Страница 48 из 122
Она вырывалась, громко кричала, глотала жадно воздух ртом, захлёбываясь от сильного ветра и осыпала его спину сильными ударами рук.
Но Павел крепко держал её в своих руках, и лишь на мгновение, опустив её у дверей автомобиля, открыл их, и с силой усадил её на переднее сидение. Закрыв двери, он стремительно обогнул капот машины, и сел на водительское место, моментально заблокировав все двери изнутри.
– Открой дверь! Я хочу уйти!
Он повернул голову и внимательно посмотрел на неё.
– Нет, я сказал! Ты никуда не уйдёшь!
– Зачем ты возишься со мной? У меня больше нет денег, нет богатого дома. Отпусти меня. Я хочу сейчас быть только одна…
Она куталась в его шарф, словно в его тёплой машине было нестерпимо холодно.
– Милана, нам нужно серьёзно поговорить, – тихо произнёс Павел и посмотрел в её глаза.
– А я не хочу говорить с тобой! Знаешь, чего я хочу больше всего сейчас? Чтобы меня все оставили в покое. Я хочу быть одна, а не с кем-то. Не хочу, чтобы лезли мне в душу. Не хочу никаких разговоров. Мне сейчас выть хочется, а не говорить с тобой по душам. Что нового ты мне скажешь? Что я нравлюсь тебе? Поверь сейчас это то, о чём я меньше всего хочу слышать и уж, тем более говорить об этом. А если ты просто решил пожалеть меня, то я в твоей жалости не нуждаюсь.
Она выпалила слова и, закрыв лицо руками, снова заплакала.
Павел смотрел на неё молча. Через мгновение, повернул голову в лобовое стекло и, развернув машину, поехал на выезд из посёлка.
Милана отвернулась от него к окну.
Она чувствовала, как её тело сотрясает сильная дрожь, зубы начинали стучать, ей было то жарко, то холодно. Она прикрыла глаза, пытаясь мысленно найти хоть какую-то твёрдую опору в своём нынешнем обречённом состоянии, но не находила.
Павел протянул правую руку и коснулся ладонью её лба.
Ольховская резко открыла глаза и отбросила его руку в сторону.
– Отстань!
– Милана, у тебя сильный жар. Тебе нужно срочно переодеться, потому что твоя одежда, мокрая от снега. Тебе нужна тёплая постель, лекарства и отдых.
– Я ничего не хочу. Мне теперь всё равно.
– Что это за разговоры? Ты взрослая женщина, а не маленький ребёнок, соберись. Нужно бороться, а не раскисать.
Она с усмешкой на него посмотрела.
– А я думала ты садовник по профессии, а не психолог человеческих душ.
Романов снова внимательно посмотрел на неё.
– Садовник, не сомневайся. Но просто, как взрослый человек считаю, что чтобы не случилось в жизни, нужно уметь держать себя в руках. Ничего хуже смерти быть не может, поверь мне. Это уже тогда исправить ничего нельзя.
Она усмехнулась.
– Философ! Ты мне лучше скажи, откуда у тебя такая дорогая машина? Устроился на новую работу? Или выиграл в лотерею?
Она с интересом во взгляде рассматривала его дорогую одежду и холёный вид его сегодняшней внешности.
– Это моя машина, – ответил он ей спокойно.
– Надо же, у простого садовника такая машина, одежда, манеры говорить. Может ты подпольный миллионер, который иногда бросает свой ослепительный мир роскоши и уходит в гущу простого народа, чтобы окунуться в его атмосферу бренного существования. Или как Николай I делаешь это, для того, чтобы держать всё под контролем своей власти?
Павел снова внимательно на неё посмотрел.
– Ну почему же подпольный, скорее легальный. А за сравнение с историческим персонажем, особенно моим однофамильцем большое спасибо! Кстати, эта личность мне очень импонирует. И раз ты привела его в пример, то наверняка понимаешь, о чём я говорю. Учитывая тот факт, сколько он всего сделал за период своего правления для страны в целом.
Милана внимательно на него смотрела.
– Только ты сама насколько я знаю, тоже не живёшь, среди простого, как ты выразилась народа? – снова обратился к ней Павел.
Она отвернулась от него и, посмотрев в боковое стекло, тихо ответила:
– Я там больше не живу.
Милана повернула голову и снова посмотрела на него.
– Куда ты меня везёшь?
– В город. К себе домой.
