Страница 57 из 177
— Я поняла, — улыбнулась Гермиона.
— В общем, — Рон снова покраснел и сделал большой глоток горячего кофе, — я думаю, что мы могли бы все вернуть. Мы с тобой отличная пара. И я… — он замялся, отведя взгляд в сторону.
Гермиона же, напротив, посмотрела на него очень внимательно. Он ничуть не изменился. То есть, разумеется, он изменился сильно: она помнила его нелепым рыжим мальчишкой с грязным пятном на носу, а теперь перед ней сидит здоровый широкоплечий парень, все такой же рыжий, но уже не такой нелепый. Но он оставался все тем же Роном Уизли, ее другом. Почему же с ним сейчас так тяжело?
— Я люблю тебя, — сказал он тихо. — Наверное, всегда любил, даже когда дразнил или обзывал зазнайкой. Я не знаю, что я сделал не так, но я исправлюсь. Джинни считает, что я просто ужасен, и, похоже, она права, но я могу измениться.
Он поднял глаза от столешницы и поймал взгляд Гермионы. Она почувствовала, как во рту становится солоно — он выглядел обиженным, потерянным и очень доверчивым. Мама всегда говорила об ответственности «за тех, кого мы приручили», и не только за животных, но и за людей. Она приручила Рона Уизли, она сама убедила его в том, что любит его, а потом сама же бросила. Она снова вздохнула и решилась честно сказать:
— Я тебе изменила.
Рон поменялся в лице.
— Еще до Рождества, почти сразу после битвы. С одним парнем, ты его не знаешь.
— Ты… — брови Рона удивленно поднялись вверх, рот чуть приоткрылся. — И ты мне не сказала? Почему?
— Не хотела говорить. Это ничего не значило, и я думала, что лучше об этом просто забыть. Но это было бы нечестно.
Рон крепко сжал кулаки и снова устремил взгляд на глянцевую поверхность стола. По его лицу было отчетливо видна внутренняя борьба (невольно Гермиона в очередной раз отметила это различие между друзьями — по лицу Шерлока никогда нельзя было прочесть его мысли). Первые мгновения он боролся с яростью — щеки пламенели, между бровей залегла глубокая складка, губы побелели. Но потом он овладел собой, складка разгладилась, зубы разжались. После этого он снова нахмурился — перешел к принятию решения. Поспорил с собой почти минуту и сказал:
— Это не важно. Я тебя все равно люблю. И я хочу, чтобы мы были парой.
Гермиона тогда так ничего и не ответила — просто попросила дать ей немного времени и ушла. И вот теперь она сидела в кафе, пила горячий шоколад и приходила в себя. Разумеется, ей бы не помешала помощь Шерлока — если бы он позвал ее поучаствовать в расследовании, она легко смогла бы отвлечься от своих мыслей и заняться делом. В конце концов, разве думать о чувствах — это в ее характере? Она же Гермиона Грейнджер, чью душу профессор Трелони называла «сухой, как страницы учебников». Для нее просто смешно сидеть и мучиться переживаниями о любви, отношениях и прочем. Однозначно, ей требовалось какое-то дело. Не важно, будет это расследование или борьба с каким-нибудь злым волшебником. Она просто не могла сидеть без дела. Это осознание накрыло ее неожиданно, как будто волной — она поняла вдруг, что причина всех ее грустных мыслей за последние месяцы кроется в бездействии. Она достаточно отдохнула, ей нужно было чем-нибудь заняться. И если волшебный мир не может (пока) дать ей занятие, она найдет его в мире магглов.
Расплатившись за шоколад, она быстрым шагом покинула кафе и, зайдя в проулок, аппарировала в убежище Шерлока — была суббота, и она не сомневалась, что застанет его там.
Но квартира была пуста, а к микроскопу на столе сегодня явно никто не прикасался — футляр, закрывающий объектив, слегка запылился. Это было весьма досадно. Очень не кстати он решил эти выходные провести в общежитии. Однако общежитие Кембриджа — не другой край света. Гермиона улыбнулась собственным мыслям и без колебаний аппарировала недалеко от моста Виктории — как-то в детстве она ездила с родителями в Кембридж, мечтала учиться там и была просто очарована старинным городом-университетом. Этот уголок под мостом запомнился ей особенно хорошо — там было тихо, безлюдно и совершенно по-особому пахло рекой, старым камнем и, как ей тогда показалось, историей. За десять лет здесь ничего не изменилось, только запах уже не казался таким волшебным — Хогвартс был старше Кембриджа, и теперь историей для Гермионы пахли именно его стены. Она убрала палочку, убедилась, что ее вид не вызовет ни у кого подозрения, и поднялась на мост. Там пара студентов без лишних вопросов объяснили ей, как пройти к колледжу Даунинг.
