Страница 66 из 177
— И безопасности, разумеется.
Гермиона сделала глубокий вдох — она ничего не могла поделать с тем, что руки у неё дрожали. Удивительно, но сейчас Майкрофта она боялась чуть ли не больше, чем всех Пожирателей смерти во главе с Волдемортом вместе взятых.
— Магический и маггловский миры существуют параллельно на протяжении многих веков, — сказала она, — с тех пор, как в тысяча шестьсот восемьдесят девятом году был принят международный Статут о Секретности.
— Весьма любопытный факт, — кивнул Майкрофт, — однако мы давно вышли их эпохи поздней Реформации и реставрации монархии. В наше время за колдовство уже не сжигают. Согласно моим данным, волшебники достаточно часто оказывают влияние на наш, как ты называешь, маггловский мир. Только в прошлом году Британию всколыхнула череда преступлений и происшествий, которые никто не смог раскрыть, даже, — он улыбнулся, — Шерлок, с которым я как-то обсуждал их.
— В мае прошлого года закончилась магическая война, — пояснила Гермиона, — происшествия, о которых ты говоришь — это её последствия.
— Они были не настолько значительны, — Майкрофт положил руки на стол и соединил пальцы. — Гермиона, давай поговорим открыто, как старые знакомые.
— С удовольствием, — постаралась улыбнуться она, но, судя по всему, её улыбка тоже напоминала гримасу боли.
Не нужно было быть гением, чтобы догадаться, о чём пойдет речь — Гермиона провалила свою миссию. Её целью было запугать Майкрофта, вместо этого она дала ему понять, что волшебников мало и они уязвимы. Нужно было что-то предпринимать — что угодно, — чтобы спасти положение. Но чем можно испугать Майкрофта? Чего он может бояться? Военной мощи? Едва ли, он слишком полагается на ядерное оружие и какие-нибудь разработки спецслужб, с помощью которых можно будет уничтожить даже очень сильных магов. Человек, который живёт разумом — что его может страшить?
— Ты ведь знал моих родителей, Майкрофт, — сказала она мягко.
— Разумеется. Кажется, они перебрались в Австралию и сменили имена — разумная предосторожность, учитывая, что у вас шла война, — сказал он. Гермиона грустно, но уже весьма достоверно улыбнулась и покачала головой:
— Не совсем. Они ни за что не уехали бы, зная, что я остаюсь воевать. Поэтому я стёрла им все воспоминания обо мне и внушила им, что у них никогда не было дочери, а самое большое их желание — уехать в Австралию. Я сделала это накануне нашего планировавшегося вылета, так что они просто сели в самолет и перебрались в Австралию.
Нельзя сказать, что Майкрофт побледнел или схватился за воротник рубашки — он остался невозмутим. Но на долю секунды его глаза расширились, и в них мелькнул страх.
— Не думал, что ты на такое способна, Гермиона, — медленно сказал он.
— У меня не было выбора. И, Майкрофт, — она чуть наклонилась вперёд, — волшебники часто так поступают. Мы бережём свою тайну и стираем память всем, кто стал свидетелем колдовства, кто хотя бы догадывается о нём. Мы делаем исключение для нескольких лиц в правительстве — это нужно, чтобы мы могли сотрудничать и, к примеру, вместе ловить преступников. Но больше о нас никто не знает. И не должен узнать. Возможно, Шерлок говорил тебе, что в феврале этого года его похитили…
— Да, — кивнул Майкрофт, — он упоминал об этом. Драматизировал, по своему обыкновению, рассказывал о пытках и…
Майкрофт оборвал себя на полуслове. Гермиона не могла даже представить себе, что творилось у него в голове, но спустя почти минуту молчания он сказал:
— Я собирался разобраться в этом деле, но все фигуранты таинственным образом исчезли, вместе с моим политическим противником, который неожиданно потерял всякий интерес к политике и объявил о желании разводить кроликов на юге Глостершира.
Этого Гермиона не знала, но не была удивлена — едва ли в Министерстве рискнули бы допустить до политики человека, который так хорошо сработался с магами.
— Ваш противник привлёк нескольких волшебников для своих дел, в том числе и для того, чтобы получить от Шерлока некоторые сведенья о тебе. Так что, — она поджала губы, — он не драматизировал. Просто он не помнит, что подвергался действию заклинаний, только ощущение боли.
