Существо

– Я уже ничего не могу изменить, – вздохнул Никита. – Да я и пытаться не буду, что силы зря тратить! Но одно я у вас попрошу: не заставляйте меня приближаться к этой штуке.

– Никита!

– Я врать должен? Притворяться милашкой? Если вы так во мне разочаровались – можете сдать обратно в детдом.

– Глупостей не говори! Ты – наш сын, и так будет всегда. Но постарайся принять наше решение. Я не говорю, что твое поведение оправдано, сегодня оно было чудовищным. Только вот наказывать я тебя не буду, первый и последний раз. Делай что хочешь, чтобы в доме не было конфликтов, твоей маме и так придется тяжело в первое время, не добавляй ей проблем. А я, в свою очередь, надеюсь, что ты повзрослеешь и поймешь, как ты должен вести себя на самом деле.

Это Никита как раз понимал получше некоторых – пока его приемные родители оставались слепыми. Им казалось, что они спасли несчастную, обиженную жизнью малютку. А Никиту не покидало ощущение, что они притащили в дом комодского варана, жирную хищную ящерицу, способную убить человека, а ребенка и вовсе заглотить целиком. Он видел это в глазах Существа, когда оно появилось в доме!

Оно не было жертвой, оно было охотником… или чудовищем. Никита лишь надеялся, что сумеет показать это остальным, пока не стало слишком поздно.

Ульяна знала, что не имеет права чувствовать себя несчастной. Но не чувствовать почему-то не получалось.

Вообще-то, ей выпал счастливый билет. В приюте было хуже. Время, проведенное там, Ульяна до сих пор вспоминала с дрожью, а слезы сами собой наворачивались на глаза. Есть люди, которые к любой жизни привыкают – и оказываются на вершине. А вот она так не могла, она чувствовала, что умерла бы, если бы ей не встретились Авиновы.

Но они встретились, и стало лучше. В какой-то момент даже хорошо было! Недолго. Она, может, просто из таких людей, у которых не бывает всегда хорошо…

Сначала вернулись ее страхи. Те самые, оставшиеся с детства, они теперь переродились в комплексы. В один горький момент Ульяна вдруг поняла, что она – толстая и некрасивая, и от этой мысли ей было уже не уйти. А даже если бы она попыталась, одноклассницы мигом напомнили бы ей!

Потом она потеряла брата Никиту. То есть, Никита все еще был рядом и заботился о ней, как раньше. Но он уже не был ей братом – потому что Ульяна влюбилась.

Ей было жутко стыдно за это. Кто ж влюбляется в собственного брата? Позор! Но ведь он, если задуматься, никакой не брат ей… Им было по двенадцать лет, когда они познакомились, так что Ульяна прекрасно знала, что они не родственники. Вначале ей было легко с ним, Никита помогал ей во всем. Но со временем он изменился… Он стал лучше, и она засматривалась на него и краснела, когда он брал ее за руку. Она могла обманывать его, но не себя. Ее любовь перестала быть сестринской…

Хорошо еще, что Никита ничего не заметил! Он умный, однако в некоторых вещах – дурак дураком. А может, ему и в голову не могло прийти, что сестра способна смотреть на него так. Это было ее проблемой, которую Ульяна хотела решить сама, да только не знала, как.

Вот и получилось, что в семнадцать лет она оказалась страшной толстухой, безнадежно влюбленной в прекрасного принца. Да еще и принадлежащего другой! Куда уж тут думать про счастливый билет и свое везение?

Может, и неплохо было бы рассказать все… да только кому? Раньше она любым секретом делилась с Никитой, теперь – понятное дело, что нет. Маме Ире? Плохая идея. Мама Ира – добрая, но болтли-и-ивая… лучше и не представлять. Если поделиться с ней личным, она начнет переживать так громко, что услышит весь дом. И Никита тоже услышит! Стоило Ульяне лишь подумать о таком скандале, как ей хотелось провалиться сквозь землю.

У нее были приятельницы… была даже лучшая подруга. Но в последнее время Ульяну не покидало смутное чувство беды рядом с ней. Вроде как вы улыбаетесь друг другу и все хорошо, но за спиной уже слышно, как точится нож.

