Страница 2 из 11
– Какой же ты… неотесанный! Чурбан! Неучтивый… Эгоист… Ты только о себе думаешь… Ты только умеешь, что говорить гадости. И хихикать втихаря. Видеть тебя не могу…
И так далее, и тому подобное. Невозможно воспроизвести всё, что она сказала: получится целый роман. И не нужно. Таких книг много. Но… Ох, если бы вы слышали, что она говорила. Хорошо, что Вовка не видел этого завершающего акта комедии.
– Мне – что? Надо было соглашаться? – растерянно бубнил я, робко отворачивая голову в сторону.
Она не разговаривала со мной весь вечер. Звенели тарелки в ее нервных руках на кухне и некоторые, слышно было, разбивались. В гостиной она оборвала штору, уронила напольную вазу с криком «заклеишь, если дорога тебе семейная жизнь», залепила подзатыльник сыну (молодой еще, не умеет вовремя спрятаться), разбросала все вещи в спальной комнате, уронила полку в ванной…
И весь вечер тихо плакала. Так жалобно, что мне стало жалко не только её, но и Настю.
И так и не удостоила меня ответом. До сих пор не знаю: как поступать в следующий раз?
…Всё-таки семейного скандала я не избежал. Но понял: прожить жизнь без семейных скандалов невозможно. Семейная жизнь, скажу я вам – сплошная безвыходная ситуация, озаряемая время от времени экспериментами.
Пример воспитания
По субботам в армии был парково-хозяйственный день. Нас выстраивали после зарядки и завтрака в помещении роты в две шеренги, и старшина зачитывал разнарядку зычным голосом. Глотка у него луженая, размером с крупнокалиберную гаубицу. С нескончаемым боекомплектом. Гаркнет так, что аккуратно заправленные кровати приходится поправлять. Мертвого поднимет. И отправит в атаку.
Этим и непобедима наша армия.
«Сидоров, Петров идут на работы туда-то!.. А такие-то и такие – сюда-то!..»
Всех свободных от прямых воинских обязанностей распределит, никого не обидит и не забудет.
Нам, солдатам-срочникам, нравились хозяйственные работы. Даже тяжелые. Уставая от армейского однообразия, развлечься, например, рытьем траншеи – целый праздник. Копнул лопатой – подышал свежим воздухом. Кинул земличку – рассказал пару анекдотов. Посмеялся. Всё развлечение.
Есть солдатская присказка по этому поводу, четкая, как математическая формула: два солдата из стройбата заменяют экскаватор!
Хотя… конечно, не два. У нас были такие отличники боевой и политической подготовки, любой из которых в одиночку мог заменить экскаватор!
Рыть траншеи выпадало не часто. Бывало, вместо рытья отправляли на интеллигентные работы: убирать в бане, библиотеке, солдатском кафе или клубе. Тогда поистине был праздник! В бане можешь поплескаться сколько душе угодно, в библиотеке – книгу почитать, вспомнить забытые слова, в кафе – набить утробу до отвала, не спеша, как на гражданке, в клубе – просто поспать. Работать в помещении одно удовольствие: сверху не капает, снизу не холодит. Расслабляешься, как у себя дома, где можно сколько угодно плескаться в ванной, читать книги, есть до отвала и спать, не вздрагивая от крика «подъем».
…В тот день нас, семерых солдат, отправили на работу в клуб. Меня назначили старшим.
Всё бы хорошо, да не попал в мою команду Серёга Колобков, мой земляк и друг с первого дня службы. Мы всегда неразлучны, спим и едим рядом. На двоих делим все радости и тяготы службы.
Колобок был интересным парнем. Он на турнике летал, как воздушный шарик, привязанный веревочкой к перекладине. И сам был похож на колобок – круглый, как шар, с короткими руками и ногами. Удивительный человек. Тяжелый, если его взвешивать на весах, и вместе с тем легкий, как воздух. И глаза у него, как у Колобка, который и от бабушки ушел, и от дедушки, озорные и восторженные. Даже сейчас, когда он, завидуя, грустно смотрел на меня, глаза светились весельем и отвагой.
Но щеки от обиды отвисли ниже скул…
Жаль друга. Что же получается: я буду пузо греть в клубе, а он плац от снега чистить? Несправедливо. Друзья должны делить поровну радости и горести.
