Страница 14 из 15
Теперь перед ней замелькали различные персонажи, которых она охотно оживляла в своем воображении: бородатый цыган Мелькиадес, Хосе Аркадио Буэндиа, решивший из обычной лупы сотворить боевое оружие, его бедная жена Урсула, у которой волосы вставали дыбом от безумных идей своего мужа…
Неожиданно сзади послышались чьи-то шаги. Девушка испуганно обернулась. И кто решил потревожить ее в такой момент? Ася увидела невысокого старика, одетого в бежевую рубашку и коричневые брюки. На его сморщенном и улыбчивом лице была длинная седая борода. Он шел медленно и осторожно, оглядываясь по сторонам. Казалось, будто старик от кого-то прятался в этом лесу. Он остановился у сосны, оглядел ее и проворчал:
– Вот они – проделки вчерашней грозы. А всем теперь скакать козликом.
Однако скакать козликом старичок не стал, а всего лишь перешагнул через сосну. Обернувшись и посмотрев на Асю, он с улыбкой произнес:
– Приятного чтения, барышня!
– Спасибо! – улыбнулась в ответ девушка.
Затем старичок медленно побрел по узкой лесной тропе. Ася вновь вернулась в Макондо. Роман захватил девушку, сделав своей заложницей, из плена которого она даже не собиралась освобождаться.
Ей нравилось находиться с книгой в этом лесу, немного странном, молчаливом и довольно гостеприимном, словно старец-отшельник, живущий на окраине города, вдали от шума и суеты, и уставший от вечного одиночества; здесь вдохновляло все: свежий воздух, пение птиц и солнечные лучики, весело пробиравшиеся сквозь кроны деревьев.
Чуть поодаль, в густых ветвях орешника, что-то зашевелилось. Почти каждую ветвь кустарника обвивал сползающий вниз плющ, который медленно раскачивался из стороны в сторону, словно качели. На изгибе этого самого плюща сидела фея размером с детскую ладошку. С каждым раскачиванием фея смеялась, беззаботно перебирая в воздухе ногами. Ее тонкие и прозрачные крылья, совсем как у бабочки, переливались в лучах солнца всеми цветами радуги. Длинные кучерявые волосы феи золотисто-кофейного цвета развевались от одного лишь касания ветерка и спадали на короткое шелковистое платье из лепестков колокольчика. Черты лица феи, как и ее фигура, отличались особой изящностью, и если бы фея была статуэткой, тогда это могло значить лишь одно – над ней поработал очень талантливый мастер. Кожа этого удивительного создания была нежной, пастельно-розовой, словно цветки миндаля. В глазах сочного травянистого цвета искрились задорные солнечные отблески. Ее звали Вирсавия.
Вторая фея сидела на ветвях, скрестив ноги. Она поддерживала руками лист орешника и читала с задумчивым видом. На зеленой бархатистой поверхности просвечивались тонкие золотистые фразы-вензеля. Казалось, что кто-то украсил ими только один лист для разнообразия. Имя этой феи было Альвина. Она могла похвастаться такой же изящностью и таким же волшебным цветом кожи, как и ее подруга. На Альвине красовалось легкое платье, сотканное из первозданной чистоты и свежести белоснежных анютиных глазок. Ее светло-лиловые пряди, гладкие и блестящие будто шелк, едва касались плеч. Глубокий и завораживающий взгляд светлых глаз проникал сквозь прожилки листа, на котором было чье-то послание.
– Ох уж эта Мирра со своим незабудковым садом! – вздохнула Альвина, совсем по-детски нахмурив брови.
– А что случилось? – поинтересовалась Вирсавия, продолжая раскачиваться на плюще.
– Сад захватила какая-то страшная болезнь. Цветы заражены и чахнут. А ты знаешь, как трепетно моя сестра относится к своим незабудкам. И теперь Мирра не прилетит ко мне в гости, хотя обещала еще в мае. И она совсем не знает, что делать с цветами. Как мне все это не нравится!
– А ты, конечно же, хочешь, чтобы все было по твоему велению, и цветов тебе вовсе не жаль? – покачала головой Вирсавия.
– Это что же получается, я такая бессердечная? – обиделась Альвина. – Тем более я совсем не разбираюсь в цветах и уж подавно не знаю, как их лечить.