Если бы у нее была сестра, было бы легче. Хотя, технически, сестра была – пятилетняя Зоя. Жизнерадостный ребенок, лишенный возможности слышать. Ульяна еще толком не наловчилась с ней общаться, да и какие разговоры по душам в таком возрасте?

А еще была Регина… И с ней все оказалось сложно.

Ее появление стало для Ульяны таким же шоком, как и для Никиты. Но она скандалить не стала, потому что просто не умела скандалить. Она была слишком благодарна своим приемным родителям. Они ведь спасли ее, значит, она не имеет права чего-то требовать у них! Поэтому Никита возмущался и пытался протестовать, а она смирилась сразу. Ее поступок оказался умнее, итог-то один: Регина осталась в доме.

Поначалу Ульяна боялась ее так сильно, что вздрагивала при каждой встрече и старалась побыстрее отвести взгляд. Но однажды она подумала: ей ли шарахаться от Регины? Себя Ульяна считала просто некрасивой. А вот Регина была уродливой – по-настоящему. Ульяна такое уродство раньше только в фильмах ужасов видела!

Каково это: жить, зная, что ты урод? Когда от тебя шарахаются, как от какого-то чудовища, и презирают только за то, что ты живешь на свете? Едва Ульяна подумала об этом, как ее страх сменился жалостью к Регине.

Только вот Регине это было не нужно. Она жила в своем мире и, кажется, ничего не понимала. Мама и папа сказали, что Регина – аутист. Это не значит, что она умственно отсталая. Просто мир она видела по-своему, через какую-то особенную линзу, которую Ульяна даже представить не могла.

Поэтому они толком не общались. Регина провела в их доме уже неделю, но до сих пор не произнесла ни слова. Большую часть времени она сидела в подвале, и Ульяна не догадывалась, чем она там занимается.

Точно она знала лишь одно: когда Регина смотрела на нее этими своими черными глазами, умными, странными, казалось, что это не человек смотрит, а… что-то. То, чему Ульяна не могла дать имя. Никита называл новенькую Существом. Может, это было до чертиков жестоко, но, по-своему, справедливо.

Этой ночью Ульяне не хотелось думать о новой «сестре», семье или даже Никите. Она думала о том, что несчастна – а значит, не благодарна судьбе.

Днем она еще могла отстраниться от всего этого, отвлечься на другие дела. Однако ночью правила игры меняются. Внутренние голоса звучат громче – и говорят они страшные вещи. Проблемы давят сильно, как лавиной накрывают. И вот уже кажется, что она, Ульяна, совсем крохотная, а над ней – целый космос, который хочет ее раздавить… Какой тут сон? Она не спала этой ночью, просто ворочалась с боку на бок, ожидая, пока наступит этот проклятый рассвет, до которого еще целая жизнь.

Поэтому она и услышала шорох. Он был тихим, вкрадчивым, и если бы она спала, этот осторожный звук никогда не разбудил бы ее. Но она-то не спала! Так что от легкого шороха Ульяна вздрогнула и резко поднялась на кровати.

В ее комнате всегда было тихо. В ее комнате и этой ночью было тихо, уж она-то успела убедиться! И вдруг этот шорох, непривычный такой… Как будто что-то мягкое скользнуло по доскам. Или кто-то осторожно провел когтями по стене… Что за мысли?

Она понимала, что это глупо и нереально. Однако ночью было возможно что угодно, поэтому Ульяна напряженно всматривалась в темноту. Ничего! Она успокоилась… почти успокоилась. Она свернулась под одеялом, приготовившись вновь терпеливо ждать рассвета.

Шорох повторился. На этот раз ей точно не почудилось! Что-то скреблось, ползло, так близко… Но где? По стене – или за стеной? Или под кроватью, прямо под Ульяной?

Ей следовало бы убеждать себя, что это лишь маленькая мышка. Да только вот звук был слишком громким для мышки, слишком глухим. Никакие доводы рассудка здесь не помогали, Ульяна не могла даже представить, что вызвало этот шорох. Она была семнадцатилетней девушкой, почти взрослой – но в этот миг она снова чувствовала себя маленькой девочкой, дрожащей от ужаса.

Ей нужно было спросить, кто здесь, однако голос не подчинялся ей. Ульяне казалось, что словами она привлечет к себе ненужное, опасное внимание. Лучше уж не нарываться, подождать, тогда оно уйдет само…