— Я был уверен, что он сильно приукрасил события, что его ударили пару раз, держали под замком, — прошептал Майкрофт. Это было невероятное преображение — маска рептилии упала, и перед Гермионой сидел совершенно живой человек.
— Он был в ярости после вашей беседы, — сказала Гермиона, — не знаю, злился он на себя или на тебя, но…
Гермиона виделась с Шерлоком на следующий день — встреча была короткой и не слишком продуктивной. Она пришла, чтобы убедиться в том, что он в порядке, и, зная его, была готова как к насмешкам и заявлениям вроде «всё в порядке», так и к рассказу о том, насколько ему было страшно. Но не нашла ни того, ни другого — Шерлок уже как будто забыл о пытках и заключении, полностью одержимый новой идеей об ускоренном обучении и кипящий яростью. Он выставил Гермиону за дверь через пятнадцать минут, сообщив, что ему нужно подумать, но и за пятнадцать минут успел несколько раз обозвать себя идиотом и посоветовать Майкрофту идти к чёрту. Гермиона не слишком сильно удивилась — временами Шерлок буквально кипел от ненависти ко всему живому — и сочла за благо оставить его в покое.
— Я высмеял его жалобы и обвинения. Он выглядел вполне здоровым и бодрым, так что… — Майкрофт вздохнул и устало прикрыл глаза. — Я совершил большую ошибку.
Гермиона очень бы хотела сказать, что это действительно так, но попробовала представить себя на месте Майкрофта. К нему пришёл живой, здоровый и бодро выглядящий брат и начал говорить, что его били и пытали две недели. Как он должен был отреагировать? Поверить? Она бы не поверила, хотя и попыталась бы разобраться, в чём дело. Но Майкрофт — не она, от него сложно ожидать братской заботы. Он рассмеялся Шерлоку в лицо.
— Я напоила его лечебными зельями, — сказала она. А про себя добавила: «И я тоже совершила ошибку».
Они с Майкрофтом оба замолчали.
— Насколько это было больно? — спросил он после очень долгой паузы.
Гермиона вспомнила свои ощущения от «Круциатуса», вздрогнула всем телом и честно сказала:
— Очень больно. Как перелом всех костей сразу и… и даже значительно хуже.
Майкрофт потёр рукой лоб.
— Кажется, мне придется жить с осознанием этой ошибки, — произнёс он наконец. — В любом случае, Гермиона, ты можешь сказать своему Министру, что я услышал ваши предупреждения. И что я достаточно дорожу своей памятью.
— И памятью Шерлока, — подсказала Гермиона, ненавидя себя за эти слова.
Майкрофт взглянул на неё так, словно это она была рептилией с человеческим лицом, а не он, и кивнул:
— Да, и памятью Шерлока.
Гермиона поднялась, превратила кресло обратно в стул и направилась к камину. Майкрофт встал, чтобы проводить её.
— Надеюсь, мы не часто будем видеться по рабочим делам, — сказала Гермиона.
— Я тоже на это надеюсь, — ответил Майкрофт. Он снова надел свою жутковатую маску и выглядел полностью уверенным в себе и в своём положении — пока он просто крупный политик, но Гермиона не сомневалась, что не пройдёт и нескольких лет, как он будет держать под контролем всю маггловскую Британию. Но она почти наверняка знала, что магический мир он будет игнорировать так долго, как это будет возможно.
— Хорошего дня, — сказала она, вошла в камин, вытащила из кармана горсть порошка и назвала точкой выхода атриум Министерства магии.
Её задание увенчалось успехом.
На следующий день она, получив личную благодарность от Кингсли и пополнение своего счёта в Гринготсе, приступила к более рутинным обязанностям сотрудника Департамента международного магического сотрудничества. По большей части она занималась бумагами и архивами, но не страдала от этого — она любила бумажную работу и не чувствовала себя угнетённой оттого, что была вынуждена заниматься чтением и сортировкой документов.
Они несколько раз виделись с Шерлоком — он выглядел невероятно жизнерадостным, раскрыл два убийства (и даже сумел намекнуть Скотланд-Ярду на личность преступников) и, казалось, начисто забыл и о своей злобе на Майкрофта, и о пережитой страшной неделе. Глядя на его светящуюся радостью физиономию, Гермиона предположила, что у него появилась девушка — и даже имела неосторожность высказать это предположение вслух. Шерлок посмотрел на неё как на душевнобольную и сообщил, что ничего глупее она придумать не могла.