– Кажется, я знаю, как ей помочь, – улыбнулась подруга. – Помнишь, тетушка Марта как-то подарила мне порошок из мухоморов, настоянный на отваре из целебных трав? Этим порошком мы посыпали ландыши. Они тогда заразились чертополоховой чумой. Я скажу тетушке, и она вышлет порошок твоей сестре вместе с сойками.
– Какая замечательная идея! Пусть высылает! – обрадовалась Альвина. – А пока сестричка будет лечить свои незабудки, я отправлюсь на Жукоигры без нее. И тогда не придется уговаривать ее, чтобы взглянуть на них хоть одним глазком, – будто бы в оправдание себе сказала фея, осторожно взглянув на подругу.
Как же Вирсавия не любила эти Жукоигры, хоть там ни разу и не была. Но слухи есть слухи. Феи верили слухам безоговорочно. К счастью это или к сожалению. Как правило, Жукоигры устраивали жуки со всего леса, и они были явно не для хрупких фей, а исключительно для грубых жуков. А появиться на таком мероприятии феям считалось такой нелепостью, будто прилипнуть крыльями к медовым сотам, над которыми суетятся пчелы. Однако некоторые из фей все же осмеливались посещать Жукоигры, причем довольно часто, в том числе и Альвина, которая не могла жить без различного рода сумасбродств. Никто не знал, чем они ей так нравились.
– Снова Жукоигры! Твоя голова, Альвина, наверное, забита ореховой скорлупой, раз ты постоянно о них думаешь, – вздохнула Вирсавия, бросив в сторону феи ответный взгляд, полный неодобрения.
– Опять ты меня отчитываешь, словно какого-нибудь клеща! – недовольно загримасничала фея.
И началось: у каждого должны быть свои предпочтения, и нет ее вины в том, что феи совершенно не понимают Жукоигры. И вообще, ей всегда казалось, что феи Озерного затишья – престранные существа. Они обожают много различных радостей, которые дарит им жизнь, и в то же время с особой легкостью воздвигают нелепые препятствия только для того, чтобы эти радости не оказались слишком доступными.
А Вирсавия лишь качала головой. Не жуки ли заколдовали ее подругу на своих играх, раз та потеряла способность здраво рассуждать?
Закончив свои рассуждения, Альвина дотронулась указательным пальцем правой руки до листа, и надпись мгновенно растворилась. Тотчас в руке феи появилась маленькая тонкая зеленая тростинка, которой она принялась медленно выводить узоры, подобные тем, которые еще несколько мгновений назад были здесь. Написав ответное послание своей сестре и упомянув про тетушку Марту с ее порошком, фея дунула на листок, и слова-узоры, превратившиеся в золотистую пыль, легко высыпались с гладкой поверхности листа, взмывая в небо невесомым облачком света. Теперь лист был девственно чист. Послание долетит до Мирры прежде, чем сядет солнце, и опустится на том листе, который окажется ближе всего к фее.
Тем временем Вирсавия спрыгнула со своих зеленых качелей на ветвь орешника, где сидела ее подруга, и случайно заглянула в щель между покачивающимися от небольшого ветерка листьями. Выражение лица феи озарило мгновенное любопытство и крайнее удивление. Она приподнялась и будто замерла, раздвигая листья в сторону, чтобы лучше было разглядеть.
– Что ты там такое увидела? – с любопытством поинтересовалась Альвина, поднявшись с ветки и встав рядом с подругой.
– Смотри, – таинственно прошептала Вирсавия.
Феи принялись тихо наблюдать за девушкой, затерявшейся в глубине леса. Девушка читала книгу, даже не подозревая о том, что находилась под прицелами четырех любопытных глаз.
– Впервые вижу здесь человека! – Альвина была изумлена.
– Особенно с книгой. Обычно они проходят мимо, исчезая среди деревьев. А мы расшумелись.
– А что, если нам попробовать заговорить с ней? – игриво предложила Альвина, довольная тем, что появление этой девушки положило конец их бесполезному спору.
– Ты что, никак невозможно! У людей свой язык. Ты же знаешь.
– Мало ли чего я знаю… Хотя да, лучше не стоит, – призадумалась фея. – Вот вспомнила сейчас нашего друга Августа. И взбрело же ему как-то раз попытаться заговорить с маленьким мальчиком, а тот поймал его и посадил в банку. Счастье, что мальчик оказался раззявой и споткнулся об корягу, валяющуюся на тропинке. Банка скатилась в овраг, разбившись о камни. Повезло Августу.