– Я не поеду в город. Останови машину!
Павел нажал на педаль тормоза, и когда машина остановилась, внимательно посмотрел на неё.
– Почему не поедешь?
– Не хочу возвращаться туда больше никогда. Отвези меня к женщине, у которой я хотела снять жильё.
– Нет.
– Что значит, нет? Тебе трудно, что ли?
– Я тебе уже сказал, что больше тебя никуда не отпущу. Не хочешь в город, давай останемся в посёлке.
– Что значит останемся? И ты тоже?
– Милана, я думаю тебе лучше поберечь силы, а не растрачивать их сейчас со мной в пустых разговорах и выяснении отношений. Я всё равно сделаю так, как считаю правильным. И всё, что сейчас нужно сделать тебе, это принять мой выбор. Потому что так сейчас будет лучше для тебя, поверь мне.
– Я всю жизнь только и делала, что принимала чужой выбор, который делали за меня. Отец, потом муж… а теперь ещё и ты снежный ком на мою голову. По какому праву ты распоряжаешься моей жизнью? Ты для меня никто. Никто в моей жизни, понимаешь?
Павел снова коснулся рукой её лба.
– Отстань!
Она отбросила его руку.
– Милана, у тебя чудовищный жар!
Он тронул машину с места и увеличил скорость.
– Приляг на сидение и прикрой глаза. Мы скоро будем на месте.
Парировать ему у неё больше не было сил. Она понимала, что он прав. Её состояние, казалось, ухудшалось с каждой секундой. Жар, распространяющийся по телу, удушал и не давал возможности нормально дышать, глаза болели, голова раскалывалась на части. Она прислонилась лбом к прохладному стеклу и прикрыла глаза.
Павел сделал ещё два поворота руля и подъехал к невысокому деревянному забору. Он быстро вышел из машины и подошёл к дверям, помогая Милане выйти на улицу. Проводив её в комнату, он снова вышел на улицу и, открыв ворота, загнал автомобиль во двор.
Когда вернулся в дом, сразу же направился в комнату, в которой оставил Ольховскую. Она по-прежнему сидела на полу в верхней одежде, и, прислонившись затылком к стене, смотрела перед собой, не моргая в одну точку.
Павел опустился перед ней на колени и осторожно коснулся рукой её плеча.
– Милана, тебе нужно переодеться. Вставай, я помогу тебе. Ты слышишь меня?
Она медленно повернула к нему голову и внимательно на него посмотрела.
– Я уже в твоём доме, как ты и хотел. Что тебе ещё от меня нужно? Что вам всем от меня сегодня нужно? Господи, ну почему меня не оставят все в покое. Я так хочу побыть одна. Уйди! Исчезни! Испарись в воздухе! Дай мне побыть одной!
Слёзы брызнули из её глаз, и она закрыла лицо руками.
Павел смотрел на неё молча. Он не знал, что в данный момент, можно сказать, и сделать, чтобы её утешить. Как помочь ей избавиться от сильной боли, которая была сейчас в её душе.
Она снова подняла на него свои глаза полные слёз.
– Послушай, разве я прошу о многом? Я просто хочу побыть одна. Я хочу умереть, исчезнуть с лица земли, чтобы больше никого не видеть и не слышать. Господи, как же я хочу умереть! Как же я хочу, чтобы больше не было никаких мыслей. Не болело сердце, не ныла душа от жуткой боли. Как я хочу, чтобы стало легко внутри, как было раньше…
Она плакала навзрыд и билась в истерике, с силой ударяя кулаками в пол.
Павел обхватил её руками за плечи, крепко прижимая к своей груди.
– Пусти! Пусти! Пусти меня! Я тебя ненавижу! Ты такой же, как все. Такой же! Пусти! Я тебя ненавижу!
Она вырывалась, осыпая его ударами рук по лицу. Но его сильные ладони удерживали её крепко. Он тихо шептал ей на ухо слова, пытаясь успокоить, касался губами её волос и старался, как мог из последних сил удерживать её на месте.
Её хрупкое тело в один миг превратилось в неудержимую яростную силу. Она билась в его руках, словно птица, пойманная в силки. Стресс и отчаяние сделали её неимоверно сильной. И даже ему мужчине, как он всегда считал, достаточно сильному и крепкому было сложно удержать её на месте. Её истерика и яростный гнев покидали дозволенные рамки и превращались в неконтролируемое безумство.