У меня были хорошие отношения со старшиной. Мама иногда присылала мне посылки и не скупилась на дефицит, покупаемый в магазине «Березка» на чеки. Каждую посылку полагалось досматривать.
Поначалу старшина принципиально отказывался от презентов. Я настаивал:
– Угощайтесь, товарищ старшина! Всё равно через полчаса ничего не останется.
Он хмурился и качал отрицательно головой. А однажды, перед Новым годом в посылке оказалась бутылка джина с пестрой, красочной этикеткой. В те годы импортное спиртное можно было купить только в спецмагазинах.
– Это что такое?! – сказал грозно старшина, открыл пробку и понюхал. – Фу! Какая гадость! – поморщился он. – Как только люди такое пьют! Этого я пропустить не могу! Не положено! Пойдем в туалет, выльем!
– Товарищ старшина! – взмолился я. – Разве для того эту жидкость изготавливали за тысячи верст, тысячи километров везли сюда, чтобы бесславно слить в солдатский унитаз?
Старшина задумался. Слова были вескими. Вздохнув, он замер в нерешительности.
– Мама положила ее лично для вас! – убедительно продолжал я. – Она так в письме и написала: лично старшине. На Новый год.
Наверное, старшина подумал, что нельзя такой дрянью марать унитазы. А может, любопытство взяло верх, решил узнать, как такое люди пьют? Он покряхтел, неуверенно кашлянул и оставил бутылку себе.
Отныне я незаметно оставлял при досмотре какие-нибудь презентики, от которых поблескивал взгляд проверяющего, службу нес исправно, и мы подружились.
Поэтому после построения, когда все стали расходиться, я осторожно приоткрыл дверь в каптерку.
– Товарищ старшина! Разрешите обратиться? – выпалил я на пороге, вытягиваясь по стойке «смирно», всем видом изображая послушание.
– Давай!
– Нельзя ли переиграть: Колобкова в мою команду, а из моей команды кого-нибудь вместо него?
Старшина посмотрел на меня рассерженно. Пересматривать приказы в армии не принято. Распоряжение командира святое и не обсуждается. Я подумал: сейчас пошлёт куда-нибудь подальше…
Но он вдруг молча встал, молча вышел из каптерки и крикнул своим калибром:
– Колобков! В его команду. А ты, – ткнул пальцем в первого попавшего солдата, – вместо него. – И, не глядя на меня, зашел обратно в каптерку.
Глаза Колобка не просто засветились счастьем, они у него и так постоянно светились, а изрыгнули сноп веселых искр.
– Ты настоящий друг, зёма! – затараторил он благодарно.
– Брось ты эти благодарности! – отмахнулся я. – Дружба дело святое!
…Предвкушая сладостно текущий день, мы прибыли по месту дислокации веселые и довольные выпавшей удачей.
Завклубом, жена офицера из соседней роты, смерив нас всех оценивающим взглядом, быстро обрисовала объем работ, сердечно пожелала успехов и ушла домой.
А мы с наслаждением начали драить полы…
Клуб был небольшой. Небольшой объем работ вдохновлял нас, и к обеду работа была закончена.
По армейским законам я, как старший команды, должен сразу же отправиться к командиру и доложить о выполненном задании. И попросить дополнительное. Командир (они у нас люди отзывчивые) обязательно найдет новое. Но в жизни всё было несколько иначе. Мы подчинялись заветам народной мудрости, которая гласит: не лезь начальству на глаза, у него и без тебя забот хватает. Какой же солдат будет путаться у командира под ногами? Дайте, мол, мне непосильную работенку, а то я еще не смертельно устал. Явных идиотов в армию не берут. Чем дальше командир, тем спокойнее солдату. И я вам открою еще одну тайну: не только солдату, но и командиру. Когда мы на далеком расстоянии друг от друга, мы расслабляемся.
И моя команда тотчас начала расслабляться, расползаясь по углам, ища пригодные места для сна.
Как всегда, из-за нашего разгильдяйства далеко никто не уполз. Один на подоконнике пристроился, другой на старых, полуразва-лившихся стульях в гардеробе, остальные – на банкетках в холле. Все залегли на виду у главного входа. Заснули сразу. Еще когда ползли.