Разумеется, Гермиона понимала, что не сможет просто так войти в общежитие, но ее обуревала жажда деятельности и какой-то нездоровый азарт. Она твердо решила, что найдет Шерлока и убедит его занять ее чем-нибудь, и не важно, сколько усилий для этого ей придется приложить.
Возле ворот колледжа она остановилась. Проще всего было бы прийти внутрь с помощью магии — набросить дезиллюминационное заклинание, например. Конечно, можно было бы еще наложить на смотрителя у ворот «Конфундус», но этот вариант никогда не казался ей удачным способом решения проблем. Пока она думала, как поступить, из ворот вышли трое молодых людей, ее ровесников. Они выглядели невероятно довольными жизнью и, заметив ее, с улыбкой приблизились.
— Вы присматриваете будущего кавалера или выбираете место учебы, — спросил один из них. Гермиона улыбнулась:
— Ни то, ни другое.
— Напрасно, — заметил второй, — как видите, мы полны обаяния, а кроме того, нет лучшего университета, чем Кембридж.
— Студенты из Оксфорда с вами поспорили бы, — заметила Гермиона.
— Эти болтуны! Не верьте! — все трое рассмеялись, похоже, какой-то внутренней шутке.
— Вы не знаете случайно Шерлока Холмса? — спросила Гермиона. Студенты переглянулись и кивнули:
— Случайно знаем.
— Только не говорите, что вы его девушка! — фыркнул один из них. — Это разрушит мои представления о мире.
Гермиона хмыкнула — она догадывалась, какая репутация была у Шерлока в университете — он отлично умел показывать себя закрытым и злобным мизантропом.
— Ваши представления о мире в безопасности, — сказала она, — я его друг. И у меня к нему важное дело.
— Дело — да, это в его характере. Только мистер Холмс может общаться с такой милой девушкой исключительно по делу, — рассмеялся тот, который и начал разговор. — Мы были бы рады вам помочь, но увы. Он болеет, уже неделю не появлялся на занятиях.
Гермиона нахмурилась — у Шерлока было отменное здоровье и, вопреки всем опасениям его родителей, он почти никогда не болел. За все эти годы она видела его чихающим и кашляющим каких-нибудь два раза, и прикладывал к этому немало усилий. В первый раз — прогулял всю ночь в одной тонкой рубашке, несмотря на заморозки. Объяснял это тем, что ему нужно было подумать, а возвращаться за курткой было лень. Во второй раз, одержимый жаждой исследований, решил зимой понырять в пруду недалеко от дома — он почему-то тогда решил, что на дне может обнаружиться чей-нибудь скелет. Скелета не нашел, только автомобильную покрышку, но простудился знатно.
— И где он болеет? — уточнила Геромиона.
— Дома, наверное. Он точно не говорил, только написал, что заболел.
— Что ж, спасибо. Постараюсь найти его дома.
— Все-таки советую подумать над поступлением в Кембридж, нам здесь пригодятся симпатичные девушки.
— Я обязательно подумаю над вашим предложением, — Гермиона рассмеялась и попрощалась с ребятами.
Они пошли своей дорогой, а она, удостоверившись, что рядом никого нет, переместилась к дому Холмсов. Ее азарт несколько улегся, но теперь она чувствовала себя обязанной повидать Шерлока и подбодрить его — он ужасно переносил болезни и был чудовищным пациентом, его маме чуть ли не силой приходилось вливать в него лекарства и, ко всему прочему, он так и норовил нарушить постельный режим. Ему было скучно лежать и болеть, так что ее визит однозначно порадует его.
Возле дома Холмсов было, как всего, тихо и спокойно. Гермиона специально аппарировала почти за милю, к лесу, чтобы пройтись и подышать морским воздухом, послушать шум волн. Здесь действительно было замечательно, и даже ледяной ветер не мог испортить этого впечатления. Возможно, она сумеет развлечь Шерлока рассказами о своем восприятии моря или даже о волшебных существах, обитающих в воде. Это, конечно, не очередная загадка, но однозначно сможет его немного развеселить. По крайней мере, он сумеет отвлечься от неприятных мыслей о болезни, до хрипоты доказывая ей, что разумная жизнь в воде невозможна.