Травма

  - Хоть убей, не помню ни черта! - громкий крик, заставил мои глаза снова открыться. Я увидел, что теперь и Мухтар не спит. Его глаза блестели в рассветном полумраке.

  - Чё то мы с Бурым рамсовали, когда в больничку ехали. - Женя дёргал себя за волосы, как будто хотел достать воспоминания, которые были где-то там, под скальпом.

  - Я ему говорю на хрена ты её завёл, а он мне говорит, я же не знал, что ты туда руку сунешь. А куда?

  Так и не вспомнив куда он засунул свою руку, Женя перенёсся сразу же в кабинет к доктору.

  - А врач такой матёрый...- Женя стиснул зубы и потряс огромным кулаком. Видимо врач был такой же породы. Я сразу представил себе мордастого громилу в белом халате. - Ну чё говорит, братан, два пальца ты проебал. Надо ампутировать. А я ему, надо. так ампутируй ё-моё...Он мне га-арит, а ты не ссышь? А я ему га-арю: Ты где тут сыкло видел? Ну, говорит, как знаешь. Взял шприц и в нескольких местах мне руку обколол. А потом, пошарил в своём ящике, и достаёт...Думаете чё? - Здесь Женя выдержал паузу. - Здоровые такие кусачки...

  "Нет!" - я больше не мог это слушать. Я сделал умоляющую гримасу и зажмурился, как будто мне сейчас самому будут кусачками откусывать пальцы. Краем глаза я увидел, что Мухтар положил обе ладони на лицо, словно хотел закрыться от всего этого кошмара.

  Но десантник был беспощаден.

  - Берёт он эти кусачки, значит. Чё слабо десантура! - эти слова Женя прорычал. - Я говорю, давай сука, знай наших. Он кладёт мою руку на стол и ЩЁЛК! ЩЁЛК!

  Эти щелчки отдавались во всём моём теле. "Какая ерунда! - думал я, - какая мерзкая ерунда. Неужели это может быть правдой. Два взрослых здоровых критина. Один накуролесил, а второй просто так за не фиг делать отхерачивает у него два пальца. Да ведь бывает их даже замораживают, чтобы пришить. А тут вот так запросто...

  - А чё это за врач был? - спросил я, когда отошёл от шока.

  - Да вот на него чем-то похож, только поздоровее, - Женя кивнул в сторону Мухтара. - Калмык, может быть киргиз.

  Тут я понял, о ком он говорил. Это был тот же мужик, который сверлил мне ногу. Я запомнил эти раскосые глаза, и в них не было цинизма, присущего врачам. В них была любовь. Любовь к тому, что он сейчас делает. Как это прекрасно сверлить в человеке дырки дрелью, да ещё и без наркоза, как весело, когда с хрустом откусываешь два пальца у здоровенного лба, которого просто взял на слабо̀.

  Уже к утру, Женя сильно изменился. Он стал похож на шарик из которого внезапно выпустили воздух. Его отёкшее лицо теперь не выражало никаких эмоций, кроме вселенской грусти, он лежал, с прикрученной к здоровой руке капельницей и смотрел в потолок. Мы с Мухтаром как обычно поднимали себе настроение, травя анекдоты и делясь байками из жизни. Несколько раз мы пытались вовлечь в весёлый разговор нового соседа, но он не реагировал ни на одну из предложенных тем.

  Иногда он подносил к глазам забинтованную руку, будто не мог поверить, что там под бинтами уже нет привычной пятерни, что этот улыбающийся калмык с кусачками в руках не был кошмарным сном.

  - Женя, а ты где работаешь? - вдруг спросил Мухтар. Я предчувствовал, что этот вопрос будет болезненным, поэтому не задал его сам.

  - На заводе, токарем...- уныло пробасил Женя продолжая рассматривать руку.

  - А эти...эти пальцы...без них будет сложнее? - любопытство казаха брало верх над чувством такта.

  - А сам то как думаешь? - тяжело выдохнул Женя. - Не знаю вообще, как сейчас работать буду.

  Это были последние слова, которые мы услышали от него в этот день и ещё в последующие два дня, которые он находился в палате. Парня накрыла жуткая депрессия. Наверное, им овладело это скверное чувство - сожаление о сделанном. Ведь если отбросить все предыдущие события, даже эту дурацкую травму, самым глупым поступком было просто так отдать свои пальцы, часть своей плоти. И всё это на кураже, ради бахвальства. Ночью я слышал, как он скрипел зубами от фантомной боли. Пальцев уже не было, а они продолжали болеть. Интересно, сколько бы он отдал, чтобы прокрутить всё назад. Наверняка бы с радостью согласился, чтобы после первого августа сразу наступало третье. Иногда было слышно, как он всхлипывает, глотая слёзы. У него была семья, но за эти три дня к нему так никто и не пришёл. Не пришёл не один друган, с которыми они братались и готовы были сдохнуть друг за друга ещё несколько дней назад. Братаны, где же Ваше хвалёное братство?

  Женя отбыл приличный для "нехорошей кровати" срок в три дня и ушёл на дембель. Одновременно с ним отчалил Лёха. Он ушёл в очередной отпуск, после очередной операции на запястье и вопрос его возвращения в больницу был вопросом времени.

  КРОВАВАЯ ЖАТВА

  Один день наша палата оставалась непривычно пустой, зато на следующий день я обзавёлся сразу двумя новыми соседями. Справа поселился огромный татарин по имени Рустам. Его масштабы были настолько велики, что его ноги не умещались на стандартной койке, и торчали ещё на полметра, перекрывая проход. Одна нога великана была туго забинтована ниже колена. Сквозь бинт просачивалось свежее пятно крови. Рустам был добродушным малым лет двадцати пяти и походил на большого ребёнка. Он даже боль переносил по-детски морщась и хныкая.

  - Ой, больно-то как, не могу терпеть, - стонал он, то и дело садясь на кровати и хватаясь за ногу. После нескольких уколов обезболивающего и капельницы ему стало лучше, и состояние облегчения тут же отразилось на лице большого ребёнка улыбкой.

  - Фуф, немного отпустило, - он закурил и откинулся на подушку. По его крупным скулам ручьями скатывался пот.

  - Ну чё, рассказывай! - Любопытный казах приподнялся, подложив подушку под спину.

  - Чё рассказывать то, - улыбался татарин. Сигарета между двух мясистых пальцев казалось не толще палочки для чистки ушей.

  - У нас тут как на зоне, брат, - улыбался Мухтар. - Каждый, кто заходит в хату, рассказывает за что его замели. Я не переставал удивляться такому глубокому знанию тюремного быта простым программистом.