Болели они. Так говорят.
Энни вспомнила дорогу к замку, которую нещадно размывает дождями в сезон дождей. Наверное, болели они как раз тогда, когда лекарь к ним не мог добраться. Но что-то герцог был не особо острого ума, раз шесть смертей не навели его на мысль обосноваться в другом месте. Хотя чего пререживать, если всегда можно взять новую жену.
— Значит, он их не убивал… И не хоронил под яблонями, — разочарованно протянула Энни.
— Да конечно нет! Я сама вот этими глазами видела жен его в гробах в церкви. Не всех, но последние четыре точно. И так они были прекрасны! Будто спали сладким сном. И вообще хватит болтать! Скоро тетушка твоя приедет, а мне нечего и к обеду подать. Гастон принес уток, — Энни покосилась на три окровавленные тушки в углу. — Хочешь послушать про герцога Уэйна, ощипай их, тогда и поговорим.
Энни еще раз покосилась в угол, собрала крошки со стола, отправила в рот, схватила самое спелое из корзины и смылась из кухни.
— То-то же, — хихикнула кухарка, — Ханна на всех управу найдет.
Энни слонялась из комнаты в комнату, изнывая от скуки. Отец таким образом наказывал ее впервые. И если бы на нее не давило бремя наказания, она бы заперлась в библиотеке и читала бы книги о дальних странах, дивных зверях и птицах и смелых воинах.
Но, чувствуя себя несчастной узницей, Энни страдала и мешала слугам, сбившимся с ног, чтобы успеть привести в порядок дом к приезду тетушки Маргарет.
Энни выглянула во двор. Подъездную дорожку мели метлами. Гастон собирал лошадиные лепешки и откидывал их подальше, чтобы запах не смутил гостей.
В доме две девушки, нанятые в помощь Хромоножке, сметали паутину по углам, выбивали гобелены и протирали пыль.
Сама Хромоножка, задрав тощий зад выше головы, с усердием терла ступени.
— Грета, а почему жены герцога Уэйна так часто умирали? — застыв у подножья лесьтницы и наблюдая за работой Греты, поинтересовалась Энни.
— Затрахивал он их до смерти, — выпалила Грета, не подумав. Одновременно думать и работать у нее не получалось.
— Что? — переспросила Энни.
— Упахивал он их работой, — поняв, что сморозила лишнее, выкрутилась служанка.
— А разве у него нет прислуги? — не поверила Энни.
— И прислугу упахивал.
Энни собиралась уточнить, как именно он это делал и зачем, но Грета, уже вываливающая язык от усталости, не была склонна к беседам.
— Вам бы, госпожа, — лучше подняться к себе в комнату и не путаться тут под ногами.
— Не хочу топтаться по чистому, — буркнула Энни и направилась к входной двери.
Грета то ли не знала о наказании Энни, то ли ей было наплевать, куда ушла девчонка — лишь бы отстала, но она не стала ее задерживать.
Энни же оббежала дом вокруг и припустила к конюшням. Никто ее не остановил. Никому не было до нее дела.
Оказавшись в загоне, она тихонечко позвала:
— Грачик! Грачик!
Ответом ей было негромкое ржание. Из денника выглянула черная лошадиная морда.
— Грачик, а я тебе яблочко принесла.
Энни достала из кармана наливное яблоко и поднесла жеребцу на открытой ладони. Конь осторожно, одними губами коснулся ее кожи, принимая подношение.
— Ну вот, молодец.
Грачик ответил сочным хрустом.
— А меня заперли дома, — пожаловалась она, — представляешь? Просто за то, что я гуляла по лесу. Это несправедливо, Грачик. Лучше б высекли. Тебя тоже сегодня не выводили гулять? Небось ноги уже затекли. А до тебя никому дела нет. Все ждут тетушку, будто она сама королева. Но мы с тобой сможем прогуляться.
Энни открыла дверь в денник.
— Ты же хочешь прогуляться?
Грачик хотел. Он стоял смирно и позволил себя взнуздать, но когда Энни собралась оседлывать его, забил нетерпеливо копытом, зафыркал.
— Ну ладно, Грачик. Не хочешь, не надо.
Энни повесила седло на место, отыскала взглядом небольшую грубо сколоченную из бревен скамейку и притащила ее в денник.
Грачик терпеливо ждал, пока маленькая хозяйка вскарабкается на его спину. Про Грачика говорили, что он злой и норовистый. Безбожно врали. Ну подумаешь, кого-то грызанул пару раз, кого-то лягнул в живот. И что? Ходят теперь к нему с опаской, ждут подвоха. Впрочем, Грачик всегда давал им новый повод посудачить о своем дурном нраве. Чтоб не расслаблялись. Но с хозяйкой он вел себя как самое чистокровное и благородное животное. Она доверяла ему, а он не мог не оправдать доверие. Ну а еще она часто забегала к нему и рассказывала что-то, попутно угощая яблоками, а яблоки Грачик очень любил.